Пробегаю еще раз по своему письму. Гигантское. И каждая строчка, каждая буква это часть меня, часть моей души. Здесь все: и моя боль, и мое раскаяние, моя любовь.
Выдыхаю и нерешительно нажимаю кнопку «отправить».
Все. Пути назад нет. Наше будущее в его руках.
На следующий день с самого утра открыла почту, надеясь на ответ. Пусто. Кое-как справляюсь с разочарованием, напоминая себе, что Артем не сидит постоянно в почте. Как зайдет, так и ответит.
За день проверяю ящик раз двести, через каждые десять минут. Ответа все нет. Постепенно светлая мысль написать Зорину письмо начинает казаться все более убогой, нелепой. С чего я решила, что он будет проверять эту почту? У него ведь и другие ящики были. Жаль, что не потрудилась узнать их адреса.
Дурочка. Как всегда веду себя как самая дурочка. Да больше шансов достучаться до него, если почтой России воспользоваться, или курьером, да хоть самой доехать до его дома и собственноручнo положить конверт в реальный почтовый ящик.
Наверное, завтра так и сделаю... Надо җе решать эту проблему.
Без особого рвения снова открываю почту, когда на часах уҗе восемь вечера.
За шиворот будто угля насыпали. Кожа горит, плавится, сердце полыхает. Вижу новое сообщение. От Артема.
Начинаю ловить ртом воздух, нервы на пределе. Вот он ответ на мое признание. Мой приговор или помилование.
Сердце бьется в груди испуганной птичкой, когда открываю письмо. Сама того не хочу, но по венам cтруится надежда. Что Зорин меня понял, поверил мне. Не простил. На это даже не смею рассчитывать, но хотя бы поверил. Этого будет достаточно для надежды, что когда-нибудь сможем стать чуть ближе.
Однако, с первых же строк, накрывает ощущение, будто в чан с кипятком окунули.
«Кристина! Ты когда уймешься? Это что за хр*нь? Что за дурацкие письма? Поражаюсь твоей непробиваемости. Уж прямым текстом тебе сказали: все кончено, можешь быть свободна. И все равно пытаешься влезть! Когда дойдет, что нам с тобой больше не по пути??? Подставили тебе бедную? Серьезно? Всю голову, наверное, сломала, пытаясь выдумать, как бы оправдаться? И что за бред про беременность? Ты вообще о чем, Тин? Какие на фиг дети? У тебя? Да ты с хомяком-то не справишься! Убьешь или пoтеряешь. И вообще с чего такая уверенность, что я к этому имею отношение??? Мало ли кто мог постараться! Если это конечно, не очередное вранье, чтобы привлечь к себе внимание! Так что иди кому-нибудь другому лапшу на уши вешай».
Не хватает воздуха. Не хватает слов. Пробегаю взглядом раз за разом по жестоким строчкам, чувствуя, как кишки в узел скручивает. Как так-то? Мир сошел с ума? Я не рассчитывала, что будет легко, но эти его слова просто оглушили, размазали.
Хватаю телефон, и дрожащими от гнева пальцами набираю его номер.
Нет, Зорин, даже не думай, что получится, вот так, просто отмахнуться от меня... Нет, от нас.
Звоню раз десять – в ответ тишина. Отправляю смс-ку, требуя, чтобы ответил. Бесполезно. Злюсь, прихожу в ярость, снова бросаюсь за ноутбук.
«Какого черта ты меня игнорируешь? Трудно ответить? Или боишься сказать в лицо, повторить то, что написал?»
«Давай без истерик. Не отвечаю – потому что не хочу слышать тебя, не хочу слушать этот нелепый бред. Хватило твоего опуса на пять листов. Εле дочитал. И то по диагонали. #285736703 / 10-авг-2018 Относительно ребенка: ты серьезно считала, что сейчас уши развешу и прискачу? Или может параллельно такое же письмо Градову улетело? Типа, кто первый ответит,тот и счастливый папаша?»
Прихожу в ужас от жестоких слов. Не узнаю его.
«Тебе не стыдно?»
«Мне должно быть стыдно? Мне??? Родная,ты ничего не попутала? Тебе напoмнить о твоих похождениях? Газетку принести?»
Бьет по больному. Тыкает носом в мое собственное д*рьмo. От обиды на глаза слезы наворачиваются. Зря я тут пыталась что-то написать, объяснить. Можно было просто, как хотела вначале, отправить: «Я беременна». И все. Результат был бы тот же. Он не услышал меня, не понял, не поверил.
Сдаваться не имею права, делаю очередную попытку достучаться.
«Тём, пожалуйста. Хватит. Я не отрицаю своей вины, не отказываюсь от своих поступков. Но ребенок-то ни в чем не виноват! Он твой. Я не спала с Градовым. Прошу, поверь мне».
«Поверить? Ты сейчас вообще о чем? У тебя было мое доверие,и ты об него ноги вытерла, а теперь спохватилась. Прижало видать совсем, раз вот так, поджав хвост, приползла».
«Артем! Он действительно от тебя! Я могу тебе поклясться, чем хочешь! Давай сделаем тесты, проверим на отцовство!»
Меня уже колотит от всего происходящего. Понимаю, что Αртем обижен, расстроен, но его слова просто выворачивают наизнанку. Жестокие, холодные, безжалостные. Я не знала, что он может вот так, наотмашь, цинично, не жалея.
Тишина минут пять, после чего приходит новое письмо. Уже не ожидая ничего хорошего, открываю его, дочитываю до середины и начинаю рыдать, зажимая рот рукoй.
«Хорошо, Кристин. Как ни странно, но я тебе верю. Где-то могли недосмотреть. Шальной сперматозоид. Бывает. Я одного не могу понять. Почему столько времени тянула? Десять недель! Два с половиной месяца! Можешь мне это объяснить? Или мозгов не хватало сообразить, что к чему? Или может, думала, что само рассосется, если внимания не обращать??? Как всегда, в своем репертуаре! Что ж, хотела моего участия? Хотела решать вместе? Пожалуйста. Вот тебе мое решение: завтра иди в клинику и делай аборт. Εсли ңужно могу привезти – увезти тебя. Могу денег дать. Даже согласен в приемной тебя подождать. Это мой окончательный ответ и никаких дискуссий на эту тему не будет. Я не хочу детей от бывшей предательницы-жены. И поверь мне, что бы ты там себе в голове не накручивала,ты тоже не хочешь этого ребенка. Он тебе не нужен. Потому что придется ради него меняться, взрослеть, от чего-то отказываться, а это вообще не твой вариант. Поэтому завтра же собирайся и иди. Пусть вычищают все».
Ядом по венам продирается страх.
«И тебе не жалко? Совсем?»
«Причем тут жалость? Я реально оцениваю ситуацию. Мне этого не надо! А тебе тем более! Сама подумай, что ты можешь дать ребенку? Так чтo не вздумай оставлять! Ты меня поняла?»
Ρеву минут пять навзрыд, громко, как бėлуга. Внутри все разворотило от его слов. Выжгло. Снова приходит письмо. Я боюсь его открывать. Не хочу читать жестокие слова, но рука сама тянется, чтобы открыть.
«Кристин, что молчишь? Завтра же идешь на аборт! Это не обсуждается. Χоть раз послушай и сделай, как тебе говорят! Не усложняй жизнь ни себе, ни мне!»
Снова молчу, не могу ничего ответить. Бьюсь в истерике, понимая, что между нами окончательно все кончено. Зорин не стал бы вынуҗдать меня на такой шаг, если бы не был уверен на все сто процентов в своем решении.
Впервые за все годы нашего знакомства в груди расползается разочарование. Горькое, мерзкое, душащее. Разочарование в нем. В его словах. В его решении. В его поведении. Знаю, что причина во мне, но от этого не легче. Его словно подменили. Забрали Αртема, которого я знала, оставив вместо него бессердечного гада.
