Но если в Христовой церкви и соборность и выбор идут свыше по нисходящей лестнице от неба к земле, а не наоборот, то значит ли это, что попирается земля, что деспотически уничтожается низшее? Ничуть. Разве индивидуальность апостолов попиралась? Разве свобода их уничтожалась, когда они были около Господа, Который действовал с вполне независимой от них силой, властью и авторитетом? Разве Господь, организуя их единство, действовал насильственно, не уважая их прав? Нимало и ни в чем. Затем апостолы шли на проповедь, основывали общины, организовывали их апостольской властью в отдельные церкви. Разве они тем нарушали свободу и права членов этой общины? Защищая свой апостольский авторитет, разве они покушались на самостоятельность людей? Ничуть. Свобода и все права оставались у каждого и безусловно уважались. Ничего насильственного не вводилось. Но апостол приходит и призывает людей свободно сгруппироваться вокруг себя, чтобы своей свыше данной силой преобразовать их в живой организм. У всех остается полная свобода идти или не идти, вступить в организм или не вступить, и у каждого остаются полные права, вступив в организм, действовать в нем по своим личным, индивидуальным свойствам. Но организующим центром, направляющим все к нормальной жизни и цели, и источником сил и власти остается апостол. Тут отношение такое же, как души к телу, как семени к земле, в которой оно прорастает. В здоровом состоянии организующее начало вполне властвует над неорганическими элементами, хотя их законы и силы нимало не нарушаются. Плохо было бы, если б низшие неорганические атомы взяли власть над организующим атомом или клеткой. Наступило бы разложение и смерть организма. То же и в церковной организации. Каждому принадлежит свобода вступить в организм или не вступить. Индивидуальные свойства каждого, как и свойства того или другого неорганического элемента, вполне сохраняются. Действия и функции их нимало не нарушаются: став живой частью организма, они приобретают власть над подчиненными им элементами и действиями, как и центры нашей нервной системы имеют подчиненными себе центры и функции организации; по высшим, центральным началом все же должна остаться душа общины, из которой и исходит органическая сила и идея.

Это было утром после дня чудесного насыщения Господом в пустынном месте истомившейся и голодавшей пятитысячной толпы народа пятью хлебами; после того, как эта толпа, объятая восторгом, хотела захватить Его и сделать своим царем, а Он тайно скрылся от нее по водам через море на противоположный берег; после той бурной ночи, когда ап. Петр, пылко устремившись к Нему по волнам, едва не потонул от охватившего его маловерия. Народ, с рассветом увидев, что Иисуса нет посреди его, начал искать Его и наконец нашел в Капернауме. И вот Сердцеведец встречает их проникновенными словами, в которых вскрывает их душевное настроение, может быть, неясно сознаваемое ими самими: Истинно, истинно говорю вам: вы ищите Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Под видом своего преклонения пред учителем они хотели в сущности воспользоваться Им для удовлетворения своих земных аппетитов.

В ответ на их вожделения Господь произносит Свою неисчерпаемо глубокую беседу о хлебе небесном. Он говорит им, что не о своей земной, телесной пище, которая все равно не избавит их от тления, они должны думать, а о небесной, духовной, которая даст возможность жить вечно, и которую могут получить только от Него; что не о том они должны стараться, как бы воспользоваться Его силой для своих материальных целей, а о том, как бы самим духовно Ему отдаться с безусловной верой, как носящему на Себе печать Бога Отца, как посланному Им, как сшедшему с небес истинному хлебу жизни. Когда послышался ропот, Господь, не входя ни в какие препирательства, еще точнее определяет свою положительную мысль. Он, и только Он один, есть источник вечной жизни; и лишь тот ее получит, кто сольется с Его духом своею верой, сольется столь неразрывно и всецело, что чрез приобщение себя Ею плоти и крови станет внутренним, сокровенным участником Его духовной личной жизни.

Великий день, когда произнесены были эти духовные, таинственные речи, был критическим днем в земном служении Господа. Оставленный многими даже из своих учеников, Он резко изменяет характер Своей общественной деятельности. Прежде он стремился в народ, ходил, окруженный его толпами, поучал и исцелял открыто. Отселе Он по возможности скрывается от народа, замыкается в среду Своих избранных учеников и готовит их к Своей смерти и воскресению.

Жизнь церкви, этого таинственного тела Христова, имеет в основных своих чертах некоторое сходство с земной жизнью Господа. И это по весьма понятным причинам Земная жизнь Господа слагалась из сочетания двух сил: силы Его Божественной Личности, влекущей людей к Себе, в небесную область его внутренней, духовной жизни, и силы людей, отстаивающих свои низменные, земные, материальные интересы и вожделения. Эти же силы действуют и в жизни земной церкви. Дух Христов неизменно живет в ней, благодатно соединяясь с свободой продолжателей Его дела на земле, и людская природа в своей самоотстойчивости осталась более или менее та же самая. То, что было в тесной рамке Палестины, перенеслось только на широкую арену мира. Что произошло при Божественной свободе Господа в три с половиной года, то неопределенно и неравномерно растягивается, при более широком районе действия, слабой духовной энергией и своеволием людей в долгие периоды, ведомые одному Отцу неизреченной вечности.

Настоящее время напоминает мне едва брезжущее утро знаменательного дня капернаумской проповеди о небесном хлебе.

Что христианские народы мятутся, что они не видят среди себя прежнего Пророка и Учителя, что они разбрелись и всюду ищут Его, — это несомненно. Но это — только внешнее сходство последнего момента, оно лишь вводит нас в глубину истории и во внутреннюю природу того, что мы сейчас переживаем. Спросим историю: что послужило толчком к тому, что под знаменем Евангелия сгруппировались столь многие народы, такие разнообразные общества людей, иногда совсем неподготовленных? Несомненно, она ответит, чудесное насыщение и обновление проголодавшегося и обессилевшего древнего мира. Пред появлением христианства прежние идеалы были все изжиты, в душе — голод, ничем ненасытимый, материальные источники народного благоденствия иссякали, общественная и государственная жизнь приходила в полное расстройство, тоска и отчаяние овладевали лучшими сердцами, и мир для них был мертвой пустыней, откуда нельзя было ждать никакого спасению. Но вот Христос чрез Своих апостолов влили свежие силы в дряхлевший организм; мало-помалу на крови мучеников возникала новая жизнь; учение Евангелия вносило свет доброй совести и с нею внешнего благоустройства; новые идеалы и воззрения бурно отливались в старые формы, под влиянием мощной духовной энергии избранников, устремившихся ко Христу, мир как будто воспрянул и душевно и физически. Само собой, так сказать, косвенно — и государственная, и общественная, и частная жизнь стала изменяться к лучшему под лучами новой, небесной благодати истинных последователей Христа. Отсюда в глазах языческого мира христианство стало считаться уже прямо символом будущего исторического развития, под Его знамя собралось все жаждущее жизни, к нему приходят новые народы, около него слагаются новые царства. Так сошлось вокруг Евангелия, как некогда вокруг Христа, то разноплеменное, разнохарактерное, иногда совсем к нему внутренне не подходящее общество, которое носит в настоящее время общий титул христианского.

Но вместе с тем тогда же начали обнаруживаться те же самые земные эгоистические инстинкты толпы, какие проявились и после чуда насыщения пяти тысяч пятью хлебами. Как в тот вечер хотели Господа сделать земным царем, так и теперь в Риме в сумерках разлагающегося древнего мира стала смутно носиться в воздухе стихийная наклонность облечь преемников Христа земной властью, чтобы чрез то воспользоваться Его чудесной силой для своего материального устройства. И тут произошло нечто таинственное, прообразованное той знаменательной ночью, которая предшествовала капернаумской проповеди.