Он был так доволен собой, что у Жаклин не хватило духу насмешничать.

— А что с ними такое, Джеймс?

— Я был настолько занят борьбой с этой юной психопаткой, что не уследил за развитием событий. Но если Дюбретта была убита, то не иначе как с помощью яда, который ей подбросили в бокал с вином. А вино... Что это ты так на меня смотришь?

— Совершенно согласна с твоим первым выводом, но вот второй... не слишком ли огульный? Мы ведь не знаем, что еще она ела и пила за вечер, Некоторые яды действуют не сразу.

На Джеймса ее логика особого впечатления не произвела.

— Если ты сомневаешься, что вино было отравлено, зачем тогда прихватила образцы?

— Я же не сказала, что вино не было отравлено. Сказала только, что это не единственная возможность. Само собой, надлежащее расследование смерти Дюбретты не обойдется без анализа остатков вина. Жаль, что мне не удалось сграбастать все грязные бокалы; официант уже убрал их, когда я собралась с мозгами, а мне как-то не хватило смелости броситься следом за ним и выхватить поднос из рук. Однако, — уже веселее продолжала Жаклин, — важнее всего разбитый бокал. Ведь вся компания держала бокалы в руках, когда перевернулся столик, значит, разбитый бокал наверняка Дюбреттин. Все прочие, что упали вместе со столом, были без вина. Более того, бокал Дюбретты не разбился, когда упал. Помню еще, как он подпрыгивал...

— Видимо, кто-то нарочно его раздавил! — воскликнул Джеймс.

— Возможно. А вино, которое вытирал с пола официант, пролилось из бутылки. Надо и его тоже проверить.

— У меня есть знакомый химик в здешнем университете, — с готовностью вызвался Джеймс.

Жаклин уже хотела сказать: «У меня тоже», но вовремя спохватилась. Учитывая некоторые подробности ее прошлого, было бы слегка неловко, окажись ее и Джеймсов химик одним и тем же лицом. И потом, Джеймсу будет приятно, если она доверит ему эту работу. Пускай воображает, будто они равноправные партнеры в расследовании.

Убрав ногу с мусорного пакета, она пододвинула его Джеймсу и попросила:

— Постарайся уговорить его, чтоб завтра же все проверил.

— Постараюсь. Но знаешь, Жаклин, по-моему, другие возможности подсунуть яд и обсуждать нечего. Вечеринка началась в пять — стало быть, вряд ли Дюбретта поужинала перед приходом, а если бы ей что подмешали за обедом, это давно бы уже подействовало.

Жаклин понимала, что Джеймс просто не в силах расстаться со своей теорией, а также с захватывающей и леденящей душу мыслью, что на его глазах свершилось убийство, и посему не стала больше возражать. К тому же что толку обсуждать другие гипотезы — вполне возможно, половина жителей Нью-Йорка была бы не прочь избавиться от Дюбретты Дюберстайн, и немало из них могли проделать это минувшим днем. По сути, не о чем было говорить, не имея результатов химических исследований, но эта мысль ни Жаклин, ни Джеймсу даже в голову не пришла.

— Вопрос не в способе, а в возможности, — рассуждала Жаклин. — Как яд попал в бокал Дюбретты?

После довольно ожесточенного спора им удалось достичь согласия по нескольким пунктам. В первой бутылке вина оставалось лишь на один бокал. Вторая бутылка была закупорена и запечатана — оба наблюдали, как Макс ее открывал. Могло ли постороннее вещество оказаться в бутылке уже после того, как вынули пробку? Маловероятно, практически невозможно. К тому же неразумно — зачем отравлять целую бутылку, если, конечно, злодей не планировал массовое смертоубийство.

А разошлись они во мнениях по поводу дальнейшего перемещения бокалов с вином. Джеймс настаивал, что кто-то — кто именно, он не мог вспомнить — забрал бокал, который Макс отставил в сторону, заявив, что там сильный осадок. Жаклин была совершенно уверена, что к этому бокалу никто не прикасался. Да что там — даже насчет своих собственных бокалов они не пришли к единому мнению! Джеймс утверждал, что передал Жаклин бокал, который вручил ему Макс. Она же отчетливо помнила, что свой бокал получила от самого Макса. Валери Валентайн сама выбрала бокал, очевидно первый попавшийся, затем его отняла тетушка Хэтти, а Королеве Любви напиток вручила Лори, в свою очередь получив его от Хэтти. Лори дотрагивалась не только до первого, с осадком, бокала, но и до нескольких других. Бокалы, что наполнил Макс, во время истерического припадка Лори стояли на столе, и любой мог незаметно сыпануть яд в какой угодно. Единственное, на чем сошлись оба сыщика-любителя, — это что ни один из них не имел ни малейшего представления, как к Дюбретте попал ее бокал.

— У меня всегда вызывали недоверие детективные романы, в которых каждый из гостей точно знает, кто сжимал стакан в руке, а кто отвернулся в тот или иной момент, — проворчал Джеймс. — Так или иначе, ясно, что убийца вполне мог подсыпать Дюбретте яду. А теперь давай-ка составим список подозреваемых.

Возглавляла список, безусловно, тетушка Хэтти. Именно ей угрожала Дюбретта разоблачениями — какими бы они ни были, — и именно Хэтти развела суету вокруг абсолютно прозаической процедуры. Спровоцировав свару между Валентайн и Лори, она отвлекла всеобщее внимание, а тем временем могла заняться бокалом Дюбретты.

— И вдобавок она готовит отвратительный чай, — заметила Жаклин.

Джеймса не обмануло ее показное легкомыслие, но в чем тут дело, он пока не понимал. Не желая подводить Джин, Жаклин не стала распространяться об отношениях между тетушкой Хэтти и писателями. Лишь вскользь упомянула о слухах: мол, Хэтти держит своих подопечных на голодном пайке — в финансовом смысле. Джеймс вопросительно глянул на Жаклин, пожал плечами и перешел к следующему кандидату в убийцы.

Лично у него наибольшие подозрения вызывала Лори. Жаклин согласилась, что особа крайне неуравновешенна и враждебно относилась к Дюбретте — собственно говоря, угрожала ей, — но при этом умолчала, что, на ее взгляд, пристрастное отношение Джеймса к Лори было отчасти вызвано личной неприязнью.

Они сошлись на том, что наилучшей возможностью подбросить яд в бокал располагал Макс. Именно он откупоривал бутылку и разливал вино. Если Дюбретта раскопала какие-то скандальные сведения о Валери Валентайн, то у импресарио звезды были самые веские причины заткнуть репортерше рот.

Затем настал черед мисс Валентайн — ее имя произнесла Жаклин. Джеймс тотчас отмахнулся, заявив, что тут и обсуждать нечего.

— Но у нее тот же мотив, что и у Макса, — возразила Жаклин.

— Чушь!

Последними на очереди оказались Джо-Виктор и Сьюзен. Джеймс заявил, что Виктор темная лошадка, но отказался пояснить свою мысль. Сьюзен же, на его взгляд, явно ни при чем. Жаклин скрупулезно занесла обоих в свой список.

— Ну вот и все кандидаты, — заключил Джеймс, знаком попросив официанта подлить ему кофе. — Давай теперь поговорим о мотиве.

Кое о ком Джеймс не знал, и Жаклин сочла за благо промолчать. Правда, всерьез подозревать Джин было трудно. Хотя... бреши в увитой розами декоративной решетке были достаточно широки, чтобы просунуть руку и украдкой подбросить в бокал яд.... Но даже если Джин сумела бы подсыпать яд в открытую бутылку — или даже в один из бокалов, — как бы она позаботилась, чтобы отрава попала к нужному человеку? Тем не менее Жаклин занесла в свой список и Джин. Что-то было явно не так в книжно-романтическом бизнесе, и, пока она не выяснит, что за секреты таятся в сердцах Ви-Ви и Виктора фон Дамма, нельзя сбрасывать подругу со счетов. И необходимо поскорее с ней поговорить.

— Счет, пожалуйста, — попросила она официанта и повернулась к Джеймсу: — Мотив в этом блокноте. Прямо сейчас им и займусь.

Заметно помрачневший Джеймс взял чек, скромно притулившийся с краю стола, и на миг лицо его исказилось от испуга. Судорожно сглотнув, он протянул официанту кредитную карточку и вновь погрузился в печаль.

— С каких это пор ты заделалась шифровальщиком?

— По-моему, это называется «дешифровщик». А ты с каких?

Однако Жаклин приняла предложение Джеймса не брать такси, а прогуляться, Ночь выдалась чудесная — для Манхэттена. Время от времени легкий ветерок врывался в улицы-каньоны, а над Рокфеллеровским центром низко нависла полная луна. Жаклин намеревалась позвонить Джин, как только придет, — того требовала совесть, а также детективная лихорадка. Однако вместе с ключом портье вручил ей записку, и Жаклин поняла, что обязательства перед Джин придется опять отложить.