— Ты не будешь против, если я сегодня напьюсь? — спросила я его. Ко мне пришло понимание того, что нужно дать возможность расслабиться и успокоиться не только телу, но и мозгам.

— Только пьяных женщин я ещё не укладывал спать! — усмехнулся он.

— Сама лягу, не переживай!

— Мне вина, — обратилась я к подавальщице. — Желательно белого полусладкого, чтоб пилось, как компотик.

Тэваз покатился со смеху.

— Кира! Ты вообще понимаешь, где находишься? — хохотал, а затем, уже для подавальщицы добавил: — Неси ей вина. Только не того, что сами наливаете, а запечатанную бутылку. Поняла?

Подавальщица кивнула и удалилась. Вернулась через пять минут, принеся на подносе весь наш заказ.

— Наливать сразу? — спросил меня оборотень со смешинками в глазах.

— Нет, дай сначала поем, не то, боюсь, развезёт на пустой желудок.

Доесть мы не успели: я даже не успела заметить как на шею Тэвазу одним из мужчин, сидящих позади него, была накинута железная проволока. Пока тот закручивал спиралью проволоку сзади, чтоб оборотень не смог её скинуть, другие уже держали руки моего друга, не давая ему возможности защититься, вступив с ними в драку. Поняла, что они опознали в нём оборотня и проволока серебряная, чтобы не смог обернуться и использовать всю свою мощь. Я схватила бутылку вина за горлышко и с размаху опустила её на голову тому, кто закручивал проволоку. Бутылка разбилась о его макушку, и красная жидкость потекла вниз, не давая возможности понять, то ли это вино, то ли вино с кровью. Мужик осел на пол без признаков жизни. «Один есть», подумала я. Оставшейся у меня «розочкой» полоснула руки того, кто вцепился в Тэваза ближе ко мне. «Это точно кровь», проскользнула в голове мысль при виде растекающихся по светлым рукавам красных пятен. Мои действия дали Тэвазу возможность вывернуться из рук другого мужчины, напавшего на него. Тэваз выскочил из-за стола, но на него сразу же бросились остальные.

С серебром на шее мой друг мог рассчитывать лишь на обычную силу молодого мужчины, а возможности раскрутить узел спирали не было — руки были заняты дракой. Я тоже не могла подступиться к оборотню, чтобы помочь снять серебро. Оглядываясь по сторонам, я истошно кричала: «Помогите! Помогите!», но никто из посетителей таверны даже не подумал прийти нам на помощь. Все эти мужики продолжали спокойно сидеть на своих местах, прикладываться к кружкам и комментировать друг другу происходящее. Заметила, как хозяин таверны поспешил скрыться за тяжёлой дубовой дверью от греха подальше. Девять человек против одного, силы явно не равны. Всё ещё сжимая в руке «розочку», я кинулась на одного из навалившихся на Тэваза, полосуя острым стеклом его спину. Мужик заревел, извернулся и откинул меня на стену. От боли кисть разжалась, и я выпустила своё единственное оружие. Некстати вспомнился арбалет, мирно лежащий сейчас возле кровати на втором этаже. И мои ножи, которые я поленилась цеплять на себя после ванны.

«Самое время для проявления у меня каких-нибудь полезных магических способностей», подумала я в стиле жанра, оглядываясь по сторонам. А разъярённый на меня мужик-то всё ближе!

На помощь Тэваза сейчас рассчитывать не приходится, — он сам с трудом отбивается от восьмерых. Увидела, как оборотень выхватил у одного из напавших нож — хоть какое-то ему подспорье. Напирающий мужик в это время тоже достал нож и, занеся его над головой, кинул в меня. Пи***ц, как страшно. По-моему, я просто одурела от страха. Не знаю, как смогла увернуться, но запрыгнула при этом на тот стол, который был нашим, и двумя руками выдернула из подставки на стене факел, который в числе таких же освещал помещение. С какими-то нечленораздельными звуками, вырывающимися из моего горла, этим горящим факелом зарядила ему по голове со всей дури. Посыпались искры на пол, волосы и ворот рубахи на нём загорелись. Он пытался тушить себя руками, но только обжигал их.

Потом спрыгнула со стола и с криками на отборном русском: «Суки! Козлы! Твари!», бросилась в самую гущу навалившихся на Тэваза тел. Те, опешив, отступили от оборотня, чем он незамедлительно воспользовался и, вновь вскочив на ноги, начал отходить спиной в сторону от разбойников. А я, не отдавая себе отчёта в том, что делаю, продолжала бегать туда-сюда по залу и, размахивая в разные стороны факелом, орать:

— А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а! Суки! Пид***сы! Совсем ох***ли! Сейчас спалю тут всё нах***н!

При этом я вовсе никого не задевала своим оружием, но не потому, что не хотела кому-либо навредить, а потому, что от меня бежали и отшатывались сидящие до того за своими кружками люди. Часть из них уже выбралась наружу из таверны. Мой ор продолжался. Краем глаза увидела, что Тэваз, пользуясь всеобщим шоком от моего поведения, раскручивает и снимает с шеи серебряную проволоку. Ему осталось совсем чуть-чуть, как один из нападавших, пришедший в себя, стал подкрадываться к Тэвазу со спины, занося кверху нож. Хуже всего было то, что Тэваз его не видел, а за царящим тут шумом и моими криками, ещё и не слышал. Тогда я, спасая товарища, кинулась через Тэваза прямо на этого козла, опять же не молча:

— Убью на х***! — кричала я на русском.

И это сработало! Нападавший поспешил отбежать, Тэваз отбросил проволоку в сторону и с рычанием, зажав в руке добытый в драке нож, кинулся на наших обидчиков. Теперь, не ограничиваемый в своих силах серебром, он, даже не перекидываясь, расправился с каждым из них в отдельности. Я же от страха за наши жизни и от безумного количества адреналина в моей крови потеряла способность здраво мыслить и не поняла вовремя, что уже всё закончилось. Поэтому я продолжала бегать с факелом по залу, пугая оставшихся людей и кричать, как я их всех ненавижу. Опомнилась только тогда, когда смогла различить окружавший меня хохот. Смеялись все — те, кто так и остались сидеть за столами и наблюдать весь этот спектакль, баба-подавальщица, выглядывающая из-за барной стойки, и даже Тэваз. Даже он сгибался пополам и держался за живот в приступе смеха, иногда поднимая руку по направлению ко мне и пытаясь произнести моё имя:

— Кира! Ой, не могу! Кира! Ха-ха-ха-ха!

Мне до слёз стало обидно! Что ж вы ржёте, придурки, не заступившиеся за женщину? А ты, друг, которого я пыталась спасти, пусть даже и таким образом? Как можешь ты теперь надо мной смеяться, зная, что моё неадекватное поведение обусловлено лишь тем, что я сильно перепугалась?

Прислонив уже ненужный факел к стене, я развернулась и побежала наверх в свою комнату. Хлопнула дверью и, как была, кинулась на постель, подгребла к себе подушку и разрыдалась в неё. Нога об ногу скинула сапоги. В истерике ревела, ругая их всех, и своё глупое поведение в том числе, самыми погаными словами. Не заметила я, как в комнату вошёл Тэваз, дотронулся рукой до моего плеча.

— Кира, успокойся, пожалуйста. Кира, Кирочка, детка, не плач.

Знаю, что он пытался меня утешить, но я была на него обижена. Сев на постели в обнимку с подушкой и скрестив ноги по-турецки, вызверилась на него сквозь слёзы:

— Убирайся! Слышишь? Пошёл вон! Я не хочу тебя больше видеть! Убирайся отсюда! И вообще, дальше я поеду одна, а ты — чеши сам своей дорогой. Понял? Ты…

Тэваз прибег к единственно возможному способу, которым мужчина только и может прекратить женскую истерику, не применяя при этом грубую физическую силу и насилие. Он закрыл мой рот поцелуем, одновременно обняв мой затылок своей большой ладонью. Язык парня проник в мой рот и делал там что-то невообразимо прекрасное с моим языком. Потом его губы то жадно собирали слёзы с моего лица, то вновь приникали к моим губам. Оторвав от меня подушку, отбросил её в сторону, а сам подтянул меня к себе, усадив на свои колени и сжав в объятиях. О, Боги, как же сильно я в этом нуждалась! Я страстно и также жадно отвечала на поцелуи, сжимая в кулачки рубашку оборотня, шаря руками по его плечам, запуская пальцы в его волосы и пытаясь стянуть с них резинку, удерживающую хвост. Краем сознания заметила, что перестала плакать, — даже молодые оборотни в чужих мирах знают верное средство от женских истерик.