— Спасибо, Лили! — Дульси запрыгала. — Это моя любимая комната в Хайкрос. Тут все напоминает мне наш остров. — Она вытащила из вазочки розу. — Даже зимой, когда свежих цветов нет, здесь пахнет весной. И полог кровати пахнет розами, — сказала Дульси и упала на кровать.

Колпачок быстро забрался под покрывало. Дульси перевернулась на живот и засунула руку под подушку. Через мгновение показалась мордочка обезьянки. Колпачок вылез из-под покрывала и сел рядом.

— Я рада, что пришла весна, — сказала Дульси. — Зимой так мрачно, а я не люблю, когда мало солнца.

Тилли принесла несколько поленьев. Вскоре в камине заплясало пламя. Солнце село, и теперь единственным источником света в комнате был живой веселый огонь.

— Ты что, заболела, Лили? — спросила Дульси. — Почему огонь разожгли?

— Нет, — со смехом ответила сестра. — Знаешь, я помою голову, раз уж в комнате тепло.

Такую возможность грех было не использовать. Лили расплела косы, опустила волосы в мыльную воду.

— О, госпожа, вы испытываете судьбу, — вздохнула Тилли. Уж она-то знала, что бывает, когда намочишь голову. И мигрень, и даже что похуже, а уж если вода в уши попадет, и говорить нечего. Шепча про себя молитвы, чтобы Бог помог им обеим, Тилли помогла прополоскать хозяйке волосы чистой водой из кувшина. Затем подала ей одеяло — чтобы госпожа не замерзла, когда выйдет из ванны.

— Лили, — позвала Дульси.

— Что?

— Можно я расчешу тебе волосы?

— Конечно, Дульси.

— Лили!

— Да?

— Можно я посплю у тебя сегодня?

Дульси, кажется, все никак не могла согреться. Было бы несправедливо спать в тепле, в то время как сестра дрожит от холода и страха в темной спальне.

— Конечно, малышка.

— Я пойду надену ночную рубашку.

Становилось темно, и скоро для того, чтобы переодеться, пришлось бы зажечь свечу.

— Иди, — сказала Лили. — А где Тристрам?

Дульси обернулась:

— После ужина Тристрам ушел с Фарли и Фэрфаксом.

Лили нахмурилась. Где появлялись Фэрфакс и Фарли, там начинались неприятности.

— Ты знаешь, куда они пошли, Тилли?

Служанка отвела глаза.

— Я? Госпожа Лили, да мне о таких делах не докладывают, — пробормотала служанка, глядя в пол. — Надо бы вылить воду из лохани.

— Это можно сделать и утром, — сказала Лили. Она начинала беспокоиться всерьез. Нужно разговорить Тилли. Она-то знает, что задумали эти сорванцы.

— Хорошо, завтра так завтра. Пойду помогу госпоже Дульси одеться.

— Тилли!

— Да, госпожа.

— Почему бы нам немного не поболтать, пока я буду сушить полосы?

— Хорошо, госпожа.

— Так куда же ушли братья Одел с Тристрамом? Тилли затеребила фартук.

— А они ушли?

— Куда? — повторила вопрос Лили.

— Мне кажется, они уже вернулись. Сбегать вниз, посмотреть? — с готовностью предложила Тилли. — Мне кажется, они у конюшни.

— Я ничего не слышала. Так откуда они должны были вернуться, Тилли? — допытывалась хозяйка.

— Мне кажется, они в деревню ходили, — призналась наконец служанка.

— В Хайфорд? Зачем? Кроме «Дубов», там все сейчас закрыто.

— Наверное, не за покупками они туда ходили, госпожа.

— А для чего?

Тилли кусала губы и молчала.

Лили вздохнула. Слишком хорошо она знала Фарли и Фэрфакса, чтобы ждать от них чего-нибудь хорошего.

— Что придумали братья Одел на этот раз?

Тилли тяжко вздохнула и наконец решилась поднять на хозяйку глаза.

— Ладно. Фарли говорил, что нет на земле человека, которому не в чем было бы каяться. Если на деле не согрешит, так уж в мыслях точно. И еще он говорил, что настала пора напомнить преподобному, что он тоже человек. Фарли надоело, что всякий раз во время проповеди преподобный Баксби тычет в него своим длинным пальцем. Будто Фарли один проводит время в «Дубах». И еще Фарли не нравится, что говорит святой отец о вас, госпожа Тили, — неохотно добавила Тилли.

— И ты знаешь, каким образом они решили ему напомнить про то, что он грешен, как и все мы? — спросила Лили.

У Тилли дрогнули губы, и Лили могла бы поклясться, что дело было не в страхе.

— Кажется, они решили устроить так, чтобы преподобный увидел призрак святого Георгия. Привидение должно стонать замогильным голосом и звать пастора по имени. Сегодня как раз полнолуние. Фарли говорит, что на кладбище возле церкви и впрямь водятся призраки.

У Лили сердце сжалось.

— И Тристрам пошел с ними, — обреченно прошептала она.

— Да, госпожа. Молодой хозяин услышал их разговор и напросился с ними. Сказал, что у него есть полное право быть там тоже. Кроме того, Фарли согласился, что втроем им будет лучше. Двое будут изображать призрака, а один — дракона. Знаете, господин Тристрам в последнее время так расстраивался из-за того, что преподобный говорил, будто… ну… вы знаете, что он несет насчет…

— Да, о том, что дети греха гораздо легче попадают в лапы дьявола, чем те, у которых родители — богобоязненные прихожане, — сказала Лили, и ей вдруг захотелось, чтобы Фарли и Фэрфакс взяли и ее тоже. — Говоришь, Тристрам должен был изображать призрака?

— Да, госпожа. Понимаете ли, Фэрфакс нашел старую кабанью голову. Они раскрасили ее так, чтобы ее можно было принять за голову дракона. Фэрфакс собирался размахивать перед собой факелом, будто у дракона из пасти идет огонь, а Фарли должен был спрятаться под одеяло за спиной Фэрфакса и держать господина Тристрама на плечах. Они взяли кирасу и шлем с этого рыцаря в холле и все это должны были надеть на Тристрама. Они даже взяли с собой щит и меч. Он должен был быть точь-в-точь святой Георгий, дерущийся с драконом, — рассказывала Тилли.

— Остается надеяться, что Тристрам не снесет Фэрфаксу голову, — заметила Лили.

Если что-то не получится (а в том, что так и будет, сомневаться не приходилось), всем троим придется худо.

Вдруг Тилли вскрикнула и подбежала к окну.

— Что случилось?

— Разве вы не слышали? О нет! — зарыдала она и схватилась за голову.

Лили прислушалась. Все спокойно.

— Чего ты испугалась? Это всего лишь птица.

— Просто птица? Это же кукушка! — в отчаянии воскликнула Тилли. — И она прокуковала шесть раз! Боже, что мне делать? Я теперь никогда не выйду замуж! Шесть лет мне одной куковать. А потом будет уже поздно!

— Тише, Тилли, успокойся, — сказала Лили, но служанка продолжала плакать, и рыдания ее с каждой секундой становились громче. — Тилли, прошу тебя, перестань! Ты что хочешь весь дом поднять на ноги? Не было никакой кукушки. Тебе показалось. Ну все, утри слезы, — уговаривала она служанку. — На, возьми мой платок.

— Вы уверены, что мне показалось? — всхлипнула Тилли.

— Конечно, — заверила ее Лили. — Я ведь ничего не слышала. Но почему ты так встревожилась? Что с того, что ты не выйдешь замуж? Да и потом, ты ведь такая молодая. Ты еще найдешь себе жениха.

— Есть поверье. Мэри Лестер рассказывала мне. Она услышала в полнолуние перед Пасхой кукушку и так никогда замуж и не вышла. И я тоже слышала. Шесть раз! Значит, мне ждать по меньшей мере шесть лет. Так оно и будет, — снова зарыдала Тилли, — я теперь точно знаю!

— Да выйдешь ты замуж! Я думаю, что вы с Фарли непременно поженитесь уже в этом году. — Лили хотела приободрить служанку, но, увидев, как у той вытянулось лицо, поняла, что сказала что-то не то.

— Теперь, когда я услышала кукушку, он на мне не женится. Может, он меня больше не любит, теперь, когда у нас… Ой, я несчастная! — Тилли опять залилась слезами. — Может, сегодня с ним что-то случится. Может, он с моста упадет. Или еще что-нибудь! И теперь никто, никто на мне не женится! Никто, раз у меня в животе ребенок Фарли! Хозяин выгонит меня из дому. Уж он-то скоро обо всем узнает. Его кухарка только и делает, что сует нос во все дыры. Спрашивает меня, почему это меня тошнит по утрам. Сказала ей, что это оттого, что приходится смотреть на ее безобразную рожу с утра пораньше! Мне придется бежать из деревни, как только они об этом узнают. Может, даже привяжут меня к позорному столбу и забросают тухлыми яйцами и гнилой капустой. Ой, что же мне делать, госпожа Лили? Мне и идти-то некуда. Что мне делать, госпожа Лили?