Последовало напряженное молчание, нарушаемое лишь урчанием пустых желудков.

— Ну а теперь настал момент, которого все вы так ждали! — объявила Хэтти. — Итак, наша таинственная гостья. Догадываетесь, кто она? Девочки, можете ли вы поверить нашему счастью? Вот она, Королева Любви собственной персоной! Самая любимая, самая красивая, самая талантливая из авторов во всем огромном мире — Валери Валентайн!

Что до Жаклин, так она ждала прибытия чего-нибудь съестного, но не все гости были столь циничны. Бурными аплодисментами было встречено появление прекрасной юной девушки с золотистыми волосами. Вся в белой кисее, она величественно и плавно взошла на сцену под руку с высоким, невероятно красивым мужчиной во фраке и при белом галстуке. Он галантно усадил ее в троноподобное кресло по соседству с Хэтти и сам устроился рядом.

Хэтти протянула руку к микрофону, но ее речь потонула в шумной суете дюжины официантов. Мечтая поскорей покончить со скучной и утомительной работой, они принялись проворно метать еду на столы и плескать вино в бокалы. Хэтти снова уселась в кресло.

Угощение оказалось типичным для дамского официального обеда — цыпленок по-королевски, холодный мясной рулет (по штуке на гостя), салат-латук (заметно увядший) и французский соус в бутылочках. Гвоздем программы был десерт — пирожные в форме сердечек с четырьмя глазированными клубничками, кокетливо выглядывающими из-под щедрого слоя взбитых сливок. Затем официанты загрузили столики сосудами с чаем и кофе, и участники конференции — если и не довольные, то по крайней мере сытые — переключили свое внимание на пищу духовную.

— А кто этот мужчина с Валери?.. О господи! — с благоговейным ужасом воскликнула Жаклин. — Как вы их различаете?

— Очень просто, — ответила Сью. — Поклонники Валери Вандербилт называют ее Ви-Ви. Валентайн фигурирует под своей фамилией. А это ее возлюбленный, граф Девонширский.

— Графу Девонширскому восемьдесят четыре года, и он уже шестьдесят лет счастливо женат на кузине английской королевы.

— Правда?

— Без понятия, — улыбнулась Жаклин. — Но готова поставить последний доллар на то, что это существо не имеет ни малейшего отношения к английской аристократии.

— Может, он граф Девонбрукский или что-то в этом роде.

— Того не легче!

— Наверное, все это просто ужасно, да?

— Ужасно? — Жаклин выловила из своего кофе сдувшийся лиловый шарик. — Да я сто лет не получала такого удовольствия!

Послеобеденные речи были, к счастью, краткими; как радостно объявила Хэтти, они «чуток выбились из графика» и ей бы «только парочку словечек сказать».

Клише громоздились одно на другое, почерпнутые в основном из романтической поэзии.

— Кто лучше нас знает, что любовь сметает все преграды? — ворковала Хэтти.

Жаклин зевнула.

— Любовь зла — полюбишь и козла! — не так чтобы очень тихо изрекла она.

— За любовь можно отдать все! — разливалась Хэтти.

— И немножко за бутылку, — добавила Жаклин. — Это все из виршей одного малоизвестного поэта по имени Чарльз Дибдон.

— Ш-ш! — сердито прошипела дама в норке.

Сью тихонько рассмеялась.

Но Жаклин не нуждалась в ободрении. Откровение Хэтти «Любовь — это райские кущи, а рай есть любовь» вдохновило ее на «Любовь, как корь, — заразная хворь».

— Мир полон любви! — настаивала Хэтти.

Жаклин решительно покачала головой, подбирая крошки с тарелки:

— Нет уж, увольте. Лично я сыта по горло любовью. До тошноты. «Мутит меня, с души воротит...»

— Вы, наверное, преподаете английскую литературу, — предположила Сьюзен, когда Хэтти под жидкие аплодисменты уселась наконец на место.

— Я библиотекарь, — рассеянно отозвалась Жаклин.

Ее все больше занимало странное поведение Валери Вандербилт. Та хотя и сидела сгорбившись, уткнув нос в тарелку, но время от времени, когда отправляла очередную порцию пищи в рот, вскидывала глаза, и черты ее показались Жаклин знакомыми. Она мысленно перебирала всех знаменитостей и полузабытых приятельниц — и вдруг вспомнила. Невероятно... Тут, будто повинуясь телепатическому импульсу, Ви-Ви посмотрела в сторону Жаклин. Выражение неприкрытой паники тотчас исказило ее лицо — и Жаклин убедилась в своей правоте.

Официанты принялись сгребать со столов пустые тарелки, и почетные гости потянулись за кулисы. Ви-Ви метнулась было к бархатному занавесу, но на ее пути возникла внушительная фигура тетушки Хэтти.

— Увидимся, — поспешно бросила Жаклин Сью и устремилась в погоню.

Ви-Ви заметила ее приближение и попыталась ускользнуть. Ринувшись наперерез официанту, Жаклин загнала ее в угол.

— Джин! Сколько лет, сколько зим! Я бы узнала тебя где угодно, ты так великолепна!

— Вы ошиблись, — промямлила Ви-Ви, высунув нос из-под парика. — Меня зовут...

— Джин Фраскатти! Ты по-прежнему Фраскатти или же...

— Тсс! Не произноси мое имя!

Вообще-то надо было иметь очень наметанный глаз, чтобы разглядеть знакомые черты спустя двадцать лет, да еще под толстым слоем грима. Цвет лица Джин был на несколько тонов светлее, нежели запомнилось Жаклин, а нарисованные ярко-красной помадой губы совсем не соответствовали природным контурам. Но когда-то они были подругами, и пусть Джин изменила внешность, но ей не под силу было изменить мимику и жесты.

— Ладно, как скажешь, — согласилась Жаклин. — Но я и правда очень рада тебя видеть.

— Подожди... — Ухоженные коготки вцепились в ее рукав. — Боже правый, надо же было встретить именно тебя... Что ты здесь забыла?

— Я вездесуща, — ничуть не обидевшись, ответила Жаклин. — Но ты-то как здесь очутилась? Неужели...

— Да... Да! Что толку отрицать? — с отчаянием воскликнула Джин.

— Да вроде бы незачем. Я так поняла, никто не знает твоего настоящего имени?

— И никто не должен узнать! — Голос Джин сорвался. — Обещаешь? Никому не скажешь?

— Нет, если ты не хочешь.

— Поклянись. Поклянись... именем Вана Джонсона.

Жаклин невольно рассмеялась:

— А я и забыла про него!

— Да ты же с ума по нему сходила.

— А-а, прошлогодний снег... Ну ладно. Клянусь памятью Вана Джонсона. Полагаю, при нынешних обстоятельствах — хотя будь я проклята, если понимаю, в чем тут соль, — ты не захочешь, чтобы я снова к тебе подходила.

— Нет. То есть да! Погоди минутку. — Помолчав, Валери-Джин продолжала: — Если я попрошу оставить меня в покое, ты ведь оставишь, правда?

— Разумеется.

— Но мне бы хотелось с тобой поговорить. О боже, мне просто необходимо поговорить!

— Вот и отлично.

— Но только не здесь. К тому же сейчас какая-то идиотская лекция.

— А где?

— После лекции. Давай встретимся... О господи! — Сдавленно вскрикнув, Джин вдруг рванулась прочь, пошатываясь на высоченных каблуках.

Жаклин обернулась посмотреть, что же так испугало старинную подругу. Впрочем, Джин многого не надо — помнится, она до смерти боялась жуков, мальчишек, летучих мышей и мало ли чего еще.

Прямо на Жаклин надвигалась дама в потертом твидовом костюме — высокая, плотного сложения, с решительными чертами и заметными усиками, — но шариковая ручка, которой она размахивала, не казалась настолько пугающей, чтобы обратить Джин в стремительное бегство. Хотя... Сумка, перекинутая через плечо дамы, была не меньше тех, что носила Жаклин, и в данный момент матрона как раз доставала оттуда блокнот. Да у нее же на лбу написано, что она журналистка!

— Вы какая будете из Валери? — поинтересовалась усатая дама, нацелив ручку на Жаклин.

— Пока никакая. Если напишу роман, то назовусь Валери фон Хенцау.

— Недурно, — ухмыльнулась дама. — Значит, ваша бирка...

— Сплошное вранье.

— Ясно.

Жаклин изучила именную бирку собеседницы. Чуть ли не впервые за день она увидела знакомое имя.

— "Д. Дюберстайн". Так вы Дюбретта? Та самая, что ведет светскую хронику?

— Случается, меня величают и другими... э-э... именами. — Острые черные глазки Дюбретты пытливо вперились в Жаклин. — Вы, часом, не с Валери Вандербилт разговаривали?