С тех пор как впервые зашел разговор о повышении, я старался не отказывать и чаще всего соглашался. И целый год ждал. Не пару месяцев, а год.

Кто один раз солгал, тому больше веры нет.

Но на этот раз в его ухмылке было нечто большее. Что? Он упивается всей этой ситуацией с Кэти? Как бы то ни было, мне было все равно.

— Да, я ухожу. Спешу кое-куда, — кивнул я и махнул рукой.

Рядом с ним стояла Кэти, но она не подняла глаз, пока Хью снова ко мне не обратился:

— Думал, ты останешься. Может, мы могли бы поговорить. Знаешь, посмотреть, каких показателей смогли добиться в этом месяце и выбить тебе повышение... — и бла-бла-бла.

«Вот опять он несет эту дерьмовую пургу про повышение», — подумал я и улыбнулся про себя, потому что сказал «дерьмовая пурга». Но на самом деле улыбнулся, потому что точно знал, что сказала бы Мелоди.

Она потрясенно посмотрела бы на меня: глаза широко распахнуты, руки драматично прижаты к груди — будто завтра не наступит никогда, и сказала бы:

«Ты только что произнес ругательство? Добропорядочный джентльмен ругается? О, мой Бог, так вот почему снег выпал! Это все из-за тебя! Посмотри, что ты наделал! Конец света близок».

— Ну, я уверен, что повышение мы можем обсудить завтра утром, а для проверки показателей есть рабочее время. А мое рабочее время закончилось, и я тороплюсь. У меня важное дело. — Я улыбнулся и перевел взгляд с него на Кэти. Она отвела глаза, и правильно сделала. — А теперь прошу меня извинить.

Я зашел в лифт, нажал на кнопку и смотрел, как двери кабины закрываются прямо перед их лицами.

Правильно, Айзек уходит. Айзек говорит «нет».

Никаких дополнительных часов. Никаких сверхурочных. Никакой работы дома. Ради чего? Чтобы Хью и Кэти могли устроить себе свидание? Как долго это продолжалось за моей спиной?

Кого это волнует? Удачи им.

Правда в том, что мне на самом деле все равно.

С момента нашего первого поцелуя с Мелоди, я начал по-другому смотреть на вещи. Нет, наверное, еще раньше: когда мы вместе пили кофе после того, как Кэти меня бросила.

Кажется, я был слепцом, раз не замечал очевидного. Зациклился на работе, на идее вернуть капризную девушку, и не понимал, что происходит. Я не ожидал того, что произошло у нас с Пикси. Может, поэтому ощущение было совершенно новым, особенным.

Недолго думая, я побежал к метро, прячась от снегопада под сумкой с ноутбуком, потому что точно знал, где хотел быть и куда должен идти.

В Академию музыкального и драматического искусства — туда, где должна быть Мелоди. Только внутрь меня не пустили. Нет пропуска — нет входа.

Я понятия не имел, какие у нее занятия, поэтому какое-то время просто ходил вокруг здания, не зная, что еще делать.

«Нирвана», — подумал я, взглянув на часы, когда мой мозг уже почти отмерз. Ее смена заканчивается около семи. Сейчас семь тридцать. Может, она еще в баре.

— Вы в порядке? — спросил водитель, жуя жвачку и глядя в зеркало заднего вида.

Наверное, я был похож на снеговика или кого-то в этом роде.

— Да, в Камден, пожалуйста. — Я снова посмотрел на часы, словно не делал этого секунду назад. Я чувствовал, что время поджимает. Мне нужно отыскать Пикси и сказать ей... сказать ей что?

Что одна ночь вместе — это еще не все. Черт побери, не может нечто настолько прекрасное вот так просто взять и закончиться. Что от одной мысли больше не увидеть ее, я схожу с ума. Что она перевернула мою жизнь с ног на голову.

Возможно, я скажу ей все это… а, может, и нет. Я просто дурак, безнадежный романтик.

До Мелоди я понятия не имел, что с моей жизнью что-то не так. Все силы я отдавал работе, кровью и потом добывая себе повышение. Встречался и собирался жениться на женщине, которой нравился не я сам, а то, кем я мог стать — директором. Женщина, которая просто хотела получать, но никогда ничего не отдавала взамен. Отказ Кэти — это лучшее событие в моей жизни. После знакомства с Мелоди. Она открыла мне глаза и помогла увидеть то, что на самом деле имело значение.

Любовь не должна обламывать крылья и просить тебя жертвовать своими мечтами. Любовь ничего не просит взамен, кроме себя самой.

«Не ищи абсолютного совершенства, найди то, что станет совершенством для тебя», — сказала мне однажды Мелоди.

«Ты — совершенство», — подумал я.

Такси остановилось возле «Нирваны», я заплатил водителю и помчался к двери, спотыкаясь о собственные ноги.

Просто успокойся, Айзек.

Переступив порог, я тут же заметил Джима: он стоял руки в боки и смотрел на меня так, словно ожидал моего появления.

Словно у меня проблемы.

Так и было.

— В чем дело? — спросил он таким суровым тоном, что я начал заикаться.

— О-она здесь?

Джим покачал головой и рассмеялся мне в лицо.

— У всех вас, парни, каждый раз одно и то же лицо, — пробормотал он.

— Какое лицо? — спросил я, хотя хотел спросить «какие парни»? Бывшие Мелоди?

— Будто у тебя и в мыслях не было причинить ей боль. Будто ты не виноват.

— Я не причинял ей боли. Все было не так, — покачал я головой и сжал губы. — Я никогда не хотел ранить ее. Джим, я просто не сумел разглядеть того, что между нами возникло. — И тихо добавил: — Мне нужно поговорить с ней.

— Ее здесь нет, приятель, — ответил он.

— Да ладно тебе, Джим. Пожалуйста. — Я оглянулся в надежде, что никто не слышит наш разговор. Бар был еще пуст — только пара столов занята.

— Не думаю, что она захочет с тобой разговаривать, — сказал он и направился к противоположному концу барной стойки, но я не отставал.

— Джим, — окликнул я, — брось, Джим. — Я ходил от одного конца стойки к другому, пока он не отмахнулся от меня и не скрылся на кухне.

Именно тогда я прыгнул. Поступок вполне себе в духе Мелоди. Я перепрыгнул через стойку и встал у двери кухни. У Джима отвисла челюсть.

— Какого...

Ему ничего не оставалось делать, кроме как выслушать меня.

— Джим, мне просто нужно сказать ей кое-что. Она еще в комнате для персонала? Я подожду, — умолял я, но он продолжал качать головой.

— Что ты ей скажешь? Что сожалеешь? Все сожалеют, все причиняют боль, а потом приходят сюда, чтобы сказать, как им жаль. Просто вали отсюда.

— Нет, не только это.

— Тогда что? — Его темные глаза требовали ответа.

— Я не знаю. — Я, правда, не знал и понимал, что мой ответ дерьмовый. Герой всегда знал, что сказать. Я же нет. Видимо, с тех пор, как сделал предложение женщине, а она мне отказала. Но я знал, чего хотел. — Я не знаю, что скажу, но мне необходимо с ней поговорить. Я должен увидеть ее, потому что не могу перестать думать о ней.

Джим с глубокомысленным видом потер подбородок.

— Джим, пожалуйста. — Я понизил голос. — Мелоди — самое лучшее, самое удивительное из того, что случалось со мной. Я должен поговорить с ней.

Он покачал головой и скрестил руки на груди.

— Ее здесь нет, приятель. Она заболела. Я так и знал, что это из-за тебя, — проворчал он. — Я видел вас прошлым вечером. Вы даже не подозревали, что все так получится... а я знал… это было так очевидно... — Джим исчез на мгновение в подсобке, но я слышал, как он бормотал что-то обо мне и Мелоди.

Я не стал ждать, пока он объяснит. Кое-что попалось мне на глаза, и я снова перепрыгнул через стойку — теперь уже обратно — и бросился к ближайшей стене

Гитара. Прекрасно.

— Джим, я верну ее через пару часов. — Схватив гитару, я махнул ему, а он просто смотрел на меня, уперев руки в боки, и что-то бормотал.

Но я уже выбежал на улицу, спеша найти Мелоди.

Мелоди

В пижамах есть что-то такое, отчего чувствуешь себя хорошо. Посмотрим правде в глаза: пижамы явно недооценивают. Они должны блистать на подиумах в номинации «Одежда, в которой тебе хорошо».

Я вернулась из академии в пять часов и нырнула в пижаму с единорогом, готовая завалиться спать. Я сказалась больной. У меня не было настроения видеть кого-то или слушать очередную нотацию Джима.