— А ты как относишься к ней? — настороженно спросил Нечуев.

— Как надо, так и отношусь. Али я из другого теста слеплен? А если нахожусь на собачьей должности тут, так это еще не значит...

— Ну, тогда извиняй, Юшков, что остерегался тебя, — неловко улыбнулся Нечуев и уже доверительно сообщил ему: — Бастовать будем мы. Воскобойникова выручать.

Прохор встречал рабочих у литейной и тоже договаривался с ними о выручке Тимофея. Одни соглашались без особых раздумий, другие нерешительно мялись.

— Как ежели все, то и мы не отстанем, а самим нам начать не с руки. Непытанное это дело. Кто его знает, как обернется. Как бы вслед за Тимофеем не угодить.

Разные мысли и чувства владели людьми. Большинство сходилось на том, что помериться с хозяином силами — и время и случай самые подходящие. Выгорит дело — тогда и в дальнейшем можно будет смелее вести себя с ним. Некоторые не прочь были поозорничать, посмотреть, как хозяин начнет беситься, и были уверены в своей безнаказанности, если не станут наперед вылезать, а поглядывать на все из-за спин других. Были и противники затеваемой заварухи, опасавшиеся ее худого исхода и не желавшие слушать никаких доводов.

В шишельной Петьку Крапивина сразу же поддержали те рабочие, которым он давал читать запрещенные книжки. Глядя на них, соглашались и другие, но при условии, если начнут бастовать литейщики. А Спиридон Самосеев плюнул, выругался и еще задолго до гудка принялся за работу.

Разговаривать с хозяином от имени всех рабочих вызвались Прохор Тишин, Нечуев и Петька Крапивин. Вагранщик Чубров посмотрел на них и неодобрительно качнул головой.

— Надо мужиков настоящих, а чего эти парнишки смогут? — указал он на Петьку и Прохора. — С ними хозяин и разговаривать не захочет. Давайте так лучше: Гаврюху Нечуева, меня и вот хоть Трофима Ржавцева. И ростом мы подюжее и годами постарше. Намного сурьезней дело пойдет.

Десятники видели, что рабочие о чем-то сговаривались, но стоило приблизиться к ним, они, умолкая, расходились, чтобы потом собраться опять и шушукаться.

— Чего это они?.. Об чем разговор?

Но отмалчивались даже и те, которым затея с забастовкой приходилась не по душе.

Прогудел гудок, а никто за работу не принимался.

— Оглохли, что ль? — крикнул Семен Квашнин.

Сдельщиков незачем понукать, они сами всегда стараются, чтобы минута зря не прошла, а за теми, кто на поденке, — только смотри: вместо того чтобы землю просевать да скарб собирать, они рады-радешеньки поволынить.

Но, к удивлению Квашнина, и сдельщики не приступали к работе. Одни сидели и покуривали у опок, другие бесцельно слонялись по цеху, заглядывая в модельную, в обрубную да в шишельную, а некоторые вышли во двор посидеть там на свежем воздухе. Только человек десять разложили свои инструменты, нагребли землю и принялись формовать, но то один, то другой рабочий, проходя мимо, задевал ногой за опоку, и разрушалась неокрепшая земляная форма.

— Ты что?.. Ты зачем это?.. Зачем портишь?..

— А ты зачем стараешься? Против своих идти вздумал? Все равно не дозволим.

Посильнее удар ногой по опоке — и обваливается земля.

Не зная, что делать, приказчик Минаков и десятники ушли к проходной ожидать приезда управляющего или самого хозяина.

Первым прикатил Лисогонов, и ему сразу бросилось в глаза скопление у ворот всего цехового начальства.

Узнав о случившемся, не заходя в контору, управляющий заторопился в литейную. Минаков и десятники шли за ним.

— В чем дело? — войдя в цех, строго спросил Лисогонов.

Рабочие поднялись с мест и молчали.

— Я спрашиваю, в чем дело? — повысил управляющий голос.

Нечуев, Трофим Ржавцев и Чубров подошли к нему.

— Так что, господин управляющий, рабочие требуют Воскобойникова вернуть, — проговорил Чубров.

— Что значит вернуть? Коляску за ним послать?.. Я его никуда не отправлял. Он — что?.. После праздников не проспался еще?

— Полиция арестовала его.

— А я тут при чем?

— Ну не вы, так сам хозяин пускай вызволяет. А пока Воскобойников не появится, работать не станем, — заявил Нечуев.

Лисогонов подернул плечом, метнул взгляд на одного, на другого из стоявших поблизости рабочих и отчеканил:

— Немедленно за работу. Считаю до трех...

— Это вы можете и до десяти сосчитать, а только ничего не изменится, — заметил Чубров.

— От пристава научился. Тот все горазд считать... — крикнул кто-то.

— Не трать, Чубров, слова попусту. Сам приедет — с ним и поговорим, а с этим чего язык обивать, — пренебрежительно махнул рукой Нечуев.

Управляющий понимал: чем больше он станет горячиться, тем хуже будет ему. Дело еще не бывалое, и решать его надо самому Дятлову. Конечно, хорошо было бы, не дожидаясь хозяина, навести на заводе порядок, но окриками и угрозами этого не достичь.

— Всем, кто будет работать сегодня, — двойная оплата пойдет. Десятники работающих перепишут. Ну?..

— Подождем, когда накинешь еще, — с усмешкой отозвался Нечуев.

Дятлов был озабочен недостачей людей в цехах: многие все же ушли, не польстившись на новые условия летнего договора, — и о том, что происходило на заводе, не мог даже подозревать. Приехал — и огорошили его неожиданной новостью. У него на заводе — забастовка. Это ли не срамота?..

Трудная задача была перед ним, и он терялся, опасаясь решить ее опрометчиво. Прикидывал так и сяк, и все выходило в ущерб самому себе. Лисогонов советовал немедленно разогнать всех и на некоторое время завод закрыть, чтобы потом набирать людей сызнова. Но об этом легко говорить, а что делать с заказами? Отказаться от них и платить неустойку? Когда и кого наберешь опять? Окажутся такие, что попадешь из огня, да в полымя. На уступку пойти, поехать к полицейским властям и сказать, чтобы Воскобойникова отпустили? Тогда рабочие и вовсе свою силу почувствуют. Уступишь на пядень, а потянут на сажень. Вот как обернуться все может.

Долго ходил из угла в угол по своему кабинету, но выходить ничего не мог. А время шло. Каждый час, каждая минута — в прямой убыток. Как в жизни все переменчиво! Давно ли за пятачок в день людей нанимал, и не счесть, сколько их еще оставалось, а теперь чуть ли не по полтиннику им отваливай, а они нос воротят да еще смеют свои условия выдвигать.

Но как ни поноси непокорных — проку от этого нет.

— Что же будем делать, Егор?

— Чтобы вам, Фома Кузьмич, свой престиж соблюсти — разогнать, — стоял на своем Лисогонов.

— А потом самому в трубу вылететь?

— Ну, так они завтра черт знает чего захотят. А как объявите, что завод закрыт будет, — увидите, сразу все присмиреют.

— Вот уже не гадалось, не чаялось...

В полицию главных зачинщиков передать? А остальные могут также потребовать, чтобы вернули их, как требуют сейчас вернуть Воскобойникова. Была на заводе полиция, и от этого лучше не стало.

В коридоре перед дверью хозяйского кабинета, ожидая распоряжений, стояли десятники. Управляющий увидел среди них Квашнина и набросился на него:

— Тебе чего надо тут? Забыл, зачем в цех приставлен?.. Живо память растяну, если коротка стала.

И Квашнин опрометью побежал в литейную. Подсовывался то к одним, то к другим рабочим, стараясь хоть краем уха услышать, о чем говорят, а они упорно не хотели общаться с ним. Подойдет — замолчат. Попробует свое слово вставить — не ответят и разойдутся. По всему видно, что прознали, зачем его управляющий в десятники перевел. От кого только, как?.. Вроде бы осторожно держал себя... Потребует Георгий Иваныч доложить, кто и что говорил, а он ничего знать не знает. Хоть нарочно придумывай. Такой день выдался, дело заварилось такое — сразу можно бы в лучшем виде себя перед управляющим и перед хозяином показать, а выходит так, что впору провалиться сквозь землю.

Рабочие знали о приезде хозяина и готовились к встрече с ним.

— Не отступаться от своего, и шабаш! Крепче держитесь все.

С минуты на минуту ждали, как явится Дятлов и начнет всех пушить, а он неторопливо, словно будучи навеселе, вошел в цех и, как ни в чем не бывало, со смешинкой спросил: