— Не важно. Это вас не касается. Сейчас вас должен интересовать Кот, и никто другой. Где карты?

— Я их не принесла.

— Почему?

Джессамин стало ясно, что она не сможет сказать ему правду. Что она решила больше не помогать ему. Леди Пламворфи заплатила ей в пять раз больше, чем Клэгг, и к тому же та работа не запятнала ее душу. Джесс пообещала ее милости снова прийти сегодня в полдень, и таким образом перед ней открывалось много новых возможностей.

Ее глаза встретились с маленькими темными глазами Клэгга.

— Я не выспалась. Я не могу понять, что говорят карты, когда я в таком состоянии.

Клэгг фыркнул, но ему пришлось с этим смириться.

— Тогда идите домой. Передохните. И приходите завтра в то же время. И приносите карты. — Он посмотрел на нее и мягко улыбнулся. — Если не хотите, чтобы я сам вас нашел. То место, где вы живете, наверное, неподходящее для таких созданий.

— Это хорошее место, — сказала она спокойно, едва сдерживая дрожь ужаса при мысли, что ее мама, как-никак женщина благородного происхождения, столкнется лицом к лицу с Джоссайей Клэггом. Здоровье миссис Мэйтланд было подорвано, к тому же эта ее страсть к ликеру!.. Большую часть времени та проводила в спальне, день и ночь оплакивая свое бывшее положение в обществе. Миссис Мэйтланд, вероятно, думала, что ее дочь ходила за покупками, и действительно, под столом у ног Джессамин стояла корзина с овощами, купленными на рынке. Девушка поднялась, и на этот раз он дал ей уйти.

Выходя из трактира, она чувствовала на себе его взгляд. Оказавшись на сырых осенних улицах Спиталфилдз, Джессамин прищурилась, укутываясь в плотную шаль. В конце концов Клэгг, который все знал, казалось, еще ничего не подозревал о ее новой работе. В течение некоторого времени она могла сочетать свои гадания в обществе с тем, что предложил ей Клэгг, и деньги будут скапливаться быстро, как никогда, и дадут возможность семье вновь занять достойное место в обществе.

По крайней мере некоторым членам семьи. Флер заметят в обществе даже без приданого, и если бы та была соответствующим образом одета, на нее обратили бы внимание сколько угодно богатых мужчин. А если бы ее сопровождала благородная миссис Мэйтланд, успех был бы гарантирован.

Но не для Джессамин. В отличие от остальных членов своей семьи она предпочитала смотреть правде в глаза. Ее репутации не повредит даже связь с Клэггом.

Клэгг… Один раз Джессамин уже вырвалась из его лап, и вряд ли об этом кто-нибудь узнал. И ее репутация не пострадает, когда Джессамин вновь станет читать карты и предсказывать судьбы.

Но это повторение будет равнозначно приговору, который она себе подпишет. Леди Пламворфи уже говорила ей, что изысканное общество в восторге от ее таланта, и сегодняшнее гадание обещало привлечь огромное количество гостей. В прошлый раз никто не обратил на нее внимания, кроме того загадочно усмехающегося человека, который так неожиданно пришел ей на помощь. Теперь все заметят ее, и она больше не сможет показываться на людях, когда Флер начнет появляться в обществе.

Но ей было все равно. Джессамин не испытывала большой любви ни к городу, ни к обществу. Флер надо будет найти богатого мужа, достаточно богатого, чтобы он мог содержать несколько поместий в деревне, и тогда его одинокая свояченица смогла бы погрузиться в мирную деревенскую жизнь.

Она съежилась, полная отвращения к себе самой. У ее матери было столько жалости к себе, что хватило бы на всю семью. Но Джессамин не хотела пасть жертвой подобной слабости. Она давно сделала свой выбор и знает, что ее ждет. Джессамин будет жить, не докучая другим своими жалобами. Одна.

Она солгала Клэггу, но не жалела об этом. Джессамин Мэйтланд прекрасно знала, кто такой Кот, — его визит к леди Пламворфи преследовал ее в снах почти так же, как и человек, который спас ее. Который насмехался над ней.

Она наклонилась, чтобы взять кошелек, и нащупала свою колоду. Карты казались теплыми. И он сразу же появился перед ее глазами — Король Правосудия, с пристальным взглядом золотистых кошачьих глаз.

Небольшой домик на Кларджес-стрит был достаточно просторным и вполне соответствовал изысканному вкусу Алистэйра Маккалпина. Как и всем холостякам, дом служил ему только для развлечений. Комнаты здесь были не слишком велики, но хорошо обставлены, а удобная спальня сибарита вполне соответствовала его привычкам. Он редко был вынужден проявлять гостеприимство — никого из его близких родных не осталось в живых, а его друзья, которых было немного, имели привычку так часто выпивать, что поздно вечером не могли найти дорогу домой.

Алистэйр лелеял свое одиночество и свой маленький дом. Он перебрался сюда из тесных, продуваемых комнат рядом с собором Святого Павла. И пусть его pied a terre1 не было похоже на утраченное великолепие дома Маккалпинов — ему было все равно. Дом Маккалпинов никогда не был его домом — вместе со всем остальным он перешел к его брату. Там он и умер, отравленный алкоголем и безысходностью. Сейчас дом, переименованный соответствующим образом, принадлежал семье какого-то набоба, и Алистэйр убеждал себя». :что. даже забыл, где он расположен.

Свое теперешнее жилище он приобрел на прибыль от драгоценностей мисс Эджерстоун плюс доход от довольно милой коллекции желтых бриллиантов, которые позаимствовал у на редкость отвратительной жены графа Пэмбертона. Деньги еще оставались, пополняемые его обычным везением за игорными столами, и вновь выйти на промысел его заставила скорее скука, чем необходимость.

На следующий день он сидел перед камином, задумчиво уставившись в огонь, — необычное для него занятие. В детстве он был угрюмым ребенком и много потерял из-за этого — на него не обращали внимания ни отец, ни брат. Бесплодная жалость к себе раздражала его, и он научился избегать подобного настроения. Но в этот поздний осенний день на него напала меланхолия, несмотря на то что его должна была радовать мысль об уродливых драгоценностях, припрятанных наверху, в тайнике, так, что их никто не смог бы найти. Он знал, кто виной этому.

Загадочная мисс Браун, которая бесследно исчезла, не оставив ему иного выхода, кроме как запастись терпением, нарушила его душевное равновесие, заставив забыть о своей обычной лени. Она снова появится — в этом он не сомневался. Он расставил слишком много ловушек Изольде. Но у него никогда не было особого терпения. Он хотел снова увидеть ее глаза, чтобы убедиться, действительно ли они так необычно прозрачны, как он запомнил. Ему хотелось узнать, сможет ли он, взяв ее странные карты, тоже предсказывать судьбу.

— К вам пришли, господин, — объявил его лакей тоном, который он специально приберегал для Никодемуса Боттома. Малкин не любил Никодемуса, как не любил бы его любой здравомыслящий слуга, но темную сторону жизни Алистэйра оставлял без внимания. Алистэйр полагал, что Малкин знает, какого рода отношения связывают его и мрачного Никодемуса, но слуге удавалось героически скрывать свое неодобрение.

Конечно, Алистэйру часто бывало трудно подавлять дрожь отвращения, которую вызывала не столько своеобразная внешность его сообщника, сколько сопровождающая его зловещая слава. Когда-то Никодемус был трубочистом, и на его руках и ногах до сих пор оставались вместе со следами от сажи шрамы, полученные им много лет назад. Это был небольшого роста человечек, с лицом, похожим на мордочку хорька, и редкими темными зубами. Одевался он неряшливо и ненавидел мыться. Он также мог спокойно обходиться без ворованных бриллиантов, и если бы Алистэйр не был так удивительно удачлив и не покорил бы его этим, их знаменитый союз не состоялся бы, и его первая ночная добыча все еще лежала бы нетронутой в тайнике.

— Расторопен, ничего не скажешь, — лениво произнес Алистэйр, стараясь сдерживать дыхание. — Я и не знал, что ты такой прилежный.