— А как долго ты разводишь шашни с той девицей, что живет у тебя?
Вопрос тоже порядком удивил меня.
— Несколько недель, — ответил я.
— И бросать ее не собираешься?
— Нет пока.
К чему, черт возьми, они все-таки клонят? Граймс снова взял инициативу в свои руки:
— А кто жил у тебя до нее?
— А что?
— Я первым спросил, — напомнил он.
Я был определенно выбит из колеи, и, чтобы вспомнить имя предыдущей подружки, мне потребовалось некоторое время. Ах да, соблазнительная блондинка, которая со стороны выглядела просто сногсшибательно, но в постели от нее было мало проку. Как там, черт возьми, ее звали? В конце концов меня все-таки осенило.
— Анита Меривел, — сказал я. — Танцовщица из “Ла-Копла”.
— А еще раньше, до нее?
— Да откуда мне знать? Думаете, я учет веду, что ли? Подобная линия допроса представлялась мне совершенной бессмыслицей. Я никак не мог взять в толк, что происходит, а когда мне что-нибудь непонятно, я начинаю нервничать. Я машинально сунул руку в карман за сигаретами, но едва успел достать их, как Граймс протянул руку и выхватил у меня пачку.
— Не возражаешь, если я угощусь? — с издевкой спросил он.
— Возражаю.
— Брось, Клей. Я же знаю, что ты это несерьезно. — С этими словами он вытащил из пачки сначала одну сигарету, а потом еще три. — Про запас, — объяснил он мне. — Ты же не против, правда?
— Я против, — заупрямился я.
Один из полицейских поднялся со своего места и подошел к нам.
— Мне что-то тоже покурить захотелось, — объявил он.
— Угощайся, Клей щедрый, — с готовностью предложил Граймс, протягивая мою пачку.
Курильщик вытащил четыре сигареты, спокойно передал остаток своему напарнику — ему досталось тоже штуки четыре, после чего смятая пустая пачка полетела в угол. Граймс усмехнулся, глядя на меня.
— Извини, Клей, — сказал он. — Похоже, тебе уже не осталось.
— Ничего, обойдусь, — заверил я его. — Я все равно собирался бросить курить.
Он закурил одну из моих сигарет и выпустил мне в лицо струйку дыма. Двое других тоже задымили, и, похоже, ни один из них глубоко не затягивался. Несмотря на жару, окна в тесной комнатушке были наглухо закупорены. Так что долго ждать, пока она наполнится дымом, не придется.
— Итак, вернемся к нашим баранам, — бодро сказал Граймс. — Ты собирался вспомнить, кто был у тебя до Аниты Меривел, — Я запамятовал, — ответил я. — Забыл их всех до единой.
— Какая жалость, — сочувственно покачал головой Граймс. — Такие золотые воспоминания, и вдруг все позабыто.
— Да, — согласился я. — И вправду обидно.
— Ладно, — сказал Граймс. — Тогда давай поговорим о будущем. Как ты думаешь, кто станет следующей? — После... как, ты говорил, ее зовут?
— Анита Меривел.
— Нет, я имел в виду ту, которая из новеньких.
— Про нее я вам не говорил.
— Так скажи сейчас.
— Элла.
— А фамилия у нее есть?
— Элла Синдерс.
— До чего же ты, однако, ловкий, — вроде бы позавидовал один из полицейских.
— Стараюсь, — в тон ответил я.
— И все-таки, — продолжал допытываться Граймс. — Кто, по твоему мнению, станет следующей? После Эллы?
— Не знаю, — признался я. — Еще не время загадывать.
— А как насчет Бетти? — неожиданно спросил он. — Она кто тебе? Из новеньких? Или из бывших?
Я сидел, недоуменно уставившись на него. Бетти? Какая еще, к черту, Бетти?
— Не знаю никакой Бетти, — в сердцах сказал я.
— А я уверен, что знаешь.
Я пытался соображать — неспроста ведь допытывается. Бетти... Бетти Бенсон? Прежняя соседка Мейвис Сент-Пол по комнате? Не ее же он имеет в виду, в самом-то деле. С какой стати полиции интересоваться ею? Но если я сейчас спрошу об этом, наша беседа перейдет в совсем иное русло, что было мне явно не на руку.
Если только Бетти Бенсон по какой-либо причине сама не заявила на меня. Заподозрила что-то неладное после моего ухода, позвонила в полицию, рассказала, как я выгляжу, припомнила, что я ссылался на Граймса. Это тоже была одна из возможностей, и отнюдь не самая приятная.
— А у вашей Бетти есть фамилия?
— А скольких Бетти ты вообще знаешь?
— Ни одной.
— Перестань, Клей, — одернул меня первый из напарников Граймса. — Хватит валять дурака. Мы знаем, что ты был у нее сегодня. Там по всему дому твои пальчики. На чашке, из которой ты пил кофе, короче повсюду.
Так, значит, все-таки Бетти Бенсон.
— А мне показалось, будто бы вы уверяли, что это не имеет отношения к Билли-Билли Кэнтелу, — брякнул я.
Теперь настал их черед удивляться, и, заметив это, я понял, что сболтнул лишнее. Если бы я не был таким измочаленным, уверен, такого со мной никогда не случилось бы. Прежде они не могли проследить цепочку взаимосвязей, теперь же на их лицах проступило выражение удовлетворения. Они были уверены, что сумели меня расколоть, в то время как я пока не догадывался, что именно они хотели от меня услышать.
Второй напарник щелкнул пальцами.
— Бетти Бенсон! — воскликнул он. — Прежняя соседка по комнате Сент-Пол!
— Так-так, — многозначительно сказал Граймс. Он бросил на меня взгляд инквизитора:
— Так, значит, ты не стал бы покрывать Билли-Билли Кэнтела, да? И не имеешь по-, нятия, где он? А при случае обязуешься самолично доставить его в полицию?
— Она что-то знала, — выдвинул предположение первый. Он очень волновался. — Она определенно что-то знала, возможно, даже видела Кэнтела, и он поторопился предупредить ее, чтобы держала язык за зубами. — Он перевел взгляд на меня:
— Что, не так? Она могла навредить Кэн-телу, и ты отправился туда, чтобы заплатить ей за молчание, верно?
— Да у вас, видать, совсем уже крыша поехала, — осерчал я. — Кэнтел и так по уши в дерьме, куда же еще хуже? Вам вполне хватит и того, что уже имеется. С теми показаниями, что у вас есть против него, беднягу уже сейчас можно посадить десять раз.
— Тогда что у нее делал ты? — спросил Граймс.
— Я не помню, — сказал я, начиная понемногу тревожиться, почему это Клэнси не торопится вытаскивать меня отсюда.
В следующее мгновение пришла и вовсе неприятная мысль: а когда, собственно, Клэнси вообще удастся разыскать меня? Граймс явно хотел повесить на меня что-то, но, по-видимому, понимал, что еще не все готово, что у него еще маловато доказательств, и поэтому тянет время и постарается продержать меня здесь, подальше от Клэнси, до тех пор, пока не выведает все, что ему нужно. А так как никакой вины за собой я не чувствовал, — что, надо признаться, со мной бывает крайне редко, — то, выходит, торчать мне у них до скончания века.