Гул голосов у них за спиной затих.

Тишина упала на боевые каноэ, над которыми виднелись ряды лиц; на кучку вождей на берегу; на людей, которые притаились на утёсе, подсматривая. Солнце светило так ярко, что было больно глазам; оно словно высасывало цвет из пейзажа. Мир затаил дыхание.

Не будет ни отсчёта, ни сигнала. Нет и правил. Но есть традиция. Поединок начнётся, когда первый из сражающихся возьмёт в руки оружие. Копьё и нож Мау лежали перед ним на песке. В десяти футах от него Кокс после долгих споров положил на песок свои пистолеты.

Оставалось только следить за взглядом противника.

Кокс ухмыльнулся.

Разве не об этом мечтал каждый мальчишка? Стоять лицом к лицу с врагом? Всё собралось здесь, под раскалённым добела солнцем: вся ложь, все страхи, все ужасы, все кошмары, принесённые волной, — все они стояли здесь в виде одного смертного человека. Здесь Мау мог их победить.

Важно было только одно: «Кто не смеет думать, что победит, тот не победит».

У Мау заболели глаза — так пристально он вглядывался. Палящий свет солнца почти ослепил его, но, по крайней мере, в голове больше не слышались голоса…

Но вот…

«Сегодня хороший день для смерти», — сказал Локаха.

Рука Мау взлетела в воздух, швырнув горсть песка в глаза Коксу. Мау не стал ждать — он схватил нож и помчался, слыша ругательства за спиной. Но где нет правил, там нет и обмана. Он подобрал своё оружие, когда положил копьё на землю. Он не обязан был говорить, что выбрал в качестве оружия песок. И это было хорошее оружие.

Не останавливайся. Не оглядывайся. Беги.

Плана у него не было. У него и раньше не было плана. Была только надежда, самая малость, и ещё кое-что, чему научила его девочка-призрак в их самую первую встречу: пистолеты боятся воды.

Сейчас ему надо было оказаться в лагуне, и он мчался туда, по возможности виляя и петляя на ходу. В воде он будет как дома. Кокс — большой, тяжёлый, вода будет тянуть его за одежду. Да!

Прогремел выстрел, и пуля просвистела у головы Мау. Но он уже был в лагуне и нырнул, как только вода стала чуть выше колен. Придётся подниматься на поверхность, чтобы вдохнуть, но ведь Кокс не рискнёт полезть за ним в воду?

Доплыв до середины лагуны, где дрейфовали разбитые каноэ, Мау остановился и воспользовался их прикрытием, чтобы подышать. Потом осторожно выглянул из-за каноэ, чтобы посмотреть, где Кокс. Тот стоял прямо в полосе прибоя и уже заметил Мау.

Мау нырнул, но Кокс этого ожидал. Может быть, это правда, что он умеет заглядывать к людям в голову…

Мау обернулся. Он ничего не мог с собой поделать. Мужчины должны стать лицом к лицу с врагом хотя бы однажды…

И увидел, что к нему приближается пуля. Она ударилась о воду в нескольких футах от него, таща за собой хвост пузырей… и остановилась в нескольких дюймах от лица Мау. Он осторожно выловил пулю, когда она стала падать, а потом отпустил и проводил изумлённым взглядом. Пуля упала на песчаное дно.

Как это могло случиться? Похоже, пули на самом деле не любят воду…

Мау всплыл, чтобы глотнуть воздуху, и, ныряя обратно, услышал ещё один выстрел. Повернувшись, он увидел, что к нему несётся поток воздушных пузырей. Пуля отскочила от руки. Отскочила! Мау едва почувствовал её прикосновение!

Он поплыл к проёму рифа, чтобы оказаться на глубине. Проём сегодня наполовину загораживали водоросли. Хоть какое-то прикрытие. Но что такое с пулями? Ведь от Атабы пуля вовсе не отскочила. Она сделала в нём большую дырку, и было много крови.

Придётся опять подняться на поверхность: Кокс наверняка гораздо опасней, когда его не видишь.

Мау схватился за край коралла и встал поудобнее на корень дерева, застрявшего в проёме. Очень осторожно подтянулся.

И увидел, что Кокс бежит по дуге старого коралла, ведущей от берега к острову Малый Народ и новому пролому. Мау слышал, как хрустит коралл под сапогами — Кокс ускорял бег, а людоеды-наблюдатели спешно убирались с дороги.

Кокс поднял взгляд, прицелился и, не переставая топотать по кораллу, выстрелил дважды.

Пуля прошла через ухо Мау. Он свалился назад в воду, и первая мысль его была о боли. Вторая — тоже о боли, потому что её было очень много. Вода становилась розовой. Он потрогал ухо — большая часть его отсутствовала. Третья мысль была: «Акулы». А следующая, существующая в каком-то маленьком собственном мирке: «Он стрелял пять раз. Когда он расстреляет все пули, ему придётся перезаряжать оружие. Но я бы на его месте дождался, пока в большом пистолете кончатся патроны, и тогда перезарядил бы его, держа маленький пистолет наготове, на случай, если черномазый вдруг выскочит из воды».

Это была странная, пугающая мысль. Она плясала в голове Мау, как белая нить на зловещем красном фоне. Мысль продолжалась: «Он умеет думать как ты. Ты должен думать как он».

«Но если я буду думать как он, он выиграет», — подумал в ответ Мау.

«Почему же? — возразила новая мысль. — Думать как он — не значит быть как он! Охотник приучается понимать кабанов, но сам от этого не превращается в свинину. Он приучается понимать погоду, но сам не становится облаком. И когда на охотника бросается ядовитый зверь, охотник не забывает, кто из них охотник, а кто дичь! Ныряй! Сейчас же!»

Он нырнул. Дерево, наполовину застрявшее в проломе, было опутано массой водорослей и пальмовых ветвей — всё это переплелось и скрутилось, пока волны гоняли дерево по морю. Мау нырнул под защиту дерева.

На нём уже возник собственный маленький мир. Многие ветки были сорваны, но дерево опутали хвосты водорослей, маленькие рыбки вплывали в эти тёмно-зелёные леса и выплывали обратно. Но ещё лучше то, что, втиснувшись между деревом и краем пролома, как раз можно высунуть лицо из воды под прикрытием водорослей.

Он опять нырнул. Вода вокруг порозовела. Сколько может быть крови в одном ухе? Достаточно, чтобы привлечь акул, — вот сколько.

Послышался удар, и дерево вздрогнуло.

— Ага, мальчик, я тебя поймал, — сказал Кокс. Судя по звуку, он стоял прямо над Мау. — Теперь тебе некуда деваться, а?

Дерево снова закачалось — человек разгуливал по нему взад-вперёд в тяжёлых сапогах.

— И я не свалюсь, не волнуйся. Для моряка это бревно — всё равно что широкий проспект!

Раздался ещё удар. Кокс принялся прыгать, раскачивая дерево. Оно слегка повернулось в воде, и Мау не успел спрятаться обратно в тень — мимо лица пролетела ещё одна пуля.

— Ай-ай-ай. У нас царапинка, — сказал Кокс. Отлично. Осталось только подождать, пока явятся акулы. Страсть люблю смотреть, как они кушают.

Мау, перебирая руками, двигался под водой вдоль бревна. За ним тянулся розовый след.

Уже было шесть выстрелов. Мау поднял голову под прикрытием большого клубка водорослей и услышал щелчок.

— Знаешь, я сильно разочаровался в этих людоедах, — сказал Кокс прямо над головой. — Сплошные разговоры, сплошные правила, сплошное мумбо-юмбо. Дикое количество мумбо-юмбо, ха-ха. Они какие-то вегетарианцы. Должно быть, миссионеров переели.

Снова раздался щелчок. Кокс перезаряжал пистолет. Для этого нужны две руки, верно?

Щёлк…

Мау протянул руку к поясу и не нашёл ножа. Щёлк…

Поэтому он поплыл вдоль нижней части ствола, лицом вверх, так что его нос был всего в футе от коры, по которой ползали мелкие крабы.

Так всё и кончится. Лучше всего подняться наверх и дать себя застрелить. Несомненно лучше, чем акулья пасть. И тогда все, кто когда-то знал про Народ, умрут…

«Мау, ты что, совсем дурак?» Это был новый голос, и он сказал: «Мау, я — это ты. Просто ты. Ты не умрёшь. Ты победишь, если будешь внимателен!»

Щёлк…

Бледно-зелёные водоросли перед глазами расступились, и мелькнуло что-то чёрное. Время словно остановилось — Мау раздвинул водоросли и увидел его. Он плотно сидел в стволе, покрытом зарубками, напоминающими, что мужчины помогают другим мужчинам.

Как Мау гордился собой в тот день. Он вогнал топор алаки в дерево так глубоко, что следующему мальчику пришлось бы напрячь все силы, чтобы его вызволить. Следующим мальчиком оказался сам Мау.