— Я не из простых смертных, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы. — И на меня уже наложены оковы, более крепкие, чем любые, которые он может выковать. Я не изменюсь!

Элоф кивнул:

— И я тоже. Одевайся, мы вместе уйдем отсюда.

Она покачала головой и указала на свои лодыжки:

— Не могу.

— Я не брошу тебя здесь! Только не после того, как мы снова встретились!

— Но ты должен! Разве твой друг не ждет в коридоре? — Кара выглянула из стрельчатого окна в ночь, где садилась бледная луна. — Слушай, любовь моя, жизнь моя, — если случай или злая воля снова разлучат нас, следуй за рассветом! Ищи на востоке! А я, если освобожусь, отправлюсь на запад лунной тропой, тебе навстречу. Клянусь всем, чем я была и стану!

Элоф кивнул, потому что не мог говорить, снова прикоснулся губами к ее губам и встал. Он взял свой меч и пошел к выходу. Уже в дверях он оглянулся, и сердце в его груди вспыхнуло, словно воспламененное ее ответным взглядом. Но потом надвинулись тени; пламя потускнело и угасло, оставив лишь тлеющие угли. Элоф вышел в коридор и едва не столкнулся с Илс, сторожившей снаружи. Он с тревогой взглянул на противоположную дверь, но там все было тихо.

Они собрались на лестнице.

— Кто она такая? — требовательно спросил Керморван. — Можем ли мы доверять ей?

Он встретился взглядом с Элофом и умолк. Рок кивнул:

— Я видел ее однажды и знаю Аль… то есть Элофа. Если он доверяет ей, то почему мы должны сомневаться?

— Уместный вопрос, — признала Илс. — Но насколько я слышала, сейчас эта девушка принадлежит Лоухи, а не тебе. Помни, наша жизнь и много других жизней зависит от этого! И если наверху никого не окажется, а она тем временем поднимет тревогу, то мы попадем в ловушку. У нас нет крыльев, и мы не сможем улететь.

— Он там, — холодно ответил Элоф. — Я почувствовал его присутствие еще на лестнице. Сами камни стонут и протестуют против его присутствия! Кара предупредила меня, она хотела, чтобы мы бежали отсюда.

Керморван с беспокойством взглянул на Элофа.

— Ты ведешь себя странно в этом странном месте. Я не стал бы верить словам той, на чью душу наложены столь прочные оковы, но боюсь, у нас нет выбора. Теперь или никогда!

Илс кивнула:

— Да, ты прав. Нам придется положиться на ее слова.

В последнем лестничном пролете сгустилась темнота: луна уже зашла, и небо снаружи было затянуто плотными облаками. Элоф поднимался медленно, ступенька за ступенькой, и в его сознании звенело предупреждение, полученное в лесу. Нужно что-то большее. Ты узнаешь, что это такое, когда оно больше всего тебе понадобится. Леденящий страх поражения лишь сильнее раздул огонь гнева, тлевший в его сердце.

Тапиау, Ворон — вы, неведомые и глумливые силы, когда оно еще может мне понадобиться, если не теперь? Я в жилище своего заклятого врага, он держит в рабстве мою любимую, и мое единственное оружие вряд ли сможет противостоять ему! Когда же, если не теперь?

Кузнец обогнул последний поворот и вышел навстречу странному свету. То было не обычное сияние светильника или пламени, но голубоватый сумрак морских глубин, призрачный свет утопленников. Он лился через широкий проем в потолке, где заканчивалась лестница, отбрасывая фантастические поручни от кованых железных перил, ведущих наверх. Элоф осторожно поднялся, пока его глаза не оказались на одном уровне с полом комнаты, и огляделся по сторонам.

Помещение занимало всю верхнюю часть башни и выходило на широкий открытый балкон, опоясывавший ее. Элоф не заметил движения или шороха, который мог бы выдать присутствие живого существа. Чертог был загроможден старинной мебелью и пыльными гобеленами, как внизу, но к обстановке прибавились новые вещи, кучами сваленные на полу. В основном то были предметы роскоши: модели кораблей из драгоценных металлов, богато изукрашенная одежда, оружие и доспехи, самоцветы и ювелирные украшения, картины, статуэтки. У колонны рядом с выходом на балкон стояла белая каменная статуя странного вида, с небрежно напяленной на голову маской эквешского шамана. У дальней стены стоял раскрытый сундук, полный золотых монет, а над ним возвышался многогранный хрустальный шар на прихотливо изогнутой резной подставке — оттуда исходил тот странный голубоватый свет, который Элоф увидел внизу. И повсюду лежали книги, груды книг, свитки рукописей и раскладных деревянных дощечек. На полу валялось несколько подносов с недоеденными яствами. Воздух был тяжелым и застоявшимся, с гнилостным привкусом, как в берлоге хищного зверя. Но посреди всего этого хаоса ничто не двигалось.

Медленно, осторожно Элоф преодолел последние ступени. Керморван поднялся следом за ним. Лицо воина потемнело от гнева, когда он осматривал кучи награбленного добра — несомненно, лишь малую часть захваченной добычи. Элоф понимал, что Керморван видит не просто ценные вещи, но реки крови, разрушенные дома и загубленные жизни. Он коротко кивнул, как будто увидел то, что ожидал увидеть. Илс с отвращением покачала головой, но промолчала. Лишь Рок, наклонившись к Элофу, шепотом выразил свои сомнения, совпадавшие с мыслями кузнеца.

— Он всегда был чертовски аккуратен! Почему же он теперь живет в таком хлеву?

— Кара сказала, что он изменился. Возможно, она имела в виду это…

— Очень может быть! — произнес тонкий, высокий голос, хотя они обращались друг к другу еле слышным шепотом. Все как один повернулись к черному проему, ведущему на балкон. То, что они до сих пор принимали за мраморную статую, повернулось им навстречу.

— Прошу прощения, если вы застали здесь небольшой беспорядок. Когда ведешь военную кампанию с невежественными союзниками, нельзя избежать определенных неудобств. Хотя, признаться, я все больше забываю о повседневных мелочах, о нечистотах жизни, о той грязной почве, в которой пока еще приходится взращивать человеческую мысль.

Элоф и Рок, хорошо знавшие мастера-кузнеца, потрясенно застыли. Голос, когда-то звучный и глубокий, истончился до сухого металлического шелеста, тело съежилось и ссохлось под стать ему. Кожа рук была белой и гладкой, как и белая мантия, которую он носил. Пряди волос, некогда вьющихся и черных, как вороново крыло, теперь напоминали тончайшие белые нити и безжизненно свисали вокруг лица. Пока они смотрели, мастер-кузнец снял маску Громовой Птицы с длинным клювом. Его лицо тоже было неестественно белым, борода поредела, превратившись в клочья седого пуха на подбородке. Даже сейчас его можно было принять за лицо статуи, или, вернее, за посмертную маску — такая умиротворенность и безмятежность выражалась в сомкнутых веках и слабой улыбке бескровных губ. Затем глаза открылись, молочно-белые и затуманенные изнутри.

— Он похож на пещерного червя! — пробормотала Илс. — Такой же гладкий, бледный и безглазый. В нем не осталось ни капли красной крови!

Но мастер-кузнец вежливо улыбнулся ей, а затем всем остальным по очереди, словно демонстрируя, что он вовсе не слеп.

— Добро пожаловать, леди Илс, лорд Керин Керморван. Приветствую вас, мои мальчики, Рок и Элоф… который, впрочем, все еще остается Альвом. Как видите, я знаю вас всех. Ваш приход не стал для меня неожиданностью.

Илс гневно покосилась на Элофа.

— Это не Кара! — быстро сказал он. — Она не знала, кто пришел со мной, и тем более не знала ваших имен. Ему донес кто-то другой!

— Не стал неожиданностью, — монотонно повторил мастер-кузнец, словно не слышавший последних слов. — Ты все тот же невинный мальчик, блуждающий в мире, недоступном твоему пониманию. Тобою играют силы, выходящие далеко за пределы твоих ребяческих понятий о добре и зле, о плохом и хорошем. Разве буря не топит корабли? Однако тот же самый ветер может домчать множество других кораблей в безопасную и богатую гавань. Нельзя иметь одно без другого. Попутный ветер на одном краю океана может обернуться гибельным штормом на другом. Мир — единая огромная симфония, ристалище великих сил, о которых даже я имею лишь начальные познания… что же говорить о тебе! Если здесь причинено великое страдание, то лишь с целью избавить жизнь от всех ее животных ужасов, восстановить правление чистого разума, воздвигнуть прекрасный монумент, очищенный от грязи невежества и осененный мощью Великого Льда!