Мне хотелось иметь возможность броситься в его руки и поверить, что он поймает меня. Мне хотелось того же доверия, которое было у меня, когда мы спрыгнули с того моста в Праге.

Я сказала:

— То, что я чувствовала к тебе, — он выпрямился, и я увидела, как он от напряжения поджал губы, — никогда такого не было. Ни с кем. Но ты должен понять, что вся моя жизнь была построена на лжи. И я чувствовала к тебе то же самое, потому что ты был единственным, что казалось настоящим. Реальным.

Я не знала, как сделать это, как сделать так, чтобы было больно меньше. Все, что я знала, так это что мне надоело жить в страхе. Надело бояться всего. Взросления и старения. Жизни и любви.

Я была счастлива здесь в Мадриде. Это было другое счастье, чем то, что было с Хантом, менее воспламеняющее, но оно было стабильным. Оно не разжигало меня, а наполняло в некоторых пустых местах.

Я посмотрела в его серые глаза. Я могла забыть сотню вещей, когда смотрела в его глаза, но могла ли я забыть это? Он, должно быть, увидел, как слабеют мои стены, потому что медленно приблизился ко мне. Он встал передо мной на колени и очень медленно коснулся рукой до моей щеки.

— Каждый день. Я буду доказывать тебе каждый день, как много ты для меня значишь. Что это реальное. Ты мне как-то сказала, что прошлое имеет значение, но оно замерло, застыло во времени. Это часть моего прошлого. Я не могу изменить его или переделать. Но оно не должно диктовать наше будущее.

Наше будущее.

Эти два простых слова подцепили мое сердце, и казалось, что мы никогда не разделялись. Будто я просто спала.

Я знала, что хотела его видеть, когда пришла сюда сегодня, и думала о возможности быть вместе, но я честно не знала, могла ли справиться.

Но сейчас я принимала решение. Я могла.

Потому что каждый раз я выбирала бы наше будущее вместо своего. Потому что в моем диком воображении, я не могла даже представить, как самое лучшее будущее с ним может быть сравнимо с самым худшим будущим с ним. Потому что, даже несмотря на то, что моя жизнь в Мадриде заполнила пустые места, без него я не загоралась. Из всего, что я хотела в жизни - места, которые хотела увидеть, и вещи, которые хотела совершить, - больше всего я хотела быть тем человеком, который загорается.

Я прислонилась к его руке и спросила:

— Джексон?

Его дыхание было неглубоким, и я могла представить, как бьется его сердце. Так же быстро, как и мое, подумала я.

— Да?

— У меня есть еще один вызов?

Его губы изогнулись в улыбке, на щеке показалась еле заметная ямочка.

— У тебя может быть столько вызовов, сколько хочешь.

— Хорошо. Я бросаю тебе вызов поцеловать...

Я даже не закончила предложение, когда его рот оказался на моем. Он стоял, склонившись надо мной, его руки держали мое лицо, и он прославлял мои губы так, будто мы прикасались друг к другу в первый раз за тысячу лет.

Его язык скользнул по моей губе, и от одного воспоминания, какой он был на вкус, у меня напрягся низ живота. Его губы прижимались сильнее, и после второго движения его языка, я открыла рот. Наши языки соприкоснулись, и он застонал, его пальцы зарылись в мои волосы.

Я задрожала и ослабила мертвую хватку, которой я вцепилась в качели, чтобы потянуться к нему. Из-за того, что он стоял, а я сидела, я не могла обхватить его руками так, как хотела. Прежде, чем я смогла приказать своим ногам подняться, он схватился за цепи и подтянул меня вверх, будто хотел покачать. Вместо этого, он приподнял меня достаточно высоко, чтобы мой рот был на одном уровне с его, и раздвинул мои колени, чтобы устроиться между ними.

В этот раз была моя очередь стонать ему в рот, когда его тело соприкоснулось с моим. Его руки скользнули с цепей на мою спину, и он тянул, пока моя грудь не врезалась в его. Я обернула руки вокруг него, и знакомое ощущение мускул под моими пальцами заставило меня сгорать от нетерпения.

— Господи, я скучал по тебе, — пробормотал он в мои губы.

Скука даже не описывает то чувство, которое закипало в моем кровотоке. С его губами на моих, и его бедрами, прижатыми прямо к моему паху, я даже не могла понять, как я так долго продержалась.

Он сильнее прижал меня, вжимая в качели. Его твердость прижалась к ширинке моих джинсов, и я увидела звездочки от этого движения.

— Может нам стоит уйти с площадки, — прохныкала я.

— Вокруг никого.

Мне пришлось поверить ему на слово, потому что его губы не покидали моих, чтобы я могла осмотреться. Его язык кружил вокруг моего, и я дрожала. Мои руки, предплечья, ноги - все дрожало и стало слабым от наслаждения. Я сцепила руки у его шеи, так как боялась, что не смогу удержать их на весу, если не сделаю так.

Он отодвинулся, чтобы сделать вдох, и я насладилась его ароматом в воздухе. Он снова поцеловал меня, подразнивая и потягивая мои набухшие губы. Он что-то промычал, и я почувствовала эти вибрации под своей кожей. Его руки зарылись в мои волосы, словно пальцы, тонущие в песке, в моей душе. Он прижался лбом к моему и огорченно улыбнулся.

— Хорошо, возможно вокруг есть люди. Но в свою защиту хочу сказать, что я был очень занят, чтобы заметить их.

Я, возможно, должна была смутиться. Но по правде говоря, я даже не удосужилась осмотреться и увидеть, без сомнения, скандальную семью, которая стала свидетелями нашего воссоединения.

Он постепенно отпускал меня, пока качели не опустились на место. Мои ноги все еще тряслись, когда я встала перед ним. Он сразу протянул руку, чтобы снова до меня дотронуться, обернул ее вокруг моей шеи и склонил мою голову назад.

Его взгляд пронзил меня, как в первую ночь, когда мы встретились. Мне больше ничего не хотелось, кроме как затащить его в свою квартиру и продолжить наше воссоединение.

— Пойдем домой, — сказала я.

Он поцеловал меня снова с той же премудростью, что я видела на его набросках. Огонь пылал во всех местах, где соприкасалась наша кожа, и он сказал:

— Я уже здесь.