Наскакал Незнайко на неприятелей, у одного меч боевой выхватил, у другого шишак золотой сдернул да на себя надел, закрылся наличником[226] и стал побивать силу арапскую: куда ни повернет, так и летят головы – словно сено косит! Король и королевны с городовой стены смотрят да дивуются: «Что за витязь такой! Отколь взялся? Уж не Егорий ли Храбрый[227] нам помогает?» А того и на мыслях нет, что это тот самый Незнайко, что ворон в саду пугает. Много войск побил Незнаюшка, да не столько побил, сколько конем потоптал; оставил в живых только самого арапского королевича да человек десять для свиты – на обратный путь. После того побоища великого подъехал он к городовой стене и говорил: «Ваше королевское величество! Угодна ли вам моя послуга?» Король его благодарил, к себе в гости звал; да Незнайко не послушался: ускакал в чистое поле, отпустил своего доброго коня, вернулся домой, надел пузырь да шкуру и начал по-прежнему по саду ходить, ворон пугать.
Прошло ни много, ни мало времени, опять пишет к королю арапский королевич: «Коли не отдашь за меня меньшую дочь, то я все государство выжгу, а ее в полон возьму».
Королю это не показалося; написал в ответ, что ждет его с войском. Арапский королевич собрал силу больше прежнего, обложил государство со всех сторон, трех могучих богатырей вперед выставил. Узнал про то Незнаюшка, сбросил с себя шкуру, снял пузырь, вызвал своего доброго коня и поскакал на побоище. Выехал супротив него один богатырь; съехались они, поздоровались, копьями ударились. Богатырь ударил Незнайку так сильно, что он едва-едва в одном стреме удержался; да потом оправился, налетел молодцом, снес с богатыря голову, ухватил ее за волосы и подбросил вверх: «Вот так-то всем головам летать!» Выехал другой богатырь, и с ним то же сталося. Выехал третий; бился с ним Незнаюшка целый час: богатырь рассек ему руку до крови; а Незнайко снял с него голову и подбросил вверх; тут все войско арапское дрогнуло и побежало врозь. В те поры король с королевнами на городовой стене стоял; увидала меньшая королевна, что у храброго витязя кровь из руки струится, снимала с своей шеи платочек и сама ему рану завязывала; а король звал его в гости. «Буду, – отвечал Незнайко, – только не теперь». Ускакал в чистое поле, отпустил коня, нарядился в шкуру, на голову пузырь надел и стал по саду ходить, ворон пугать.
Ни много, ни мало прошло времени – просватал король двух старших дочерей за славных царевичей и затеял большое веселье. Пошли гости в сад погулять, увидали Незнайку и спрашивают: «Это что за чудище?» Отвечает король: «Это Незнайко, живет у меня вместо пугала – от яблонь птиц отгоняет». А меньшая королевна глянула Незнайке на руку, заприметила свой платочек, покраснела и слова не молвила. С той поры, с того времени начала она в сад почасту ходить, на Незнайку засматриваться, про пиры, про веселье и думать забыла. «Где ты, дочка, все ходишь?» – спрашивает ее отец. «Ах, батюшка! Сколько лет я у вас жила, сколько раз по саду гуляла, а никогда не видала такой умильной пташки, какую теперь видела!» Потом стала она отца просить, чтоб благословил ее за Незнайку замуж идти; сколько отец ее ни отговаривал, она все свое. «Если, – говорит, – за него не выдашь – так век в девках останусь, ни за кого не пойду!» Отец согласился и обвенчал их.
После того пишет к нему арапский королевич в третий раз, просит выдать за него меньшую дочь. «А коли не так – все государство огнем сожгу, а ее силой возьму». Отвечает король: «Моя дочь уж обвенчана; если хочешь, приезжай – сам увидишь». Арапский королевич приехал: видя, что такое чудище да на такой прекрасной королевне обвенчано, задумал Незнайку убить и вызвал его на смертный бой. Незнайко сбросил с себя шкуру, снял с головы пузырь, вызвал своего доброго коня и выехал таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Съехались они в чистом поле, широком раздолье; бой недолго длился: Иван купеческий сын убил арапского королевича. Тут только король узнал, что Незнайко – не чудище, а сильномогучий и прекрасный богатырь, и сделал его своим наследником. Стал Иван купеческий сын с своей королевною жить-поживать да добра наживать и родного отца к себе взял; а мачеху казни предали.
В некотором селе, не далеко, не близко, не высоко, не низко – жил-был старик, имел у себя три сына: Гришка да Мишка, третий Ванюшка. Ванюшка не хитёр, не мудёр, а куды смысловат! Работал не работал, все на печке лежал; отлежал бока и говорит братьям: «Эх вы, тетери! Отпирайте-ка двери; хочу идти туда – сам не знаю куда». И пристал он к отцу, к матери: «Выделите меня совсем, а что за выделом останется, в тот братнин живот[228] я вступаться не буду». Старик выделил, дал ему триста рублев. Ванюшка взял денежки, дому поклон, из села бегом, пришел в столицу и начал по городу бродить, по трактирам ходить, по кабакам гулять да пьяниц созывать. Спрошали его пьяницы: «Как тебя по имени зовут?» А он в ответ: «Право, братцы, не знаю! Когда поп крестил да имя нарекал – в те поры я был глуп и мал». С того самого и прозвали его Незнайкою.
Прогулял Незнайко все свои деньги с теми пьяницами и стал думать, как ему, горемыке, жить да как бы пущей беды не нажить. Пошел наниматься к прасолам.[229] «А что возьмешь?» – спрашивают прасолы. Незнайко подумал, что хлеб-то годом, а деньги переходом, и отвечал: «Не прошу с вас за работу деньгами, только кормите меня досыта да пойте допьяна; мне на вас не просить, вам с меня не спрашивать!» Прасолы на то согласились – любо им, что работник безденежный; тотчас договором утвердили, судом закрепили. А Незнайко рад вину-хлебу даровому; начал жить – не тужить, порядком ежедён напиваться, без памяти валяться; чуть проспится – опять за вино, и много время так провождал, никогда не работал. Стали его наряжать, на работу посылать, а он в ответ: «Ну вас к богу! Чего пристали? Ведь у нас ряжено: кормить меня досыта, поить допьяна; мне на вас не просить, вам с меня не спрашивать!» Рады прасолы от него отстать: «Пропадай наши и хлеб и вино, только б по суду не сыскивал!»
Пошел Незнайко от них к царским садовникам, нанимается сады караулить; садовники живо его порядили и на том же договор учинили: за работу ничего не платить, а кормить его досыта и поить допьяна. Принялся Незнайко сады караулить, и днем и ночью гуляет, трезвый николи не бывает. Случилось по одну ночь – садовников дома не было, и удумал Незнайко яблони, винограды и прочие древеса пересадить. А у царя было три дочери; две на спокое были, а меньшая за цветами сидела, во всю ночь не сыпала и видела, как Незнайко сады пустошил, свою силу объявил: старые деревья с корня вырывал да за тын метал. Утром пришли садовники, закричали-заругалися: «Что ты за дурак такой! Ни за чем усмотреть не сможешь! Говори, кто это сделал?» – «Не знаю!» Тотчас его нечестно брали, перед царя поставляли. Очутился Незнайко в царских палатах, крест клал по-писаному, поклон вел по-ученому, приступил близко, поклонился низко, стал прямо, говорил смело: «Ваше величество! Твои сады не порядком были высажены; не беда, коли деревья повырваны, за тын побросаны! Позволь, я все поправлю, а меня со всякое дело станет!»
Царь позволил; по другую ночь взялся Незнайко сады ровнять, цветы-деревья рассаживать: которого дерева двадцать человек не поднимут, то он единой рукою подхватывает! К утру все сады готовы, по порядку высажены. Царь Незнайку к себе призывает, чару зелена вина ему наливает; а Незнайко правой рукой чару принимает, за единый дух выпивает. После того вынул Незнайко три яблочка и подносит царевнам: старшей дает перезрелое, середней спелое, а меньшой – зеленое. Царь смотрит да умом смекает, что царевны его на возрасте: старшей давно время быть замужем, и середней пора пришла, да и самой меньшой недолго ждать. В тот же день собрал он князей, и бояр, и думных советников; начали они думу думать, как тех царевен замуж отдать. Вот и придумали – напечатали именные указы, разослали во все державы: такой-то-де царь хочет своих дочерей замуж выдавать, дак на тот случай чтобы женихи со всего свету съезжалися.
