Я бы очень хотел узнать Пахаря поближе, и мне теперь жаль, что я так долго и глупо видел в нем заурядного брейкера. К сожалению, когда я вывел Пахаря из кессона и снял с него наручники, у нас уже не было ни минуты на философские разговоры. На другой же день примчался Мейден, забрал Пахаря с собой, и больше я его не видел. Дело, конечно, сразу же засекретили, и я даже не узнал подлинного имени этого человека. Для меня он так и остался Пахарем. Единственное, что мне известно о нем, — что он кибернетик и что его родной язык — русский.

А ведь было бы очень важно узнать и понять, откуда появляются такие люди, в каких условиях они росли, что на них влияло, на каких идеалах они воспитывались. Поэтому я призываю: пусть над делом Пахаря работает не только наш брат — служащие ООН, полицейские и юристы, но и ученые — обществоведы, философы. Может быть, это поможет нам сделать так, чтобы людей, которые стремятся ныне в «мыльные клубы», появлялось все меньше. Пока же их много, очень много. И порой мне кажется, что число их растет...

Нет, я все-таки не знаю, куда идет человечество. Меня одолевают сомнения то с одной, то с другой стороны. Когда я занимаюсь на своих астероидах подпольными кабаками, «мыльными клубами» и прочим выплывшим в космос скотством, я думаю, что негодяй Балуанг в чем-то прав. Но иногда мне вспоминается кессонная камера, голос Пахаря, драма человеческой жизни, которая прошла передо мной, и тогда я начинаю сомневаться: а точно ли дьявол способен в изобилии одарить людей «хлебом духовным»? И так ли уж неуемно стремление человека без труда и пота вкушать его?

1982 г.

— Кругом полный порядок, — доложил вахтенный штурман «Мирного» Станислав Рудь. — Эфир чист, космос прозрачен. Ничего особенного за время вахты не случилось. Никаких происшествий.

— Так, — сказал Синицын. — Чист, говорите. Где у вас бортжурнал?

Станислав Рудь протянул ему плоскую катушку журнала. Синицын вставил ее в проигрыватель, нажал клавишу. Проигрыватель не работал. Синицын привычно повернулся к распределительному щиту. Взгляд его упал на экран переднего вида.

— Это еще что такое? — спросил он.

Ракетоносец первого класса «Мирный» парил сейчас в пустоте в миллиарде километров от Земли, вблизи плоскости планетных орбит. Космос в телеэкране был угольно-черным, посыпанным звездами, лишь в углу ютилась изящная фигурка Сатурна. Самый обычный пейзаж, не предвещавший ничего дурного. Но Синицын не первый год служил в космической авиации.

— Где?

— Ползет, клещ. — Синицын показал пальцем. — Там, в Скорпионе.

Некоторое время Станислав Рудь вглядывался в экран:

— Вот вы о чем. Я этого американца уже три часа как засек.

— Если так, — сказал Синицын, сдерживаясь, — то что вы имели в виду под словами «никаких происшествий»?

— Метеориты, — безмятежно объяснил Станислав Рудь. — Я подразумевал, что метеориты не появлялись, фон в норме, протонных вспышек не было и вообще все спокойно, не считая приближения безобидного планетолета.

— Безобидного? — повторил Синицын. — Вы разве не видите, что это военный корабль?

Он снова посмотрел на микроскопическое пятнышко, которое, словно светящееся насекомое, лениво ползло по стеклу экрана среди неподвижных звезд.

— Вижу, — беспечно сознался Станислав Рудь. — Это ракетоносец нашего класса.

— Знаете что, — Синицын мысленно выругался, — объявите-ка на всякий случай тревогу.

— Вы серьезно?

— Да. Мне не нравится этот американец. Не нравится, что он подошел так близко. Или вы не понимаете, что это значит?

— Нет, — сказал Станислав Рудь. — Я никогда не пойму, зачем поднимать тревогу без специального приказа с Земли.

— Постучите по дереву, — сказал Синицын. — Разве вы не знаете, что будет означать такой приказ?

Минуту оба молчали. Приказ с Земли, если они его получат, будет означать только одно. Что агрессоры развязали конфликт, что люки отодвинулись в сторону, впуская свет в глубокие вертикальные норы, что стаи ракет вышли на большую дорогу, а планета окуталась смертоносными тучами. Тогда «Мирный» и другие ракетоносцы пойдут к Земле, незаметные для дальнобойных локаторов, и выложат свой груз по уцелевшим целям противника, довершая справедливое дело возмездия.

И корабль, ползущий сейчас поперек бездонного колодца телеэкрана, получит аналогичное приказание.

— При чем здесь это? — поморщился Станислав Рудь. — Ведь сейчас мирное время.

— На Земле, — терпеливо объяснил Синицын. — Там пока действительно мир. Но до Земли миллиард километров. У нас нет с ними даже связи, во всяком случае двусторонней. Когда космолет исчезает вдали от дома, никто не в силах определить причину его гибели.

Станислав Рудь посмотрел на него удивленно:

— И вы предлагаете...

— Я ничего не предлагаю. Ни-че-го, — отчеканил Синицын. — Но мне не нравится, что этот американец подошел так близко. И не стоит пенять на случай. В данной ситуации проверка проста. Давайте-ка поглядим, как все было.

Штурман подал напряжение на проигрыватель. Синицын ткнул пальцем в пусковую клавишу. По табло побежали цифры.

— Смотрите, — показал Синицын. — Вот его первоначальная траектория. Предполагаемое сближение — четыре миллиона километров. А здесь он начал маневрировать...

— А ведь вы правы, — удивился Станислав Рудь. — Он явно идет на сближение. Но зачем? Американцы славные парни и вполне прилично к нам относятся.

— Я тоже к ним хорошо отношусь, — сказал Синицын. — Но я человек военный. Объявляйте тревогу.

Он ясно представил себе то, что будет. Короткое оживление в жилых отсеках, боевые расчеты, занимающие места у дальнобойных лазеров и ракетных аппаратов, грохот магнитных башмаков по стальным коридорам... И вот ракетоносец становится грозной боевой единицей...

Синицын поднял глаза к пульту, к алой застекленной кнопке. По пути его взгляд задел передний экран.

— Это еще что такое? — растерянно произнес он.

Ракетоносец первого класса «Мирный» по-прежнему парил в пустоте у орбиты Сатурна, но пейзаж впереди изменился, хотя не всякий заметил бы это с первого взгляда.

— У них теперь численное преимущество, — сказал Синицын.

Микроскопическая черточка американского ракетоносца сместилась уже к самому краю экрана, продолжая незаметное для глаза движение. Новая точка так же неуловимо росла, одновременно передвигаясь вбок, к первому кораблю.

— Это не американец, — сказал Станислав Рудь.

— Тогда наши, — повеселел Синицын. — Другие не заходят за астероиды.

Некоторое время Станислав Рудь вглядывался в экран:

— Нет. Это не наш корабль.

— Другие не показываются за астероидами, — повторил Синицын. — Либо мы, либо американцы.

— Это не наш корабль, — упрямо повторил Станислав Рудь.

Синицын хотел возразить, но вдруг понял. Он внимательно посмотрел на светлую точку, которая вырастала из глубины экрана, смещаясь вбок. Он понял Станислава Рудя. Она перемещалась слишком быстро даже для ракетоносца первого класса.

— Кто же это тогда?

— Пришелец, — спокойно сказал Станислав Рудь. — Когда-нибудь такое должно было случиться.

Светлое пятнышко на экране увеличивалось, приближаясь к американскому планетолету.

— А вы подсчитывали вероятность подобной встречи? — неуверенно проговорил Синицын.

— Нет, — сказал Станислав Рудь. — Но я часто о ней думал. Как мы когда-нибудь встретимся, и как все будет замечательно. Взаимные экскурсии и все такое. «А это у вас что?» — спросят они, увидав наши ракетные аппараты...

— Полагаете, у них нет оружия? — хмыкнул Синицын.

— Уверен, — твердо сказал Станислав Рудь. — Разум, поднявшийся к звездам, не может быть агрессивным.

Светящееся пятнышко чужого приблизилось уже почти вплотную к яркой черточке американского ракетоносца. Вспышка — и ракетоносец закрыло медленно вспухающее облако газа.