— Как ты смеешь врываться… — начала она.

— Женщина, ребёнок, — настойчиво сказал Мау.

Он только что пришёл и думал, как бы разбудить Дафну.

— Что?!

— Ребёнок приходить!

— Что с ним такое? Ты достал молока?

Мау попытался думать. Какое это слово она использовала, чтобы обозначить одну вещь, а потом другую? А, да…

— Женщина и ребёнок! — сказал он.

— Что с ними случилось?

Похоже, и это не работает. Тут его осенило. Он вытянул руки перед собой, словно у него спереди была гигантская тыква.

— Женщина, ребёнок. — Он сложил руки вместе и покачал ими.

Призрачная девчонка уставилась на него. «Если Имо сотворил мир, — подумал Мау, — почему мы друг друга не понимаем?»

«Это невозможно, — подумала Дафна. — Он про ту бедную женщину? Но не может же быть, что у неё появился ещё один ребёнок! Или…»

— Люди приходить остров?

— Да! — радостно завопил Мау.

— Женщина?

Мау снова изобразил тыкву.

— Да!

— И она… в положении?

Это означало «беременная», но бабушка говорила, что настоящая леди никогда не употребляет таких слов в приличном обществе. Мау бабушка точно не отнесла бы к приличному обществу. Он непонимающе посмотрел на Дафну.

Она, яростно краснея, изобразила свой вариант тыквы.

— Э… вот такая?

— Да!

— Ну что же, это замечательно, — отозвалась Дафна, и стальной ужас стиснул ей душу. — Я желаю ей всяческого счастья. Но мне срочно нужно кое-что постирать…

— Женская деревня, ты приходить, — сказал Мау.

Дафна покачала головой.

— Нет! Я тут ни при чём! Я ничего не знаю… про то, как родятся дети!

Это было враньё, но Дафне хотелось — страстно хотелось, — чтобы это было правдой. Стоило закрыть глаза, и ей до сих пор слышались… нет!

— Я не пойду. Ты не можешь меня заставить, — сказала она, отступая.

Мау схватил её за руку — осторожно, но твёрдо.

— Ребёнок. Ты приходить, — сказал он, и голос его был так же твёрд, как и рука.

— Ты не видел маленький гробик рядом с большим! — закричала Дафна. — Ты не знаешь, каково это!

И вдруг до неё дошло, как ударило. Он знает. Я же видела, как он хоронил людей в море. Он знает. Как я могу ему отказать?

Она расслабилась. Она уже не та девятилетняя девочка, которая сидела на верху лестницы, дрожа, прислушиваясь, не попадаясь под ноги, когда доктор с большим чёрным саквояжем, топоча, взбегал по лестнице. А хуже всего (если, конечно, в море зол можно найти самую высокую волну) было то, что она не могла ничего сделать.

— У бедного капитана Робертса в сундуке был медицинский справочник, — сказала она, — и ящик с лекарствами и разными другими вещами. Я, пожалуй, схожу за ними.

Когда Мау явился в сопровождении Дафны, братья ждали возле узкого входа в Женскую деревню. И тут мир опять изменился. Он изменился, когда старший брат произнёс:

— Девчонка же из брючников!

— Да, её принесла волна, — ответил Мау.

И тут младший брат произнёс что-то похожее на слова брючников, и Дафна чуть не уронила ящик, который был у неё в руках, и быстро ответила ему на том же языке.

— Что ты ей сказал? — спросил Мау. — И что она тебе сказала?

— Я сказал: «Привет, красавица!»… — начал молодой человек.

— Кого волнует, кто кому что сказал? Она женщина! Ведите меня туда, быстро!

Кале, будущая мать, тяжело опиралась на руки мужа и деверя. Она была очень большая и очень сердитая.

Братья взглянули на обрамлённый камнями вход.

— Э… — начал муж.

— А, боится за свою набабуку, догадался Мау.

— Я ей помогу, — быстро сказал он. — Я не мужчина. Мне туда можно.

— А у тебя правда нет души? — спросил младший брат. — А то жрец сказал, что у тебя нет души…

Мау огляделся в поисках Атабы, но у старика оказалось какое-то срочное дело в другом месте.

— Не знаю, — ответил Мау. — А как она выглядит?

Он обхватил женщину с одной стороны, Дафна с обеспокоенным видом поддержала её с другой, и они направились в Женскую деревню.

— Красавица, спой ребёнку хорошую песню, чтобы позвать его в мир, — крикнул Пилу им вслед. Потом спросил брата: — Ты ему доверяешь?

— Он молод, и у него нет татуировок, — ответил Мило.

— Но он кажется… старше. И может быть, у него нет души!

— Я и свою-то душу никогда не видел. А ты свою? А что до девчонки-брючника в белом… Помнишь, мы помогали тащить боцмана Хиггса в тот большой дом, где делают людям лучше? Там были дамы, которые одеты в белое и всё время молятся. Они отлично зашили боцману ногу. Вот увидишь, она такая же, как они. Она точно умеет лечить людей.

Дафна в отчаянии листала медицинский справочник. Он был издан в 1770 году, когда люди ещё не очень точно знали, как пишутся слова. Справочник был весь в пятнах и распадался на куски, как засаленная колода карт. Он был снабжён грубыми гравированными иллюстрациями: «Как отпиливать ногу»… а-а-а-а!.. «Как вправлять кости»… фу!., и диаграммы в разрезе, изображающие… только не это… а-а-а! а-а-а! А-А-А-А!!!

Книга называлась «Медицинский спутник моряка». Она предназначалась для людей, у которых из всех лекарств — только бутыль касторки, операционный стол — скачущая вверх-вниз скамья на палубе, а из инструментов — молоток, пила, ведро кипящей смолы и бечёвка. Насчёт родов в книге было очень мало, а то, что было… Дафна перевернула страницу… А-А-А-А!!! Она тут же пожалела, что увидела эту иллюстрацию. На ней изображался момент, когда всё так плохо, что даже хирург уже не сделает хуже.

Будущая мать лежала на постели из циновок в одной из хижин и стонала. Дафна понятия не имела, хорошо это или плохо. Но она была совершенно уверена, что Мау не должен на это смотреть, будь он мальчик или кто угодно. Это Женская деревня, и тут уж ни убавить, ни прибавить…

Она указала на дверь. Мау очень удивился.

— Кыш! Пошёл! Да-да. Мне всё равно, человек ты, демон, призрак или кто ещё. Но ты не женского пола! Должны же быть хоть какие-то правила! Я сказала — вон! И не подслушивать у замоч… верёвки, — добавила она, задёргивая травяные занавески, очень плохо игравшие роль двери.

Ей стало немного лучше. Хорошенько накричать на кого-нибудь — самое верное средство. От этого всегда становится легче и начинает казаться, что ты владеешь ситуацией, особенно если на самом деле это не так. Затем Дафна села на пол у циновки.

Женщина схватила её за руку и скороговоркой выпалила какой-то вопрос.

— Э… простите, я не понимаю, — ответила Дафна.

Женщина опять что-то сказала и вцепилась в руку Дафны так, что кожа побелела.

— Я не знаю, что делать… ох, лишь бы обошлось…

Гробик, совсем маленький, на крышке большого гроба. И захочешь — не забудешь. Она хотела заглянуть внутрь, но ей не позволили, и не стали слушать, и не дали объяснить. Мужчины пришли посидеть с отцом, и в доме всю ночь было полно народу, а никакого нового братика или сестрички не было, и это была не единственная потеря в её мире… И она всю ночь сидела на верхней площадке лестницы, рядом с гробами, хотела что-то сделать и не решалась, и так жалела бедного маленького мальчика, плачущего в одиночестве.

Женщина выгнулась дугой и что-то крикнула. Стоп, кажется, нужно петь. Они так сказали. Песня, чтобы приветствовать ребёнка. Что за песня? Откуда ей, Дафне, знать нужную?

А может быть, и неважно, что за песня. Главное, чтобы она звала ребёнка в мир, чтобы приветствовала его дух, чтобы ребёнок захотел родиться. Да, похоже, это именно так, но откуда вдруг у Дафны взялась такая уверенность? И в голове у неё всплыла песня, очень старая — Дафна знала её, сколько себя помнила. Эту песню пела ей мама, когда мама ещё была.

Дафна склонилась над женщиной, тщательно прокашлялась и запела:

— Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю…[8]