Финальная сцена происходила при дворе. Елизавета — красивая кукла в ярко-рыжем парике и бархатном платье — посвящала в рыцари капитана и благословляла его на брак с королевой Индийских островов. Принц Бэзил, Сладкая Розочка и Тристрам стояли подле нее. А голова куклы с разными глазами торчала на шесте у импровизированных ворот Лондонского моста.

— Они спасли королеву! Да благословит их Бог!

— Справились с разноглазым колдуном, — сказал кто-то совсем рядом с Уолчемпсом.

— Посадили урода на кол! Пусть вороны склюют его башку!

— Как ты думаешь, а такое и впрямь было?

Пять фигур в черных плащах и масках кланялись зрителям.

Раймонд, расталкивая народ локтями, пошел прочь, даже не заметив, как женщина, случайно встретившись с ним взглядом, вскрикнула. Не заметил Раймонд и того, что прошел мимо человека в синем бархатном берете с красным пером, который последние десять минут тщетно пытался протиснуться к нему.

Однако Уолчемпс не ушел далеко. Делая вид, что интересуется изделиями из меди, выставленными в ларьке неподалеку, он смотрел, как высокий молодой человек в зеленой куртке переносит маленькую, закутанную в черное фигурку через заборчик у помоста. Оказалось, маска была на девочке лет семи. Мальчик лет десяти перебрался через деревянное заграждение без посторонней помощи. Дети смеялись над шуткой своего взрослого друга. Парень в куртке подал руку последнему артисту в плаще. Тот легко перелез через заборчик.

У Раймонда перехватило дыхание. Он узнал Лили Кристиан.

— Поздравляю, последнее представление на сегодня закончилось, Лили Франциска, — произнес Ромни. — Я думаю, тебе надо еще попрактиковаться с лошадьми, Одел. Ты чуть проволоки не оторвал, — сказал он Фарли.

— Хотел бы я посмотреть, как бы ты с этим справился, — хмыкнул Фарли, накидывая Тилли на плечи свой плащ. — Ни разу не слышал, чтобы ты жаловался по поводу денег, которые получаешь за нашу работу.

— Так ты и впрямь думаешь, что народ повалил бы любоваться на твое милое личико, если бы я не заговаривал им зубы? — усмехнулся цыган. — Мне надо бы брать себе побольше. Проклятая щедрость, ничего не могу с собой поделать. Я уже начинаю подумывать, не пустить ли тебя на кулачный бой с этим буйволом — твоим братцем. В перерыве между серьезными поединками, разумеется. Тогда мы, может быть, смогли бы купить тебе медвежонка, чтобы ты водил его.

— Эй, ты…

— Фарли, прошу тебя, не надо. — Лили встала между задирами. Братья Одел и Ромни Ли никак не могли поладить друг с другом. И чем дальше, тем хуже…

— Ромни, не смей! — воскликнула Лили, заметив, что тот хочет вытащить нож.

— Только ради тебя, — пробормотал цыган и посмотрел на Лили таким взглядом, который встревожил Фарли сильнее, чем угроза получить ножом в живот.

— Раф, лежать! — заорал Тристрам, спасая реквизит от любопытного пса, норовившего засунуть нос в коробку, куда Тилли аккуратно сложила кукол, плащи и прочие принадлежности кукольного театра.

— Не кричи на него, он и так тебя поймет. — Дульси погладила свою большую собаку.

— Интересно, как там Фэрфакс? Пойду посмотрю, — пробурчал Фарли.

— Сначала будку запри, — напомнил ему Ромни.

— Я сама запру, иди, — сказала Лили, заметив, что Фарли надувает грудь, как боевой петушок.

— Спасибо, госпожа Лили, — быстро ответил Одел. Широкая улыбка расцвела на его лице, когда цыган открыл рот, чтобы возразить.

— Можно мне с тобой, Фарли? — спросил Тристрам.

— Я-то не против. Как, госпожа Лили?..

— Хорошо, — кивнула девушка. — Но только не задерживайтесь, а то пропустите ужин. И я не хочу, чтобы вы смотрели на травлю быков: потом Тристрам заснуть не может.

— Опять мясной пирог? — скривил губы Тристрам.

— У меня нет ни времени, ни денег приготовить что-нибудь другое, Тристрам.

— Он холодный, — протянул мальчик, — а значит, невкусный.

— Я сегодня кое-что заработала, так что можно купить булочки; — предложила Тилли.

— Ах ты моя булочка! — воскликнул Фарли. — Тогда мы точно не опоздаем.

В самом деле, рисковать не стоило, потому что Тилли сейчас ела за целую роту солдат.

— Присматривай за ним, ладно, Фарли? — попросила Лили, мало надеясь на то, что Одел ее послушает.

— Хорошо, госпожа. Пошли, Тристрам.

— Я уже говорил тебе, Лили Франциска, ты слишком добрая. — Ромни пристально смотрел на нее. — Ты очень похудела. Я видел, как ты отдавала свою долю той женщине. Ты должна была позволить мне разобраться с Оделами. Они пользуются твоей добротой. Все пользуются, и я в том числе, — добавил он едва слышно.

— Ты? Ты для нас сделал очень много. Я у тебя в неоплатном долгу, Ромни. Если бы ты не помог нам убежать из Хайкрос тогда… я даже думать боюсь, что могло бы случиться. Но за Оделов я отвечаю. Фарли и Фэрфакс работали в Хайкрос с самого детства. Разве ты забыл, что у Тилли будет ребенок? Это ее первенец. Она боится. К тому же Барклай никогда не кормил ее досыта, и она истощена. Кроме меня и Фарли с Фэрфаксом, у нее никого нет. — И Лили повернулась.

— Ты куда?

— Я хочу забрать из будки куклу-колдуна. Ей достается больше, чем другим. Неудивительно — сколько раз на день мы рубим ему голову!

— Почему колдун, а не ведьма? В сказках чаще встречаются злые колдуньи.

— Не знаю, — ответила Лили, разглядывая деревянную голову с разными глазами. — Наверное, потому, что Бэзил нам рассказывал о колдуне, а не о колдунье. И еще потому, что этот колдун напоминает мне одного человека, — добавила Лили, отвернувшись от куклы, чьи неживые глаза смотрели прямо на нее.

Она оступилась.

— Осторожнее. — Ром поддержал ее. — Не хочу, что-нибудь случилось с моим лучшим артистом.

— Что со мной может случиться, если ты всегда рядом? Ромни рассмеялся, запирая двери будки.

— Я просто берегу свою собственность. За тобой нужен глаз да глаз. Слишком много бездельников шляется вокруг. Отвернешься — а тебя уже кто-нибудь утащил.

Лили рассмеялась.

Что было дальше, Раймонд не знал, ибо людей, за которыми он наблюдал, скрыла толпа.

Валентин стоял на палубе «Мадригала» и смотрел на город. Впервые за долгие месяцы вместо мачт он видел уходящие в небо шпили церквей. Вместо грохота пушек слух его ласкал колокольный звон. Над городом стлался дымок, но то был мирный дым из каминных труб, а не пороховой дым битвы. «Как хорошо дома», — думал капитан. Корабль возвращался после очередного плавания.

Валентин взглянул на спущенные паруса. Вот такими они будут, когда он сойдет на берег. Такими останутся еще долго. Капитан решил не покидать Англию, пока Артемис не родит. Он обещал ей, что будет около нее. Как странно: у него родится племянник или племянница — Пенморли. Валентин тряхнул головой. Ничего против сэра Роджера он не имел, и если Артемис с ним счастлива, что же — и он может чувствовать себя счастливым.

— Шутка? — спросил Мустафа, словно прочел мысли хозяина.

— Нет, просто каприз судьбы, — усмехнулся капитан.

— Не думать всякое плохое. Не думать вперед, капитан. Никто не знать. Случаться. А почему — не знать, — сказал турок. — Мустафа не думать — и все хорошо.

— Да, Мустафа, ты прямо настоящим философом стал, — прищурился Валентин.

— Много ошибок, капитан. Много плохо. Мустафа давно маленький. И много думать. Мустафа вырасти. И не думать. И хорошо.

Уайтлоу улыбался.

— Ну что же, я благодарен судьбе за то, что свела нас тогда на александрийском базаре.

Турок поклонился. Ему легче было объясняться жестами, чем словами.

— Вот это и впрямь можно назвать подарком судьбы, — пробормотал Валентин, глядя на берег. — Ты видишь ее, Мустафа, или это мираж? Может, наваждение или Нереида, что обольщает моряков и уводит за собой в пучину?

Мустафа посмотрел туда, куда показывал капитан.

По берегу на белоснежном коне скакала самая красивая женщина на свете. В зеленом платье, ярком, как трава, растущая на берегу реки, с волосами, похожими на пламя, она скакала, свободная и прекрасная.