Такова была моя первая встреча с Эрнстом Тессельма-ном, и он оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Я ожидал увидеть крутого и мускулистого супермена, вроде своего шефа, от которого бы его отличал разве что некоторый налет светской утонченности и изящество манер.

На деле же Тессельман моему образу не отвечал нисколько. Передо мной предстал маленький седой человечек с небольшим брюшком и тощими ручонками, на которых выступали синие прожилки вен, его нос украшали очки в круглой металлической оправе. Дополняли впечатление стоптанные коричневые шлепанцы, выцветшие вельветовые штаны с отвисшими коленками, мешковатая нижняя рубаха и потертый махровый халат белого цвета, свободно прихваченный поясом у талии.

Я стоял в дверях, наблюдая за тем, как одетый с нарочитой небрежностью суетливый старикашка с внешностью заштатного профессора латинской литературы деловито семенит по проходам между аквариумами, разглядывая рыб сквозь очки, и терпеливо ждал, когда его профессорское преподобие заметит, что он здесь уже не один.

Наконец это свершилось. Он уставился на меня сквозь стеклышки своих очков, а затем спросил:

— Это насчет вас мне звонил Эд Ганолезе?

— Да, сэр.

— Прошу, — пригласил он, взмахнув сачком. — Проходите сюда.

Я пошел по проходу, но к тому времени, как я оказался рядом с ним, он, похоже, начисто забыл о моем существовании, сосредоточенно вглядываясь в один из небольших аквариумов. Все аквариумы были заселены яркими рыбками, которых принято называть тропическими, а в этом обитала лишь одна оригинальная особь — золотисто-коричневая с красным хвостом. Она беспокойно металась от стенки к стенке, как бы в поисках выхода.

Тессельман постучал ногтем по боковой стенке аквариума, и рыбка немедленно метнулась к источнику шума. Тессельман тихонько хихикнул и посмотрел на меня.

— У нее скоро будут детки, — доверительно, будто большой секрет, сообщил он. — Наверное, уже сегодня.

— Красивая рыбка, — сказал я.

Я понимал, что должен как-то польстить самолюбию счастливого владельца, а что еще можно сказать о беременной рыбе?

— Мне приходится следить за ней, — делился он своими заботами. — Если я не отсажу деток сразу же, как только они появятся на свет, она их сожрет.

— Выходит, у вас здесь процветает матриархат, — заметил я.

— Они все пожирают себе подобных. — Он взмахнул сачком, обводя комнату широким жестом. — Все. Они живут в очень жестоком мире. Я хочу спасти ее деток. Мать — краснохвостая гуппи, а отец — гуппи-лирохвост. Потомство должно получиться на зависть всем аквариуми-стам.

Я перевел взгляд на другие емкости. В большинстве из них плавало от пяти до десятка рыбок, которые стремительно носились по своим солнечным темницам, словно в злобе гоняясь друг за дружкой.

— А что будет, если одна рыба поймает другую? — спросил я.

— Ее съедят.

— Надо же.

— Идите сюда, гляньте-ка на это.

Он зашаркал по проходу и остановился перед другим аквариумом, в котором упражнялась в ловле собратьев дюжина, если не больше, маленьких разноцветных хищников. Тессельман постучал по стеклу, и вся стайка устремилась посмотреть, что происходит. Он насыпал на воду немного корма, и рыбы ринулись в драку за еду. Одна из них, по-видимому, совершенно свихнулась и принялась раздуваться, словно воздушный шар.

— Это Бета, — пояснил Тессельман. — Сиамская боевая рыбка. В Сиаме проводятся настоящие рыбьи бои. Это чем-то напоминает петушиные схватки, которые когда-то устраивали у нас. Говорят, замечательно азартная игра. Ничего общего с грубой дракой.

— Симпатичная рыбка, — повторил я свой комплимент. Если уж на то пошло, Бета и в самом деле заслуживала похвал. Она чем-то напоминала мне новую машину — мягкие, неброские тона, изящные линии, плавники там и все такое прочее.

— Это моя прима, — похвастался Тессельман и перевел взгляд на меня. — Вы, кажется, хотели поговорить со мной о бедняжке Мейвис?

— Да, сэр.

— Ужасно то, что случилось, слов нет.

Он снова побрел прочь от меня, то и дело поворачивая голову вправо и влево, обозревая содержимое своих аквариумов, а я попытался мысленно поставить или тем более уложить его рядом с Мейвис Сент-Пол или с кем-нибудь ей подобной, и у меня ничего не получилось. Зациклило воображение. Затем я попробовал представить себе этого плюгавого замухрышку в образе всемогущего закулисного политика — и тоже безуспешно. По всему выходило, что необычный человечек должен был обладать некими другими качествами, которые он не спешил обнаруживать передо мной.

Я последовал за ним.

— Полиция разыскивает парня по имени Билли-Билли Кэнтел, — сообщил я.

— Я знаю. Говорят, он наркоман. Собирался ограбить квартиру и убил бедняжку Мейвис, когда она застала его врасплох. — Он постучал по стеклу следующего аквариума и подсыпал корма хищным рыбкам. — Насколько мне известно, он все еще в бегах.

— Я, наверное, был единственным, кто видел его сразу после убийства, — сказал я.

Наконец-то мне удалось завладеть его вниманием. Он, не моргая, уставился на меня сквозь стеклышки своих очков — ну точь-в-точь как на своих рыбок.

— Вы видели его? Вы с ним говорили?

— Да, сэр.

Он отвернулся, с минуту разглядывая мечущуюся в аквариуме краснохвостую красавицу, затем отложил коробку с кормом и сачок и проговорил с сомнением:

— Похоже, вас не интересуют тропические рыбки. Не пройти ли нам в кабинет?

Он двинулся к выходу, и я направился за ним, медленно ступая, подлаживаясь под шаг старика. Миновав жутковатый коридор, мы оказались в кабинете — темной комнате без окон с высоким потолком, все стены которой были заставлены шкафами, забитыми книгами. Тессельман включил мягкое освещение и жестом предложил мне сесть в коричневое кожаное кресло рядом с письменным столом. Сам он расположился на хозяйском месте и сложил руки на коленях, разглядывая меня с напряженным вниманием. Он совершенно не вписывался в интерьер и казался необыкновенно маленьким и тщедушным за огромным и совершенно пустым столом из красного дерева. Темная полированная поверхность отражала неяркие блики, и мне казалось, что дерево должно было быть теплым на ощупь. Единственные предметы, оставленные на столе, — телефон и пепельница.