— Называй меня Молот.

— Да, господин Молот!

— Просто Молот...

Я собрал трофеи: мечи, два лука, запас провизии из вяленого мяса, сухарей и нескольких запечатанных бутылок местного пойла.

Лагерь я сжег, оставив один шалаш нетронутым, на всякий случай. Может, пригодится скрываться в лесу — неизвестно, что меня ждет. Трофейных лошадей взял с собой, связав их в одну сцепку.

Вечернее солнце красным лучиком проблескивало меж макушек деревьев, играя в золотистых волосах, раскинутых по девичьему стану на белой лошади. Тида ехала впереди, указывая путь в деревню Ксилон.

***

Дорога вывела из леса и спустилась в долину к реке, в живописной пойме которой раскинулась деревня. Деревянные дома сгрудились вокруг центральной улицы с небольшой площадью. Соломенные крыши и потемневшие стены построек органично вписывались в окружающий пейзаж.

Редкие огоньки мерцали в маленьких оконцах домов. Деревня спала. Тида бросилась к отчему дому, барабаня в дверь:

— Откройте, я вернулась!

Скрипучая дверь распахнулась, выплюнув на порог перепуганных домочадцев.

— Доченька! — вскрикнула статная женщина с седыми висками, кинувшись обнимать Тиду.

Дородный бородатый мужик и двое моложавых парнишек с опаской поглядывали на незнакомца в продырявленной одежде, пропитанной засохшей кровью.

— Папенька, это Молот! Воин, спасший меня от работорговцев, — выдохнула Тида, кидаясь в объятия к отцу и братьям.

Изба отца Тиды оказалась ухоженной и чистой. Мне выдали сменную одежду: длинную рубаху и льняные штаны, а мою забрали в стирку и починку.

Посреди просторной комнаты возвышался потемневший дубовый стол, повидавший немало застолий. Мать Тиды разложила на нем вареный картофель, сало и огородные разносолы. Отец девушки притащил склянку с беловатой жидкостью.

— Попробуйте, господин, сам настаивал, — улыбнулся он, откупорив бутыль и плеснув мне сразу половину деревянной кружки.

После тяжелого дня я с удовольствием отхлебнул ядреный крестьянский самогон. Терпкий запах сивушных масел и крепкий спирт приятно обожгли глотку. Я зажмурился. Градусов шестьдесят, не меньше... Я крякнул и затолкал в рот шмат соленой капусты. Звонкий хруст наполнил комнату. Крестьянин под пристальным взглядом жены сглотнул слюну, налив мне еще.

— Налей себе, — указал я жестом.

— Барк,меня зовут Барк, господин.

— Посиди со мной, Барк.

Барк улыбнулся и плюхнулся рядом на скамью, торжествующе посмотрев на супругу. Мол, ничего не могу поделать, господин желает, чтобы я тоже выпил. Та, нахмурившись, молча махнула рукой и поковыляла в соседнюю комнату.

— За вас, господин! — Барк поднял чарку и залпом опустошил ее, закусив лоснящимся куском сала. — Откуда вы, господин, и куда направляетесь?

— У меня счеты с носителями древней магии, тебе что-нибудь известно о Фиморрах?

— Я... зачем вам это? — крестьянин поднял густые брови и почесал бороду. — Слава богам, ведьмы давно уничтожены!..

— Не все...

— В наших краях их точно нет, у нас другая напасть...

— Какая? — я подлил ему самогона.

Глаза Барка вдруг потухли, а голос задрожал:

— Завтра день полной луны, и мы должны принести жертву Люпусу.

Барк вздохнул и поведал мне о многолетнем проклятии родного поселения. Каждое полнолуние на жертвенной поляне в лесу крестьяне привязывали одного из жителей Ксилона, на кого падет черный жребий. Человеческая жертва — это угощение для Люпуса — кровожадного существа, похожего на человека-волка.

Люпус пожирал человека и до следующей полной луны никого не трогал. Если не совершить обряд, то чудовище целый месяц убивало людей, работающих в полях и скот, забредший в лес. Тогда жертв становилось гораздо больше.

Как и когда он появился, никто не помнит. Его пытались подкараулить, устраивая засады на жертвенной поляне. Но зверь чуял опасность и не приходил, если на поляне находился ещё кто-нибудь, кроме привязанной к столбу жертвы. Обращения к королю ничего не дали. Солдаты Королевского легиона месяцами жили в деревне, но так и не смогли никого поймать, а после их ухода зверства Люпуса только усиливались.

Многие жители покинули деревню навсегда, но большинству некуда идти. Каждый с ужасом ждал ночи полной луны. Освободить от выбора страшного жребия мог любой доброволец, который согласится занять место выбранной жертвы. Многие старики так и поступали, когда выпадал черед их семей. Вставали вместо своих детей и внуков. И стариков в деревне почти не осталось.

— Почему вы не устроите облаву? — спросил я. — Нужно прочесать лес.

— Мы обыскали каждый куст и не нашли ни единого следа его присутствия. Бывалые охотники говорят, что Люпус живет не в лесу, а приходит из Преисподней и обычное оружие его не берет.

Вот и первые следы магии в этом мире... Мне во что бы то ни стало надо повидаться с выродком. Возможно, он — ключ к моему возвращению.

Мы допили бутыль. Барк снабдил меня шерстяным пледом и проводил в уютную сараюшку доверху набитую сеном:

— Не обессудьте, господин Молот, переночуете здесь, а завтра, если желаете, подыщем вам пустующий дом.

— Доброй ночи, Барк, — прокряхтел я, скидывая сапоги и заваливаясь на копну.

— Ох, недобрая эта ночь, — вздохнул тот. — Последняя ночь перед полнолунием. Спокойно вам ночи, господин Молот...

***

Проснулся я с рассветом. Деревенский двор встретил щебетанием птиц и запахом сена. Я спустился к реке, омывавшей деревню и, скинув одежду, нырнул в воду.

Прохладная вода разогнала кровь и уничтожила остатки сна. На берегу мирно паслись коровы. Неподалеку на пристани бабы полоскали белье, о чем-то переговариваясь и поглядывая на меня. Я вылез из воды и, прикрывшись рукой, спрятался за куст, где лежала моя одежда, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Я поднял голову и увидел Тиду, наблюдавшую за мной с крыльца своего дома. Смутившись, она тут же укрылась в доме.

После завтрака Барк отвел меня к зажиточному подворью, где проживал деревенский староста. Крепкий бородатый мужик лет пятидесяти встретил меня колким подозрительным взглядом:

— Надолго вы к нам, господин Молот?

— Еще сам не знаю, хорошо тут у вас, думаю, еще задержусь.

Мы обговорили с ним продажу трофейных лошадей и оружия, захваченного уработорговцев. Я не разбирался в местных ценах, и мои интересы представлял Барк. Торгаш из него никудышный, поэтому хитроватый староста остался вполне доволен заключенной сделкой. За все добро я получил сорок два золотых и двадцать пять медяков. Как я понял, один золотой равен ста медякам.

С такой суммой, по местным меркам, я обрел статус обеспеченного человека, и мог позволить себе купить дом или раба. Жаль, что нет таких денег, чтобы выкупить собственное прошлое...

Меня разместили в заброшенном доме по соседству с усадьбой Барка. Как оказалось, его прежняя владелица погибла месяц назад. Небольшой домишко с единственной комнатой оказался довольно уютным. Кто-то успел там навести порядок и застелить топчан свежевыстиранным бельем. Жена Барка вручила мне мою одежду, чистую и заштопанную.

Я купил у местного кожевника лоскуты выделанной кожи и бечеву, и уединился в своем временном жилище, заперевшись изнутри.

Вечером, кто-то постучал. Я глянул в щель — на пороге переминалась Тида с подносом в руках. Я грохнул засовом, и дверь впустила девушку внутрь.

— Я принесла ужин, — пролепетала она, глядя мне прямо в глаза.

Платье из беленого льна обтягивало упругую молодую фигуру. Шнуровка на груди небрежно разошлась, открывая соблазнительный вырез. Лоснящиеся волосы с запахом лаванды аккуратно заплетены в золотистую косу. Совсем не похожа на ту замарашку в бесформенном балахоне, которую я отбил в лесу у разбойников.

Она поставила поднос на стол и игриво взглянула на меня, не торопясь уходить. Вглазах сверкали бесенята, а уголки губ слегка тронула улыбка.