– Посмотри, Никки, может быть, ты тоже там есть, – упрашивала Арлина.

– Нет меня там, что толку смотреть? – Все-таки я бросил ленивый взгляд на список. Что это?! Неужели? Моя фамилия? – Боже мой! Так не бывает! – Я протер глаза, снова глянул. Точно, ошибки нет. «Сифорт, Николас Э.» Чудеса в решете! – Кажется, я стал гардемарином, – тупо пролепетал я.

Онемев от такой «нелепости», я пошел по коридору, ничего не видя перед собой. Гард Дженкс подставил мне подножку, и я растянулся бы, не поймай меня вовремя другой гард. Это был Джефф Торн.

Добравшись до койки, я плюхнулся на спину, поднял над собой руку, уставился на серую материю рукава. Кадетский цвет. Скоро будет синий гардемаринский. Я гард? Странно все это…

– Арлина! Когда церемония?

– Завтра в полдень.

– Не верится.

– Ночью поверится.

Последняя Ночь! К издевательствам кадетам не привыкать, над ними издеваются все кому не лень, но в Последнюю Ночь пытки особенно жестоки. Такова традиция. Ну да черт с ней! Главное – завтра я стану гардемарином.

Из нашей казармы в списках оказалось девять кадетов. Наша радость скоро сменилась подавленностью. Скоро придется расстаться с товарищами, друзьями… Что мы получим взамен? Старый друг лучше новых двух. Лучше б меня не было в том списке.

Они пришли после отбоя.

Шайка гардемаринов во главе с Дженксом хищно рыскала по казарме, шарила по нашим лицам яркими пятнами фонарей, выискивая тех, кому завтра предстояло получить офицерское звание. Вначале они выдернули из постели Рестона и Лорка, вывели их в коридор. Мы, затаив дыхание, вслушивались в тишину. Временами как будто слышались стоны и плач. Прошел час, я задремал.

Дико завизжала Арлина. Я вскочил. Она яростно трепыхалась, пытаясь высвободиться из простыней, напичканных льдом. Вскоре осколки льда разлетелись по всей казарме. Ухмыляющийся гардемарин пощупал ее мокрую майку.

– Ублюдки! – взревел я, мгновенно спрыгнул на пол и начал расшвыривать гардемаринов. – Скоты!

Меня тут же скрутили, заломили за спину руки. Извернувшись, я пнул Дженкса ногой.

– Ах, ты еще сопротивляешься?! – Дженкс надел мне на голову ведро. – Ну, вякни еще что-нибудь! Бешено извиваясь, я сбросил ведро.

– Придется поучить этого лопуха скромности. Тащите его в клозет! – приказал Дженкс.

– Не зверствуйте, ребята, – робко подал голос какой-то кадет.

– Кто квакнул?! А ну-ка, пожалуйста, повторить! – Дженкс провел лучом фонаря по койкам. Кадеты забились под одеяла, как мыши в норы, не смея пикнуть.

Двое крепких гардемаринов поволокли меня в туалет. Как я ни извивался, вырваться не мог. Меня подвели к раковине умывальника.

– Капрал Толливер, сюда! – приказал Дженкс. Через две секунды в туалет вбежал Толливер в трусах и майке.

– Да, сэр?

– Смотри, салага, как учат хорошим манерам. А вы, жлобы, держите крошку Никки покрепче. – Дженкс открыл кран до упора, заткнул мне рот мылом, а отверстие раковины – пробкой. – Сифорт, гардемарин должен быть вежливым, скромным, слушаться старших. Сейчас мы тебя маленько поучим хорошим манерам.

Раковина наполнилась холодной водой. Мучители начали окунать туда мою голову, крепко придерживая за волосы. Чем больше я брыкался, чем дольше меня держали харей в воде. Наконец я понял, что лучше не рыпаться, и затих. Погружения стали менее продолжительными.

В туалет вошли еще двое с бутылкой горячей воды. Дженкс что-то шепнул им, показывая на капрала-кадета, и они поволокли Толливера к унитазу.

Мне снова пригнули голову ко дну раковины. Я задыхался, давился мылом, пытался выплюнуть его, но рот был крепко зажат гардемаринскими ладонями. А сзади из кабинки доносились дикие вопли Толливера.

Новая униформа показалась мне странной и неудобной, хотя от кадетской отличалась лишь цветом и формой воротника. Разумеется, нас сразу перевели в другую казарму. Гардемарины не должны спать в одном помещении с кадетами. Наши вчерашние друзья, оставшиеся в кадетах, с чувством собственного достоинства отдавали нам честь, а мы козыряли им в ответ немного смущенно.

Немногие из новоиспеченных гардемаринов остались в Академии, большинство распределялось по кораблям и военным базам. Каждый ждал своего направления и отбытия к месту службы с трепетом. Шли дни, наши ряды таяли. Мы с Арлиной получили свои направления в числе последних.

В один из этих дней ко мне в казарму пришел Джефф Торн.

– Выдержал Последнюю Ночь? – спросил он.

– С трудом. – Мне все еще мерещился вкус мыла во рту.

– Извини, я ничего не мог сделать. Дженкс, этот придурок, старше меня.

– Ничего, все обошлось, сэр.

– Не сэр, а Джефф. Не забывай, что ты уже гардемарин.

– Конечно, сэ… э… Как-то трудно привыкнуть. – Я изобразил застенчивую улыбку.

– Помню, у меня так же было. – Джефф протянул мне руку, мы обменялись рукопожатиями. – Завтра улетаю, меня направили на корабль «Таргон». Вот я и пришел пожелать тебе удачи. И вам, Сандерс.

Арлина и в новой казарме спала на соседней койке.

– Спасибо. Я…. – Поколебавшись, я выпалил:

– Мне будет не хватать вас, мистер Торн.

– Маловато мы сделали, не успели отключить гравитроны, – с напускной серьезностью сказал Джефф.

– Этого пока никому не удавалось, – ухмыльнулся я.

– Прости за все. – Джефф хлопнул меня по плечу и ушел.

А через два дня распределили и нас с Арлиной. Меня направили на корабль «Хельсинки», а ее – на «Свободу». После четырехдневного отпуска в Лунаполисе нам предстояло явиться на орбитальную станцию «Порт Земли», где после дальних полетов отдыхали наши корабли.

Отпуск казался чем-то непостижимым. Ничего не делать? Заниматься чем хочешь? И это после жизни, расписанной по минутам? После двух лет под постоянным присмотром, когда нас всех вместе гоняли в столовую, на стадион, в парикмахерскую, в душ? Мы с Арлиной таращились друг на друга, как идиоты. Неужели мы заслужили отпуск?

Вместе с гардемаринским званием мы получили статус совершеннолетних. Штатские в нашем возрасте все еще обязаны слушаться родителей, лишены тех удовольствий и развлечений, на которые имеют право взрослые, а мы, гардемарины, независимо от возраста имеем право пить спиртное, управлять автомобилем и прочее, и тому подобное.

Пьянящие перспективы кружили нам головы. Мы напрягали фантазию, строили грандиозные планы.

Не знаю, что чувствовали другие гардемарины, а у меня комок в горле стоял, когда я смотрел через иллюминатор шаттла на купола Академии в Фарсайде. В этот момент я любил всех-всех, даже сержанта Свопса. Хотя, нет, не всех… За что любить Дженкса?

В Лунаполисе можно было остановиться в недорогой гостинице, многие из гардемаринов так и делали, но мы с Арлиной поселились в офицерском общежитии, чтобы сэкономить деньги на развлечения и музеи. Со дня присвоения нам гардемаринского звания мы начали получать жалование, но накоплений у нас почти не было. Надо было как-то дотянуть до аванса.

Мне казалось, что бродить по Лунаполису, осматривая достопримечательности и музеи, можно неделю, но я все обошел в первый же день. Большинство экспонатов в Музее космонавтики оказались копиями того, что я видел в музее Академии. Гораздо интереснее мне показалось первое построенное на Луне подземное жилое сооружение, названное за тесноту «кроличьим садком». Удивительно, как люди могли жить в таких условиях?

Второй день я провел в баре, а вторую ночь – в туалете над унитазом, выворачиваясь наизнанку. Наблевался я тогда от души. Третий день я провел с жуткой головной болью и чувством глубокого раскаяния. Оно погнало меня вечером в церковь, и я долго замаливал свои грехи и проклинал свою глупость.

И вот настал четвертый, последний день отпуска. Набравшись наглости, собравшись с духом, я поплелся знакомиться с сомнительными местечками города.

Как и в любом другом городе, в Лунаполисе есть районы, изобилующие злачными местами. Один из них называется Старым Лунаполисом. Разнообразные кафешки, бары, рестораны и прочие невинные на первый взгляд заведения предлагают широчайший выбор всех плотских утех, о некоторых из них я, пылкий юноша, грезил во тьме ночной, а о некоторых не осмеливался даже помыслить.