В то время как союзники отступали вдоль Богемии, французская армия прошла вперед до Одера, заняв вооруженной рукой Глагу, Бреславль и Швейдниц. Саксония была освобождена; Силезия наполовину завоевана; Вестфалия и Ганновер очищены от партизанов, которые появились здесь и, на минуту заняв Кассель, прогнали короля Жерома; Даву снова владел Гамбургом и Любеком. Таковы были результаты этого первого месяца операций, покрывших славой новую французскую армию. Русские и прусские военачальники взаимно обвиняли друг друга в измене или бездарности. Население равно страдало как от реквизиций своих «освободителей», так и от реквизиций неприятеля. Разбитая, выброшенная из колеи коалиция находилась в нерешимости.
Поведение Австрии; Плесвицское перемирие. Вмешательство Австрии снова сплотило коалицию, готовую распасться. Поздравляя Наполеона с его победами, Австрия в то же время и поощряла царя и прусского короля к дальнейшему сопротивлению. Душой этой коварной политики был Меттерних. Он поклялся отмстить за так называемый Венский договор 1809 года. По преданию, он первый, с целью вернее погубить Наполеона, подал мысль о его женитьбе на Марии-Луизе, потому что этим он ставил его в натянутые отношения с Россией и в то же время мог надеяться улещить и усыпить победителя уверениями в своей неизменной дружбе, чтобы за этой ширмой лучше подготовить свое предстоящее отложение. Помощь Шварценберга в экспедиции 1812 года против русских была так же комична, как и помощь Голицына в экспедиции 1809 года против австрийцев. По возвращении в Вену Меттерних стал готовить вооруженный нейтралитет Австрии; окончательный же образ его действий должен был определиться сообразно с исходом кампании. Он не хотел без подготовки объявлять войну императору, но оставлял за собой возможность сделать это, когда понадобится. Часто утверждали, что, предлагая вступить в переговоры с Наполеоном, Меттерних искренне желал мира; но его Мемуары доказывают диаметрально противоположное. 23 апреля 1813 года он пишет Нессельроде: «Потеряй Наполеон одно сражение – и вся Германия под ружьем». Несколько позднее он добавляет: «Переход от нейтралитета к войне возможен лишь через вооруженное посредничество». После Люцена и Бауцена он решает, что наступило время предложить это посредничество. И вот он предлагает императору заключить перемирие с целью подготовить открытие большого европейского конгресса, плодом которого должен стать всеобщий мир. 4 июня 1813 года Наполеон заключил Плесвицкое перемирие сроком до 28 июля.
Можно было думать, что он был воодушевлен искренним стремлением к миру: иначе как объяснить то, что он прервал войну в разгар своих успехов, в такую минуту, когда коалиция колебалась рисковать новыми битвами, и что он решился дать Австрии так упорно искомый ей предлог для открытия враждебных действий против Франции? Дело в том, что в армии царило уныние: «Офицеры всех степеней были утомлены сражениями и спрашивали себя, не задался ли император умыслом умереть не иначе, как на бранном поле. Прибывшие из Франции молодые солдаты, видя отчаяние ветеранов, считали себя потерянными» (Беньо). Сподвижники Наполеона громогласно требовали мира. Во Франции разочарование овладело всеми слоями населения; страна пресытилась славой; недовольство росло и ждало лишь первой военной неудачи, чтобы бурно вырваться наружу. Наполеон считал нужным воочию доказать всем, что искренне желает мира; притом он надеялся, пользуясь разногласием между державами, на конгрессе обыграть их друг через друга. Он уверял себя, что Австрия ни в коем случае не может покинуть его и что немецкие вассалы останутся ему верны. А главное, он рассчитывал пополнить свое вооружение, обновить свою конницу, дать время 120 000 новобранцев прибыть из Франции, выиграть блестящий бой вроде Аустерлица или Фридланда и снова смирить пораженную ужасом Европу. Он мало думал о том, что в этот промежуток и Пруссия не преминет пополнить свою армию свежими рекрутами, русские призовут к себе формируемую в покоренной Польше армию Беннигсена, Бернадотт успеет высадиться в Стральзунде. Он вводил Францию в заблуждение своими победоносными бюллетенями, переставляя даты, преувеличивая размеры неприятельских потерь, сообщая совершенно успокоительные сведения о своем здоровье, тогда как рвота становилась все более частой и физическая слабость его быстро прогрессировала. Мария-Луиза беспрестанно устраивала праздники в Париже, Сен-Клу, Шербурге в ознаменование славных подвигов молодых французских войск. Сам он, живя во дворце Марколини в Дрездене, издавал во множестве всевозможные декреты, чтобы показать, что он все тот же, что и в Москве и Берлине, и что он может из любого места править своей всемирной державой.
Двуличность Меттерниха. Меттерних цинично пользовался добровольным ослеплением своего опасного противника. На свидании в Опосно, на границе Богемии, он с категоричностью заявил императору Александру, что австрийские силы не вступят на арену войны, пока Наполеон не согласится на посредничество Австрии и на приемлемые условия. «Если он отклонит посредничество, – сказал он с целью успокоить царя, – вы найдете нас в рядах ваших союзников; если же примет, переговоры с очевидностью докажут, что Наполеон не желает быть ни благоразумным, ни справедливым, и результат будет тот же». Таким образом, Меттерних хотел вогнать Наполеона в дилемму, которую его пагубное упрямство, без сомнения, сделает неразрешимой. Новым договором о субсидиях, подписанным в Рейхенбахе еще 14 июня, Англия обязалась выплатить помесячно России 33 миллиона, Пруссии – 17 на продолжение военных действий. Граф Стадион, уполномоченный при главной квартире союзных государей, просил лишь несколько недель, чтобы Австрия могла закончить свои военные приготовления. Так, все подготовились для окончательной измены. И действительно, Меттерних отправился в Дрезден просить о продолжении перемирия и о созыве конгресса, где Франц I должен был навязать Наполеону свое посредничество для заключения мира. От имени своего господина Меттерних должен был предложить Наполеону отказаться от Голландии, Швейцарии, Испании, Рейнской конфедерации, Польши и большей части Италии. Наполеону следовало бы обеими руками принять эти условия, оставлявшие Францию нетронутой до Рейна. В какое затруднение он поставил бы этим Австрию! Какую смуту вызвал бы в недрах коалиции! Как воскресил бы доверие к себе французского народа! Какую несокрушимую силу мог бы он противопоставить своим изумленным врагам, если бы, отозвав все свои гарнизоны, рассеянные по Германии, массой сосредоточил бы на Рейне свои несравненные полки, поручив им оборонять священную почву родины! Ему следовало или отвергнуть всякое перемирие и всякий конгресс, или же без рассуждений согласиться на любой мир, который оставил бы неприкосновенной границу старой Галлии.
Свидание Наполеона с Меттернихом состоялось в Дрездене 28 июня; оно продолжалось восемь часов. Взбешенный двуличностью своего тестя, император без умолку кричал, бушевал и топал ногами: «Вы хотите войны, – хорошо же, будем драться. Мы увидимся в Вене. Сколько же вас, союзников: четверо, пятеро, шестеро, семеро? Чем больше вас будет, тем я буду спокойнее». «Мир и война, – холодно отвечал Меттерних, – в руках вашего величества. Сегодня вы еще можете заключить мир; завтра, быть может, будет уже поздно…» «Чего же хотят от меня? Чтобы я покрыл себя позором? Никогда!
Я предпочту умереть, нежели уступить пядь земли. Ваши цари, рожденные на престоле, могут двадцать раз быть разбиты и все же вернуться в свои столицы: мне этого нельзя, потому что я вышел из солдат… Вы не солдат и не знаете, что делается в душе солдата. Я вырос на бранном поле, и такого человека, как я, мало тревожит жизнь миллиона человек.» И, произнеся эти проклятия, он швырнул свою шляпу в противоположный угол комнаты. Затем он стал укорять Меттерниха, что тот подкуплен Англией, доказывал ему, что Австрия не может выставить более 75 000 человек, что Франция вовсе не утомлена войной: наконец, введенный в заблуждение непоколебимой флегмой, с какой Меттерних выдержал грозу, и думая, что он оробел, Наполеон дружески хлопнул его по плечу и сказал: «Знаете, чем это кончится? Вы не станете воевать со мною». «Вы погибли! – воскликнул Меттерних, – я предчувствовал это, идя сюда, а теперь, уходя, уверен в этом».
