— Что-то в этом роде, — кивнул Айа, — только намного хуже. Потому что паразитические черви, которые поражают позвоночных, хотя бы не разумны. А эта пакость обладает разумом, волей и даже желаниями.
— Ну и почему бы вам просто его не уничтожить? — я пожал плечами, — раз вы такие могущественные? Так сказать, освободить нас? Уверен, с нашими правительствами вы бы договорились о благодарности, и все такое. Если, конечно, этот паразит и правда нам угрожает.
— Ты сомневаешься? — Айа раскрыл глаза чуть сильнее, — ну и зря. Давай я тебе покажу кое-что прежде, чем мы двинемся дальше.
— Показывай, — я пожал плечами, — чего уж там.
А йа повел правой рукой и, повинуясь его жесту, вся правая стена, вместе с развешанными на ней полками исчезла, превратившись в огромный экран.
То, что там происходило, было мне известно. Очередной школьный расстрел, который устроил съехавший с катушек изгой. Кажется, месяц назад дело было. После этого с новой силой начались заморочки с пропускной системой, а у меня, как назло, чип в карте-пропуске сломался…
Запись была полная, без купюр и блюра. Смотреть было неприятно — в конце концов, я нормальный человек. Меня такие вещи печалят и злят тем, что сделать уже ничего невозможно.
— А ты ведь даже не сильно удивлен. Верно? — сказал Айа, оценив мою реакцию, — вы уже привыкли. Как привыкли ко многому другому. Цифровая эра сильно ускорила процесс заражения. Вы быстро адаптируетесь к жестокости.
— Да, да, — вздохнул я, — уже понял. Людская жестокость — это страшный паразит, который сжирает нашу цивилизацию и не дает выйти в космос… допустим, я принял это. Тем более, что выбора уже нет. Так что давай ты просто расскажешь мне что делать, и я сделаю вид, что поверил во всю эту хрень…
— Ну вот, — вздохнул Айа, — только я решил, что ты умнее чем кажешься… нет, Антон. Через период жестокости проходят все цивилизации. Только он обычно довольно короткий. Как только приходит понимание, какие конкурентные преимущества для развития дает эмпатия — трансформация происходит очень быстро. Всего за два-три поколения гены, ответственные за агрессию и умение наслаждаться большую элиминируются из популяции. А то, что ты видишь — проявление вовсе не человеческой природы. Давай-ка я тебе покажу кое-что еще.
Кровавая бойня с экрана исчезла. Вместо нее появилось изображение какого-то ночного переулка, по левому краю которого шел высокий кирпичный забор. Несколько секунд ничего не происходило. А потом в поле зрения, воровато озираясь, вошла ссутуленная фигура в черном. Когда на миг ее лицо, скрытое капюшоном, попало в полосу света от ближайшего фонаря — я узнал стрелка.
Он присел, мощно оттолкнулся и повис на заборе. Я немного поморщился — его техника оставляла желать лучшего. Но, как бы то ни было, через пару минут кряхтения и сопения, он перемахнул через преграду. Камера последовала за ним.
За забором оказалось кладбище.
Стрелок долго пробирался между могил, сверяясь с одному ему ведомыми приметами. Наконец, через несколько минут он остановился перед каким-то старинным, полуразрушенным строением. Затем достал что-то из кармана и поместил это на замшелом камне у входа в склеп. Чиркнула зажигалка, потом еще раз. Парень ругнулся, потряс ее, и попробовал снова. В этот раз ему удалось зажечь толстую черную свечу.
Сразу после этого он рухнул на колени, и стал что-то быстро тараторить. Потом снова полез по карманам, достал что-то и швырнул это на камень возле свечи. Послышался звон стекла; содержимое склянок (или пробирок?) растеклось несколькими темными кляксами.
— Он что, типа, сатанист? — прокомментировал я.
— Тс-с-с! — Айа приложил ко рту мохнатый палец, — сейчас самое интересное.
Свеча потухла от дуновения ветра. Парень осекся и встал. Начал отряхиваться, бормоча что-то вроде: «Какого хрена я тут…»
Я ухмыльнулся уголком рта. И эта полуулыбка так и застыла на моем лице — потому что стрелок больше не был на кладбище один.
Рядом с ним возникла фигура, как будто сотканная из чистой тьмы. По сравнению с ней сама ночь не сильно отличалась от дня.
Парень отступил на шаг назад. Потом сложил руки в странном жесте. И фигура двинулась на него. У этой тьмы были руки, ноги и голова. И вот эта голова стала расти, разрушая человеческие пропорции. Потом, на контрасте со светом фонарей на ближайшей кладбищенской аллее, я разглядел пасть с острыми как шипы черными зубами. Эта пасть росла, пока не достигла размера человеческого роста.
Кажется, стрелок дрожал, когда эта штуковина надвигалась на него. Но убежать даже не пытался.
На миг парень исчез во вспышке тьмы. Это произошло резко — я даже отпрянул рефлекторно. А потом тьма исчезла. Стрелок снова стоял у входа в склеп. Он отряхнулся, пнул ногой огарок свечи, и бодрой походкой пошел обратно к забору. Когда он перепрыгивал через препятствие — это было настолько технично и красиво, что я даже немного позавидовал.
— Что это было? — спросил я, — демон? Какая-то потусторонняя сущность?
— Я же сказал, — вздохнул Айа, — это был паразит. Они гнездятся на вашей планете. Эта штуковина способна полностью поглотить того, в кого вселится, оставив только оболочку. Но есть один нюанс — войти в тело человека он может только в том случае, если тот этого хочет и призывает его.
— А кто делал съемку? — спросил я, — ты сам?
— Нет, — Айа покачал головой и грустно опустил уши, — не я. Другой наблюдатель.
— О, и он не имел права вмешиваться? Оставил это просто так? — заинтересовался я, — странная работенка, если честно… как спать-то после такого? Если знал, но не предотвратил?
— Он пытался, — снова вздохнул Айа, — но, к сожалению, не смог. Он погиб.
Я не испугался, конечно. Но мне впервые с момента начала нашего разговора стало по-настоящему любопытно.
— Как? — спросил я.
— Вероятно, был убит паразитом, — ответил Айа, — к сожалению, он пренебрег системами защиты по какой-то причине…
— Ясно, — кивнул я, — получается, теперь мне нужно будет выслеживать тех, кто впустил внутрь паразита? И что потом дальше делать? Сообщать тебе? Ты ведь не зря сказал, что нужен наблюдатель? Если бы требовалось уничтожать паразитов, то ты бы сказали, что нужен уничтожитель, или, там, чистильщик?
— Верно, верно, Антон, — если бы рот Айа не был скрыт густой шерстью, я бы решил, что он улыбается, — нам нужен именно наблюдатель. Но, боюсь, все не так просто. Выследить инфицированную особь совсем не сложно. По моим оценкам, паразит уже заразил до сорока процентов населения. Это близко к критическим показателям, после которой начинается разложение и угасание цивилизации. Паразиты ведут себя по-разному. Многие почти сразу убивают зараженные миры, и потом ждут миллионы лет, пока какой-нибудь незадачливый скаут другой цивилизации ступит на поверхность погибшей планеты. Но тот паразит, который поселился на Земле, необычно умный. Он намеренно сдерживает свои аппетиты, чтобы дать возможность земной цивилизации достаточно развиться. Освоить космические запуски. И направить свои споры к другим системам.
— Получается, чтобы избавиться от этой штуковины, нужно убить сорок процентов населения?.. — меня вдруг пронзила неприятная догадка, — постой ка… это не ты придумал ковид?
Айа сначала широко растопырил уши. А потом громко заухал.
— Нет, Антон, — наконец, ответил он, успокаиваясь, — это земная биосфера чувствует чужое присутствие. И борется как может. Ты ведь в курсе, какую роль в истории человечества сыграли эпидемии? Чума, лепра, холера, сифилис, корь, эбола… Такого не бывает с обычными, чистыми цивилизациями. Даже с другими видами на Земле такого не бывает. Временами погибало до половины всего населения. Но паразит, увы, все равно умудрялся уцелеть.
— Тогда я не понимаю… что я могу сделать? Как помочь? Просто смотреть, как людей пожирает эта гадость?.. Но зачем?..
— Я ксенобиолог, Антон, — ответил Айа, — и однажды мне удалось найти цивилизацию, которая смога побороть паразита. Причем она сделала это самостоятельно, еще во время темных веков, до технологического взрыва. Несмотря на то, что мы вышли на контакт, и те существа были готовы к сотрудничеству — мы не получили рецепт излечения. Потому что информация о том периоде в их истории была очень скудной. Предания говорили только о том, что одному герою удалось найти уязвимое место этих «злых духов». И таким образом спасти свой мир. Теперь мы все ищем это уязвимое место, Антон. Я и мои человеческие помощники — наблюдатели.