— Муся… — позвал я, удивляясь, каким сухим и скрипучим стал мой голос, — полетели домой.

Девчоночий голос грустно вздохнул. Потом сказал:

— Тоша, я теперь твой дом…

— Тоша? — рассердился я, — какого фига?

— Извини, я думала, тебе приятно будет.

— Меня даже родная мать так не называет! Не называла…

— А как она тебя называет? — спросила Муся; я про себя отметил это обращение в настоящем времени. И впервые проникся к этому автомату симпатией.

— Ну… по-разному. Но чаще всего Антон.

— То есть, как все остальные? Ну ладно. Могу просто Антоном звать, если…

— Хотя стоп, — перебил я, — можешь называть меня Тошей. И даже Тохой. Если вдруг захочешь. Я не против.

— Ладно Тош, — сказала Муся.

— Но давай все-таки полетим к моему… бывшему дому? Ладно?

— Я не знаю, где он находится. Нам такой информации не дают.

Я вздохнул и назвал адрес. После этого машина взлетела, оставляя внизу сказочные вершины.

Когда мы оказались возле дома, я долго не решался заглянуть в окна своей квартиры. Просто сидел возле подъезда в машине, которая снова выглядела как обычное престижное авто. Благо нашлось свободное место на парковке.

Я долго не мог разобраться в своих эмоциях. Почему я не хотел посмотреть, что происходит? Как мама держится? Неужели я боялся? А, если так, то чего именно? Маминых слез? Или полного равнодушия?

Если быть совсем честным — мне не хотелось видеть ни того, ни другого. Но разве могла быть какая-то середина, которая меня бы устроила? Не знаю. Но это странное состояние мне совершенно не нравилось. Едва ли это был настоящий страх все-таки. Скорее, дискомфорт. Как от камешка в туфле.

Сжав челюсти, я заставил себя сказать:

— Двенадцатый этаж, второе окно справа от входа. Сможешь нас туда поднять так, чтобы я мог заглянуть внутрь? И чтобы никто нас не заметил?

— Полминуты, — ответила Муся, — сделаем. Надо только отвести глаза нескольким людям, которые сейчас на нас смотрят.

Я не ответил. Только неотрывно смотрел в окно, ожидая, когда мы начнем подниматься.

Мама никогда не задергивала шторы в большой комнате, даже в темное время. А сейчас, днем, даже тонкая тюль была сдвинута в сторону.

Мама ходила по комнате и вытирала пыль специальной тряпкой, изредка брызгая на мебель полиролью. Я помнил этот запах, который почему-то маме нравился, но раздражал меня. Впрочем, об этом я предпочитал благополучно помалкивать.

Мама наводила порядок. Точно так, как это делала всегда на выходных. Словно бы и ничего не случилось. На минуту я даже засомневался: может, ей еще не сообщили? Но потом заметил, что большое зеркало, видневшееся через распахнутые двери в прихожей, накрыто огромным махровым полотенцем. Кажется, так делают так, когда кто-то в доме умер.

Сначала я почувствовал, как с плеч свалилась огромная гора. Теперь я точно знал, что мама — не пропадет. А потом вдруг к горлу подкатил ком. Это было странное чувство: вроде печалится не о чем. Да, моя жизнь изменилась очень сильно — но разве не об этом я так мечтал? Я разом получил то, о чем другие не смеют и помыслить. У мамы вроде тоже все хорошо будет… так что не так-то?

Я отвернулся от окна и задумчиво посмотрел вдоль улицы. И не сразу обратил внимание на знакомый ярко-красный длинный пуховик, который часто надевала Лена, когда мы встречались в городе.

Я пригляделся. Да, это была именно она! Шла, сосредоточенно нахмурившись и глядя себе под ноги.

— Давай вниз! — скомандовал я.

— Я не могу приземлиться на дорогу, — ответила Муся, послушно начиная спуск, — за сектором наблюдают. Глаза отвести — нужно время.

— Я выпрыгну! Я же могу стать невидимым, да? Айя вроде говорил…

— Да, конечно. Только Асот не забудь!

Я схватил брелок, оставленный на пассажирском сиденье вчера вечером. Как же тут включить невидимость-то? Айя не сказал… тогда я сделал то, что хорошо работало с Мусей, пока она не начала говорить. Пожелал это. И увидел, как моя рука растворилась в воздухе!

Только спрыгнув с высоты двух метров в снег, я понял, что невидимость вовсе не защищает от погоды. Было довольно прохладно. А на ногах у меня были только носки, мгновенно намокшие. «Еще только простыть не хватало, — с досадой подумал я, — и наследить, вдобавок…»

Я сделал шаг, потом оглянулся. К моему удивлению, никаких следов не наблюдалось. Неужели сложно при таком раскладе было сделать так, чтобы хотя бы ноги не мокли!

Едва я успел это подумать, как тут же почувствовал, что ледяная влага из носков исчезла. Теперь стопам было сухо и комфортно.

Я улыбнулся и шагнул вперед. Как раз вовремя — для того, чтобы успеть аккуратно перехватить закрывающуюся за Леной дверь, и скользнуть в подъезд.

К счастью, лифт приехал большой, грузовой. Иначе я не был уверен, что решился бы ехать с Леной в узкой кабинке. Очень уж легко было задеть случайно. А она бы наверняка дико испугалась.

Не обнаружив звонка, Лена уже подняла кулак, чтобы постучать, но тут дверь открылась. На пороге стояла мама в домашнем халате. Увидев Лену, она улыбнулась уголками рта, и приглашающе махнула рукой.

— Лена, верно? — произнесла она, — я Людмила Валентиновна. Проходи.

Теплый воздух из квартиры пах домом. Наверно, поэтому я застыл на пару секунд и не успел скользнуть в дверь вслед за Леной.

Постояв немного в нерешительности: может, открыть дверь с помощью Асота? Эта штуковина наверняка могла это сделать. Но почему-то я не решился. Было ясно, для чего Лена пришла. Не сомневался, что она исполняла мое неофициальное завещание. А мне почему-то не очень хотелось видеть, как мама отреагирует, узнав, что я оставил ей довольно много денег…

Вздохнув, я молча спустился вниз. Постоял какое-то время невидимым у подъезда.

Начинался снег. Подняв голову, я ловил ртом пушистые снежинки, как в детстве. И очень старался поменьше думать и чувствовать.

— Ты знаешь, в какой морг отвезли ме… то есть, тело, которое вместо меня? — спросил я Мусю без особой надежды на положительный ответ. В конце концов, она ведь просто контур управления моим необычным транспортом, а не универсальный шпион.

— Конечно, знаю, — неожиданно ответила она, — летим туда?

Я подумал секунду.

— Стоп. То есть, где мой дом — ты не знала. А в какой морг отвезли мое тело ты вдруг знаешь?

— Ага, — мгновенно ответила Муся, — я не знаю, почему от нас скрывают домашние адреса наблюдателей. Чаще всего это выясняется довольно быстро. Но сами получить такую информацию мы не можем, факт. Наверно, остаток какого-нибудь древнего протокола.

— Древнего протокола, говоришь…

— Ага. Но это только предположение.

— Ладно, — сказал я, — раз уж знаешь, где тело — то полетели туда.

— Если тебе вдруг интересно, — продолжила Муся, — то опознание состоялось еще вчера. Следствие не возражает против выдачи тела. Твоя мама утром договорилась с похоронной конторой, так что, скорее всего, и похороны будут сегодня.

— Ого! — удивился я, — не думал, что это так быстро!

По крайней мере, теперь ясно, почему мама порядок наводила. Наверно, к поминкам готовится.

— Обычно нет, — чуть насмешливо сказала Муся, — но тут, похоже, Айа постарался.

— Вы знакомы?

Муся фыркнула.

— А как думаешь, кто меня перегнал на парковку? И потом, он единственный мастер-оператор склада. Так что именно он меня активировал. Других приемных родителей я не помню.

«Приемных родителей?» Только теперь я понял, как мало знаю про родной мир Айа. Это что же, у них автоматы считаются живыми? Ладно, потом выясним. По ходу дела.

До больницы добрались минут за пятнадцать. Глядя сверху, догадаться, где находится морг было не сложно: во-первых, возле него на специальной парковке стояли специальные автобусы с табличками «ритуал», во-вторых — рядом был небольшой храм.