Переход Наполеона в наступление: Арсина-Об. Французские войска были всюду оттеснены. Удино, разбитый у Бар-сюр-Об вследствие безобразной диспозиции, соединился у Труа с Макдональдом и Жераром; отсюда они отступили к Ножану, затем к Провену. Ожеро отступал к Лиону, Мэзон – к Лиллю, Сульт оставил без защиты Бордо, который горсть заговорщиков-роялистов вскоре выдаст англичанам. Надо было быть Наполеоном, чтобы при таких условиях не почувствовать себя безвозвратно погибшим.
11 марта после полудня император вступил в Суассон; 12-го он пополнил свою армию подкреплениями, прибывшими из Парижа; 13-го он двинулся к Реймсу, где истребил русско-прусский корпус Сен-При.
Взятие Реймса имело больше стратегическое значение, так как, овладев этим городом, Наполеон занял позицию на коммуникационной линии обеих неприятельских армий; но еще более важен был его моральный эффект. Оно смутило и ужаснуло союзников. Блюхер, решившийся, наконец, пуститься в погоню за Наполеоном и форсировать переход через Энь, отозвал назад свои войска, уже выступившие в путь, и сосредоточил их под Ланом. Шварценберг приостановил свое наступление против Макдональда. Итак, армия Наполеона, которую считали уже не существующей, с быстротой молнии сокрушила корпус Сен-При и грозила русско-австрийскому флангу. Что же это? Или Франция непрерывно рождает новые батальоны? Или это гренадеры и драгуны чудом воскресли с полей битв?
Теперь первоначальный план Наполеона – двинуться к северо-восточным крепостям – снова оказывался осуществимым, под условием внесения в него некоторых поправок. Главная русско-австрийская армия находилась так близко к Парижу, что представлялось опасным оставить Макдональда глаз на глаз с этими полчищами до тех пор, пока Наполеон успеет присоединить к себе гарнизоны тех укреплений. Но нельзя ли врасплох застигнуть Шварценберга среди его передвижений, разбить порознь один или два его корпуса и, пользуясь отступлением русско-австрийской армии, броситься в Лотарингию? Уже утром 14 марта, т. е. меньше, чем через восемь часов по своем вступлении в Реймс, Наполеон решил идти против Шварценберга; но еще до 17-го он колебался в выборе места нападения. Идти ли к Провену или к Мо, соединиться там с корпусом Макдональда и атаковать врага в лоб, или же идти через Фер-Шампенуаз и Арсина-Об к Мери или Труа, чтобы напасть на русско-австрийскую армию с фланга или тыла? Первый план представлялся ему «наиболее надежным», но он выбрал второй, как «более смелый».
Но главная неприятельская армия не дерзнула ждать его. 19-го, когда французская колонна тронулась из Фер-Шампенуаза к Булажу, русско-австрийская армия начала попятное движение к Труа и Бар-сюр-Об. Таким образом, первая часть грандиозной операции, задуманной Наполеоном, не совсем удалась, потому что неприятель отступил еще быстрее, чем он атаковал его. Зато, в основной своей части план его не был испорчен. Если движение к Обу, представлявшее собой лишь подготовительный маневр, оказалось недостаточно тайным и быстрым, чтобы сделать возможной фланговую или тыловую атаку, то посредством этого движения Наполеон, по крайней мере, освободил Париж, соединился с Макдональдом, удалил Шварценберга и навел страх на Блюхера. Все позволяло думать, что теперь он может свободно располагать теми восемью днями, которые были ему нужны, чтобы дойти до своих северо-восточных крепостей и оттуда свернуть в тыл главной неприятельской армии. Хорошим предзнаменованием являлась даже тревога, поднятая Шварценбергом, несмотря на то, что она спасла русско-австрийскую армию от частичного поражения. Если приближение горсти людей, маневрирующих на его фланге, привело неприятельского главнокомандующего в такое волнение, то каков будет его испуг, когда Наполеон, усилив себя гарнизонами крепостей и присоединив к себе корпуса Макдональда и Удино, Мармона и Мортье, атакует его сзади с 90 000 человек и с помощью восставших Лотарингии, Аргонна и Бургундии?
Наполеон решил не мешать отступлению неприятеля и двинуться прямо к своим крепостям на Витри, идя до Арси обоими берегами Оба. 20 марта, около полудня, Наполеон с кавалерией Себастиани и двумя небольшими дивизиями Нея прибыл в Арси (по левому берегу) – и здесь внезапно атаковал его авангард богемской армии.
Шварценбергу надоело скрываться, и он самовольно и вопреки всякому ожиданию решил прервать свое отступление и дать сражение. Опрокинутые и затопленные потоком неприятельской конницы, слабые эскадроны Себастиани были охвачены паникой и в беспорядке поскакали к Арсискому мосту. Император, со шпагой в руке, стрелой промчался среди них, опередил их у самого моста и здесь, обернувшись к ним лицом, крикнул громовым голосом: «Кто из вас перейдет мост раньше меня?» Беглецы остановились, и Наполеон снова повел их в атаку на неприятеля. Вскоре показалась на правом берегу Оба старая гвардия. Ветераны Фриана и новобранцы Нея до ночи выдерживали, не уступая ни пяди, все атаки вражеских полчищ.
На следующий день, с прибытием части небольшой императорской армии, силы Наполеона достигли 28 000 ружей и сабель, но он занимал угрожаемую позицию, с рекой в тылу, и имел перед собой стотысячное неприятельское войско. Однако Шварценберг колебался напасть на него и решился на атаку лишь после полудня, когда увидел, что французы начинают спокойно отступать. На войне больше, чем где-либо, потеря времени – вещь непоправимая. Тщетно русско-австрийская армия быстро двинулась на врага: когда она стала подходить к Обу, больше двух третей французского войска достигло уже правого берега Оба. Отступление бесстрашно прикрывали 6000 испанских ветеранов генерала Леваля, укрепившиеся в городе. Они покинули свой пост лишь с наступлением ночи и, отступая, взорвали главный Арсиский мост.
20 марта Шварценберг не сумел сокрушить французскую армию. 21-го он, не двигаясь с места, дал ей перейти реку на расстоянии выстрела своих безмолвных пушек. Благодаря своей нераспорядительности и нерешимости он дважды в продолжение тридцати часов упустил случай одержать решительную победу. Имея дело с таким противником, как бы велики ни были его силы, мог ли Наполеон хоть на минуту отчаяться в успехе?
Движение союзников к Парижу; двукратный бой у Фэр-Шампенуаза. Два дня, следовавшие за сражением у Арсина-Об, союзники оставались в неизвестности относительно направления, по которому двинулся Наполеон. Лишь 23 февраля после полудня они узнали, что он перешел Марну и идет к Сен-Дизье и Жуанвиллю с целью напасть сзади на их главную армию. Получив это известие, Шварценберг созвал военный совет. Предложение, которое первым было высказано здесь, доказывает, что многие из генералов союзной армии растерялись совершенно. Сущность их мнения заключалась в следующем: «Наполеон стоит уже на нашей операционной линии; он опередил нас двумя днями и угрожает Шомону. Следовательно, мы должны обезопасить наши сообщения со Швейцарией посредством параллельного форсированного марша на Вандевр, Бар-на-Сене и Шатильон. Отсюда мы двинемся либо к Лангру, либо к Дижону и Везулю». Эта операция представляла собой ничто иное, как отступление, притом – отступление крайне пагубное с моральной и чрезвычайно опасное с военной точки зрения. По единодушному суждению немецких, английских и русских историков, оно повлекло бы за собой самые тяжкие последствия. Отступи союзная армия до Рейна и даже, как говорил Дибич, за него, – потеряны были бы плоды десяти сражений, двухмесячной кампании, богемскую армию охватила бы деморализация, силезской армией, которая одна осталась бы на французской территории, овладел бы панический страх, обозы и магазины были бы разграблены, артиллерийские парки достались бы врагу, войска были бы преследуемы и разъединяемы Наполеоновскими солдатами и тревожимы вооруженными крестьянами, пришли бы в полное расстройство и подверглись бы всем ужасам панического бегства.
Однако великую опасность этого отступления, бросающуюся нам в глаза на расстоянии века, заметило и большинство членов совета. На обсуждение был поставлен другой план кампании, подсказанный приближением силезской армии через Шалон. Речь шла о том, чтобы совсем отказаться от коммуникационных линий в Швейцарию и открыть себе новые – в Голландию, через Шалон, Реймс и Монс. Для этого нужно было только соединиться с армией Блюхера, после чего обе армии дружно двинулись бы против Наполеона и дали бы ему сражение между Витри и Мецом. После коротких прений совет принял этот план, который, хотя и был для союзников много выгоднее первого, – как нельзя лучше соответствовал и замыслам, и предсказаниям Наполеона. Его ловкий маневр удался – союзники попались на удочку: они последуют за ним под выстрелы крепостных орудий. И теперь, как в предыдущие кампании, увенчанные великими победами, войну направлял Наполеон, заставляя противников исполнять его волю и, так сказать, диктуя неприятельским армиям их собственные движения.
