– Ты упрямый осел! Конечно, ты пока ничего не видишь! Еще слишком рано! Перестань вертеться, ты навредишь себе еще больше!

Почувствовав прикосновение ее рук, он, обезумев от боли, оттолкнул ее. Селия, ничуть не смутившись, буквально отодрала его руки от лица и обернула голову полотенцем. В комнату заглянула Ноэлайн, проходившая мимо и привлеченная непонятным шумом. Она мгновенно оценила ситуацию.

– Дайте успокоительное, – сказала ей Селия, умудряясь говорить спокойно. – Скорее.

Ноэлайн без лишних слов подошла к шкафчику и налила в стакан воды. Жюстин стонал, ему казалось, что от боли глаза вылезают из орбит.

– Лежи спокойно, – шептала Селия ему на ухо, положив его голову на свое плечо. – Ты сам во всем виноват, ведь я тебя предупреждала, чтобы ты не трогал повязку! Если хочешь снова видеть, ты должен лежать спокойно. Нужно время.

– Убирайся от меня ко всем чертям, бесчувственная сучка! – злобно прошипел он, однако его дрожащая рука обвилась вокруг ее талии, будто это был спасительный якорь.

Его горячее дыхание обжигало ее кожу сквозь тонкую ткань платья. Селия прикрыла его голое тело простыней: ей вдруг захотелось защитить его от посторонних взглядов. Это было смешно, ведь Ноэлайн знала его со дня рождения.

Ноэлайн принесла снотворное.

– Жюстин, надо это выпить.

– Что это такое?

– Это тебе поможет. – Селия поднесла стакан к его губам.

Он поперхнулся и беспомощно выругался:

– Не хочу, черт бы все побрал…

– Выпей сейчас же, – сказала она тихим, но не допускающим возражений голосом.

Жюстин несколькими глотками выпил лекарство, и две-три капли стекли по подбородку на лиф ее платья. Селия бросила умоляющий взгляд на Ноэлайн:

– Принеси, пожалуйста, бальзам для глаз. И бинты.

Ноэлайн, наморщив лоб, смотрела на Селию с Жюстином.

– Да, мадам.

Селия отставила в сторону стакан и взглянула на темноволосую голову, прильнувшую к ее плечу. Жюстин успокоился, только дышал прерывисто. Она могла лишь догадываться, как он страдает. Голова его отяжелела на ее груди, и она вдруг почувствовала к нему нежность.

– Жюстин, – тихо сказала она, – все прошло. Теперь надо отдохнуть.

– Я не хочу быть слепым, – пробормотал он. – Не хочу, чтобы меня водили за руку.

– Нет-нет, с тобой все будет в порядке. Успокойся.

Она нашептывала ему слова утешения, пока он, глубоко вздохнув, не обмяк на ее груди.

Весь следующий день Жюстина поили снотворным, так как это был единственный способ удержать его в постели.

– Он еще задаст нам жару, – печально покачала головой Лизетта. – Ты, конечно, знаешь, что такое выхаживать раненых, но таких трудных больных, как Жюстин, у тебя, думаю, не было.

Когда Жюстин проснулся, предсказания Лизетты сбылись. Он пребывал в отвратительном настроении и даже с ней вел себя возмутительно, то и дело обрывая на полуслове.

– Принеси мне что-нибудь съедобное, – ворчал он. – Не желаю больше есть эти помои.

– Тебе пока нельзя обычную еду.

– В таком случае можешь не кормить меня вообще! – заорал он и здоровой рукой отшвырнул чашку с бульоном.

Взбешенная Лизетта ушла, прислав перепуганную служанку убрать осколки.

Жюстин потер ноющий бок. Нога тоже болела. Болело все: плечо, бок, живот. Но хуже всего была острая боль в голове, которая, казалось, становилась сильнее с каждым ударом пульса. Он застонал, Ноэлайн предложила ему снотворное, но он обругал ее и выгнал из комнаты. Он не желал больше спать. Он хотел встать с кровати и двигаться самостоятельно, а больше всего ему хотелось избавиться от гнетущей темноты.

– Эй ты, – рявкнул он на служанку, которая возилась в углу, – закругляйся и передай мадам Вал… Селии, что ей не удастся прятаться от меня вечно. – Решив, что этого, возможно, будет недостаточно, чтобы Селия поднялась к нему, он добавил:

– Скажи ей, что у меня съехала повязка на боку.

Через десять минут мучительного ожидания он наконец услышал легкие шаги и почувствовал аромат духов.

– Ты не спешила, – ехидно заметил Жюстин.

– Твои крики и стоны всех в этом доме выведи из равновесия, – холодно ответила Селия. – Ноэлайн вспоминает злых лоа, у Лизетты от возмущения лицо пошло красными пятнами, а дети убеждены, что мы держим в спальне чудовище.

– Пошли вы все к дьяволу!

– Что случилось с твоей повязкой? – Селия откинула простыню. – Повязка на месте. – Тут она заметила глубокие морщины на его лбу, и голос ее стал мягче. – Голова еще болит, а? Дай-ка я сменю тебе подушку.

Селия осторожно приподняла его голову и поменяла подушку. Обошла вокруг кровати, поправляя сбившиеся простыни, потом открыла окно, впустив в комнату прохладный ветерок.

– Ты хочешь пить?

– Пить? Терпеть не могу, когда мне в глотку вливают…

– Не хочешь, чтобы я тебе почитала?

– Нет. – Жюстин приложил руку к болезненно пульсирующему виску.

Она отвела его руку и стала тихонько массировать ему виски. Он замер от удивления. Ощущения были странными: обычно он терпеть не мог, когда к нему кто-нибудь прикасался, но сейчас… испытывал огромное удовольствие.

– Так лучше? – услышал он ее тихий голос. Если он ответит «да», она остановится, если скажет «нет» – тоже остановится.

– Пожалуй, немного лучше, – пробормотал он. Легкое поглаживание продолжилось, и он задремал. Селия встала.

– Не уходи.

– Тебе надо поспать.

– Почитай мне.

Она вышла за книгой, и когда вернулась, он немедленно повернулся к ней. Роман был неинтересный, даже скучный, но Жюстину было все равно. Его успокаивал шелест страниц и ее тихий голос. Он попытался представить себе ее лицо, но не мог: вспоминались лишь спутанные белокурые волосы, худенькое личико, темно-карие глаза.

Последние четыре месяца Жюстин каждый день думал о Филиппе и Селии, но не мог представить их вместе. Он понимал, что должен чувствовать себя виноватым, но не мог. У него вообще была удивительная способность не чувствовать своей вины. Он совсем не сожалел о том, что произошло между ними. Интересно, часто ли она вспоминает о той ночи? Или предпочитает не думать об этом? Уже засыпая, он представил себе, что под его головой не подушка, а ее мягкие колени.

Дверь в комнату отворилась. Жюстин узнал тяжелые шаги Максимилиана. Отец каждый день заходил к нему, рассказывал, что новенького в Новом Орлеане и в Мексиканском заливе. В последнее время пираты несколько присмирели, но комендант военно-морской базы был тем не менее преисполнен решимости покончить с морскими разбойниками.

– Лейтенант Бенедикт приходил снова, – начал Макс, не тратя лишних слов на вступление. – Я целую неделю сдерживал его натиск, но больше не могу. Он желает увидеться с тобой, порасспросить о Вороновом острове и об обстоятельствах побега. Я почти уверен: он хочет убедиться, что ты не Филипп. Я сказал, что ранения вызвали частичную потерю памяти. Это поможет тебе.

– Бенедикт давно знаком с Филиппом?

– Около года. У жены лейтенанта Мэри случился выкидыш, когда она упала с лошади, и Филипп спас ей жизнь. Бенедикт сказал тогда, что навеки в долгу перед Филиппом.

– Это хорошо. Быть может, в благодарность он несколько умерит служебный пыл и забудет, что должен вывести меня на чистую воду?

– Или, наоборот, преисполнится решимости доказать, что ты не Филипп.

На губах Жюстина появилась язвительная улыбка.

– Мне было бы намного проще играть роль Филиппа, не проживи он жизнь праведником.

– Ничего, по крайней мере внешне ты будешь выглядеть как он. – Макс окинул его критическим взглядом. – Для начала надо тебя побрить и подстричь волосы.

– Угу, – буркнул Жюстин. – Ноэлайн уже целую неделю точит ножницы в ожидании этого счастливого момента.

Макс фыркнул:

– Попроси Лизетту сбрить тебе бороду. Она здорово наловчилась в прошлом году, когда я поранил руку.

Жюстин насторожился: