Больница была небольшая, муниципальная. Так что дорогими катафалками тут и не пахло.

Я попросил Мусю снизиться до высоты пяти метров. А вдруг выдачи моего тела уже тоже кто-то ждет? Я поискал взглядом знакомые лица. Группки скорбящих родственников кучковались возле входа в учреждение. Кто-то пил водку на морозе, закусывая бутербродами с салом. Кто-то искренне горевал. Кто-то не мог справиться с шоком. Таких было видно по глазам: широко открытым и не верящим в реальность происходящего.

Внимательно оглядев всех присутствующих, знакомых я не обнаружил.

— Твои подъедут через пару часов, — заметила Муся.

— Ну и какого фига мы сюда так рано приперлись? — ответил я с раздражением.

— Я думала, ты хочешь посмотреть место… — машина умудрилась интонацией передать обиду. Да настолько удачно, что мне действительно стало немного стыдно.

— Вот еще, — ответил я, — нафиг оно мне надо… хотя… знаешь, да, ты права. Мне стоило на это взглянуть. А что, после этого все сразу на кладбище поедут?

— Да, Антон, — сказала Муся, — иногда еще заказывают службы поминальные в храмах. Или в этой часовне, — к моему удивлению, небольшая церковь у морга мигнула желтым; интересно, это проекционный экран такой на окне? Или другая технология? Надо спросить будет потом, — но твоя мама отказалась от этой части.

— А что, священник на кладбище будет, да? Ну, там, молитвы читать? Рассказывать про покойного?

— Тоша, ты что, на похоронах ни разу не был? — притворно удивилась Муся.

— Не был, — ответил я, — и что такого? Когда бабушку хоронили, я на хозяйстве остался. Но, кажется, да — ее сначала в церковь возили.

— Ясно. В общем, нет. У тебя будет только гражданская панихида, непосредственно у могилы.

Я промолчал. Меня сложно назвать примерно верующим, хотя я и крещеный. Наверно, отпевание и все дела денег стоят. А до сегодняшнего дня мама не знала, что я что-то оставил… наверно, разумно было экономить, в конце концов.

— Понятно. Значит, тут ничего интересного не будет…

— Ну, кроме выноса тела, — добавила Муся.

— По-твоему это интересно?

— Мы, искусственные личности, немного зациклены на теме смерти. Тебе это сложно будет понять, для тебя это неизбежность, биологически запрограммированная. Ты с детства знаешь, что умрешь. А с нами все не так просто. Поэтому да, мне интересно все, что с этим связано. Я еще очень молода, и несу свою первую вахту.

— Да ладно, — отмахнулся я, — тело-то все равно не настоящее. Меня там нет! Это же подделка! Так что не так уж и интересно, да?

— Это Айа тебе так сказал?

— Да… а что?

— Нет, ничего, — поспешно ответила Муся, — ничего. Значит, так и есть.

— А вот на кладбище я бы побывал, — продолжал я, — на свою могилу посмотреть все-таки надо.

— Думаю, тебя больше интересует кто придет на похороны. А не просто могила, — мне показалось, или в ее голосе послышались нотки ехидства? Не слишком ли быстро этот автомат приобретает черты реальной личности?.. а даже если так — уверен ли я, что это плохо? Если она будет совсем как настоящая?

— Может и так, — ответил я, и зачем-то добавил, нарочито грубо: — тебе-то что?

Когда гроб опускали в могилу, был закат. Такой же, как тогда, когда я прыгнул: ярко-алый, при почти ясном небе. Большая редкость для столичного региона.

Сам гроб был закрытым. Так что взглянуть на свое мертвое лицо у меня не было никакой возможности.

Если честно, я боялся, что на похоронах мама будет совсем одна. От этого ее было как-то совсем жалко. Но мои опасения были напрасными: народу было довольно много. Известные тиктокеры, экстремальщики и просто ребята из разных молодежных тусовок. Довольно много знакомых лиц. Многие держали в руках черные жезлы. Это мне показалось странным. Разве на похороны принято ходить с такими штуковинами?

Скорби было мало. Наоборот: на кладбище было непривычно шумно. Ребята делали стримы. Кто-то выпивал и закусывал. Были даже смешки, которые вовсе не казались мне неуместными.

Когда гроб опустили, те, у кого в руках были черные жезлы, одновременно подняли их над головой.

Лена тоже тут была. Стояла рядом с мамой. Они о чем-то тихо разговаривали. Мама даже слегка улыбнулась в ответ на ее реплику.

Когда народ потянулся, чтобы бросить горсть земли на мой гроб, я медленно пошел к выходу. На душе было странно. Вроде бы и хорошо все. Не знаю, как бы я пережил мамины слезы, здорово, что их не было. И Лена молодец, все как надо сделала — не сомневался в этом. Наверно, дело было в неизвестности, которая ждала впереди. Именно поэтому у меня был холодок в груди, как будто от предвкушения чего-то хрустяще-свежего, нового…

— Привет! — Лена подошла сзади совершенно неожиданно, я даже вздрогнул, — интересный прикид! — добавила она.

Я оглядел себя, только теперь сообразив, что приперся на собственные похороны в термокомбезе. И без режима невидимости.

— Э-э-э… — попытался ответить я, но не смог выдавить ничего вразумительного.

— Ты из трейсеров? — продолжала Лена, преградив мне дорогу.

— Э-э-э… с чего ты взяла?

— Фигура зачетная. С чего бы вдруг такой спортсмен вдруг на похороны приперся. Знал Антона, да?

— Ну, как бы…

— И говоришь так, как трейсеры, — улыбнулась Лена, — то есть, почти никак. Я Лена, — сказала она, протягивая ладонь, — будем?

— Антон… — на автомате ответил я, слегка сжав ее замерзшую ладонь — мы оба были без перчаток. И только после этого сообразил, что имя можно было бы и выдумать.

— О как! Тезка, значит, — сказала Лена, — хорошо знаком был? — она кивнула в сторону моей могилы.

— Ну, так… знал, можно сказать, — я пожал плечами.

— Что-то ты какой-то реально потерянный… друг был?

— Друг… — согласился я.

— А мы так и не подружились толком, — вздохнула Лена, — теперь жалею…

— Бывает…

Лена вздохнула.

— Так ты все, валишь, да? — спросила она.

— Вроде того. Что еще делать-то?

— Ну, ребята поминки организуют. Но я не хочу. Итак, если честно…

— Понимаю тебя.

— Ты за рулем?

Я чуть не ответил «нет» — по привычке. И только потом сообразил, что моя новая тачка, в правильном образе «Бэхи» ждет меня у ограды кладбища.

— Ага, — кивнул я.

— Докинешь до города?

— Да без проблем!

Лена попросила отвезти ее в Измайлово, к какой-то подруге. Я забил адрес в навигатор (якобы навигатор, конечно), и уверенно положив руки на руль, тронулся. С пробуксовкой и дрифтом. Понятия не имею, для чего мне этого понадобилось. Просто захотелось сделать так — и все тут.

Первые пятнадцать минут Лена молчала, сосредоточенно листая что-то в Инстаграме. Потом отложила телефон, но продолжала молчать.

Я тоже молчал какое-то время. Просто не знал, как начать разговор. А потом скосил глаза и посмотрел на пассажирку.

Лена беззвучно плакала, тихонько вздрагивая.

— Эй! — сказал я, — ты чего?

Лена всхлипнула.

— Ну, слушай… понимаю все — но так правда нельзя. Ему бы не понравилось, что ты плачешь.

Лена прижала ладони к лицу и зарыдала уже в голос.

Я снова замолчал, решив больше не вмешиваться. А смысл, если получилось только хуже?

— Это… я. Моя вина есть… — сказала Лена еще через пару минут, сквозь очередной всхлип, — жадность…

— О чем ты? — осторожно спросил я.

Лена убрала руки от лица и посмотрела на меня заплаканными глазами.

— Ты правда его друг был, да? — спросила она, сдерживая всхлипы.

— Правда, — уверенно ответил я.

— Обещай тогда, что никому болтать не будешь. Мне выговориться надо. А подруг нормальных нет. Они точно все растрындят мгновенно.

— Обещаю, что болтать не буду.

— Ты вроде нормальный парень, — Лена оглядела интерьер машины, словно впервые его увидев, — хотя и мажор.

— Я не мажор, — возразил я.

— Что, на нахайпил так круто? Впрочем, не важно. Я поговорить хочу.