— Боже милостивый!

— Поэтому я его отравила. Ну, что-то вроде. Но Народ назвал это… как называется, когда палач кого-нибудь вешает?

— Э-э-э… приведением приговора в исполнение? — спросил его превосходительство, изо всех сил стараясь уследить за нитью её рассказа.

— Точно. А ещё я сломала нос другому человеку глиняной чашкой, потому что он собирался меня застрелить.

— В самом деле? Ну да, наверное, это быстрее, чем отравить, — сказал его превосходительство, стараясь во всём найти рациональное зерно.

Его лицо в свете ламп выглядело ужасно. Дафне казалось, что оно сделано из воска и вот-вот расплавится.

— Знаешь, теперь, когда я вспоминаю, мне самой кажется, что всё это было чересчур… — Она замолчала.

— Богато событиями? — предположил отец.

И она рассказала ему всё — о том, как светит луна над лагуной и как сияют звёзды, и про мятеж, и про бедного капитана Робертса, и про попугая, и про красных крабов, и про птиц-панталоны, и про осьминогов-древолазов, и про Кокса, первого помощника. А боги смотрели на них сверху вниз. Дафна тащила отца мимо сотен белых каменных плит, украшающих стены, и говорила не переставая.

— Смотри, жираф. Значит, они знали про Африку! Дальше там есть ещё и слон, но он, может быть, индийский. Это явно лев. На одном камне, который в конце концов оказался на пляже, вырезана лошадь, а кто мог привезти сюда лошадь? А вот на других плитах вырезано что-то непонятное, я думаю — не алфавит ли это… А — арбуз, и так далее… Но на многих плитах по краям вот такие точки и чёрточки, так что, может быть, я и ошибаюсь. И посмотри, как часто среди резьбы повторяется изображение руки! Я думаю, это для масштаба. А вон там…

И так далее, и тому подобное. Наконец она закончила словами:

— И ещё я уверена, что у них были телескопы.

— Не может быть! Ты нашла изображение?

— Ну… нет. Но многих плит не хватает.

Она рассказала ему о сыновьях Юпитера и змее вокруг Сатурна.

На отца это не произвело особого впечатления, но он погладил её по руке.

— А может быть, раньше небо было яснее, — сказал он. — Или нашёлся человек с очень хорошим зрением.

— Но я выработала замечательное научное объяснение!

Отец покачал головой.

— Я тебя очень люблю, но это всего лишь догадка. И, смею добавить, надежда. Я жду от тебя большего, малыш.

«Ага, это совсем как те споры, которые мы вели, возвращаясь домой из Королевского общества, — подумала Дафна. — Я должна защитить свою точку зрения. Отлично!»

Она указала на богов.

— Они сияют, потому что покрыты мельчайшими стеклянными пластинками, — сказала она. — Пластинки закреплены свинцовыми гвоздиками. Один мальчик по моей просьбе поплавал в пруду и поискал там. Эти люди умели делать тонкое стекло!

Отец сел, привалившись спиной к прохладному камню. Он кивнул.

— Это вполне вероятно. Стекло знали многие культуры. У нас есть зачатки гипотезы, но ты ещё не нашла мастера — изготовителя линз.

— Папа, здравый смысл подсказывает, что однажды стеклодув обратил внимание на пузырёк воздуха в стекле и заметил, как свет…

Отец жестом остановил её.

— Науку не интересует то, что «подсказывает здравый смысл», — сказал он. — «Здравый смысл подсказывает», что Земля плоская. Мы точно знаем, что древние римляне интересовались примитивными линзами, но очки были изобретены только в тринадцатом веке. Обычно честь их изобретения приписывается итальянцу Сальвино Д'Армате…

— Почему всегда всё… в Северном полушарии? — спросила Дафна. — Переверни мир вверх тормашками!

Она подтащила отца к стене рядом с глобусом и показала на одну из плит.

— Помнишь, я тебе говорила, что они любят изображать руки, держащие предметы? — спросила она и подняла повыше лампу. — Вот! Разве это не очки?

Он критически осмотрел плиту, словно человек, пытающийся решить, чего ему хочется — пирога или торта.

— Возможно, — ответил он. — Но возможно также, что это маска, или весы, или загадочный предмет ритуального назначения. Боюсь, это тебе не очень поможет.

Дафна вздохнула.

— Ну хорошо, если я найду какие-нибудь доказательства, что они знали о существовании линз, ты поверишь, что они могли знать, как сделать телескоп?

— Да, тогда у тебя будут основания. Но всё равно, имей в виду, я не приму это как доказательство того, что они делали телескопы. Только как доказательство того, что они могли их делать.

— Пойдём, я тебе покажу.

На этот раз она повела его по другую сторону от богов, к нише, образовавшейся там, где из стены вывалилась белая плита.

— Один мальчик нашёл вот это в иле на дне пруда богов. Одно стёклышко разбито, другое треснуло, но ты видишь, что это линзы. Осторожно.

Она осторожно положила очки ему на ладонь.

Он моргнул.

— Очки в золотой оправе… — скорее выдохнул, чем произнёс он.

— Ну что, папа, доказала я свою теорию телескопа? — радостно спросила она. — Мы знаем, что изобретение очков ведёт к изобретению телескопов.

— Нас ведь привело, по крайней мере, однажды — ещё раньше, чем островитян. Я знаю, ты скажешь — «не раньше, а позже». Почему ты мне сразу не показала эти очки?

— Я хотела, чтобы ты признал: я всё делаю по-научному.

— Ты молодец, — сказал его превосходительство. — Ты построила очень сильную гипотезу. Но, к сожалению, я должен сказать, что это ещё не полноправная теория. Тебе нужно найти телескоп.

— Это нечестно! — воскликнула Дафна.

— Нет, это наука, — ответил отец. — Одной возможности недостаточно. Вероятности — тоже! Нужно точно знать, что произошло. Но когда ты опубликуешь свою теорию, множество людей попытаются её опровергнуть. Чем больше неудач они потерпят, тем более правой ты окажешься. А они, скорее всего, предположат, что какой-нибудь путешественник из Европы приплыл сюда и потерял тут очки.

— И золотые вставные челюсти? — срезала его Дафна.

Она рассказала ему про самую ценную собственность миссис Бурбур.

— Я бы очень хотел на них посмотреть. В них кое-кому будет легче поверить. Не расстраивайся насчёт телескопа. Ясно, что ты открыла неизвестную ранее культуру мореплавателей, весьма сведущих в технике. Девочка моя, большинство людей до потолка бы прыгало после такого открытия!

— Я их не открывала, — сказала Дафна. — Это Мау их открыл. Я только заглядывала ему через плечо. Это ему пришлось пройти мимо ста тысяч своих предков. Это их место, папа. Их предки его построили. И высекли на глобусе изображение волны, разбивающейся на фоне заходящего солнца, — такую татуировку носят все мужчины на островах уже тысячи лет. Я её видела! И знаешь что? Я могу доказать, что в этой пещере до меня не бывал ни один европеец.

Дафна огляделась. Она глубоко дышала от наплыва чувств.

— Видишь золото на богах и на глобусе и большую золотую дверь?

— Да. Конечно, малыш. Это трудно не заметить.

— Вот именно, — сказала Дафна, поднимая лампу. — Оно до сих пор здесь!

Мау сидел, расстелив на коленях карту, принесённую с «Джуди». Официально это было заседанием островного совета или могло быть, будь на острове хоть что-нибудь официальное. На совет мог прийти любой — а поскольку любой мог прийти, многие не приходили. На остров во множестве прибыли новые люди, которых надо было накормить и обиходить; потом, может быть, многие из них отправятся обратно на свои острова, если те ещё существуют, но для путешествия нужно быть здоровым и сытым. Это означало дополнительную работу для всех островитян. Кое-кто не явился на совет, потому что ушёл в море рыбачить; при выборе между рыбалкой и голосованием рыба обычно побеждает.

— Что, всё это красное принадлежит английским брючникам? — спросил Мау.

— Угу, — ответил Пилу.

— Такая куча мест!

— Угу.

— Они неплохие, — сказал Пилу. — Главное, чего они требуют, — чтобы люди носили брюки и поклонялись ихнему богу. Его зовут Бог.

— Просто Бог?

— Ну да. У него есть сын-плотник, и если ты ему поклоняешься, то после смерти взойдёшь по сверкающей тропе. Они красиво поют и иногда угощают печеньем.