Вода у нас закончилась, а без неё мы не хотели грызть сухари, чтобы после них не мучиться жаждой. Только по утрам получалось собирать воду с крупных листьев каких-то кустов, тянувшихся вдоль тропы.

К нашему счастью этот лес оказался не большим, чем и другие, уже не раз нами проходимые. Так что, через каких-то четыре дня мы вышли из него. Вдоль кромки леса текла мелкая каменистая речушка. Мы кинулись к ней, напились, умылись и перешли на противоположный берег. Радостно смеялись, поднимая глаза и руки к солнцу. Тэваз схватил меня в охапку и закружил. А потом мы не бросились искать еду, как можно было бы подумать. Нет, мы набросились друг на друга! Не отрываясь от поцелуев, Тэваз сдёрнул с меня одежду и уложил на траву. Разделся сам и опустился сверху. Он взял меня нежно и ласково, двигаясь во мне медленно, уверенными толчками довёл меня до оргазма, а затем и сам излился мне на животик.

— Кхе-кхе! — услышали мы и вскочили на ноги, спешно одеваясь и прикрываясь. Тэваз закрыл меня собой, пока я натягивала одежду, от старичка, сидящего на камне шагах в пятнадцати от нас.

И откуда он тут взялся? Ладно, я могла бы и не заметить, тем более не ожидала никого увидеть так сразу. Но Тэваз с его чутьём? Млин, стыдно-то как!

— Можете не стыдиться! И не отворачиваться. Чего я там не видел? Всё, как у всех! Ничего интересного! — сказал старичок, слезая с камня и подходя к нам. Он шёл медленно, но это, скорее, была его прихоть, чем скованность старого тела. Уж слишком хитро он улыбался, чтобы поверить в его немощность, и подшучивал над оборотнем. При ходьбе он периодически опирался на корявую деревянную палку, не слишком толстую, сантиметра два-три в диаметре.

— Не интересно — зачем смотрел? — спросил Тэваз.

— А чёрть его знает? — ответил, пожимая плечами, старик.

У него были совершенно белые, даже белоснежные волосы, на самых кончиках их только было немного золотого цвета, блестевшего от попадавших на него лучей солнца, и от того казалось, что вокруг головы его словно ореол сияет. А глаза! Узкий чёрный вертикальный зрачок, острый сверху и снизу и чуть более широкий в середине на фоне тёмно-жёлтого, а не белого, белка глаза.

— Ну, у тебя-то — ткнул он своей палкой в грудь Тэвазу, — точно всё, как у меня. А вот у тебя — нет! — продолжал он, переводя глаза на меня, всё с той же улыбочкой.

Я уткнулась Тэвазу в бок и спросила его подмышку:

— Кто это?

— Дракон. — так же тихо прошептал Тэваз.

От удивления я вскинула брови и снова стала рассматривать старичка. Никак не вязался он с моим представлением об этой расе. Старик же тем временем продолжал над нами издеваться:

— Мерцание пространства вокруг тебя совсем не такое, каким я его вижу вокруг других существ! — вдруг громко вскрикнул он, округлив глаза. — Вот! Вот это меня удивило! Ну, а раз смогла удивить, — так и быть, говори, с чем пожаловала. Если смогу — помогу. А не смогу — подумаю, как быть.

Старик после этих слов развернулся к нам спиной и пошёл прочь от реки и леса, опираясь на свою палку. Махнул нам рукой, чтоб мы следовали за ним. Я продолжала рассматривать его со спины и всё ещё не могла поверить в то, что он — великий, мудрый, сказочный дракон. Идти молча не хотелось, в голове крутились истории, слышанные мною о представителях драконьей расы, порождая вопросы.

— А можно вас спросить? — осторожно начала я.

— Ну, спрашивай, удивительная!

— А почему драконы перестали появляться по ту сторону Дикого Леса и прекратили общение с другими расами?

— Да потому, что заеб***ли вы нас!

— Чем? — одновременно воскликнули мы с Тэвазом.

— Да хоть бы историями своими глупыми, что про нас выдумываете.

— Это какими, например?

— Ну вот взять бы хоть небылицы о том, что мы похищаем ваших женщин, почуяв в них свою половинку, так как у нас, у драконов, рождаются в основном особи мужского пола, а самок не хватает. И потому мы ищем себе пару среди людей, — старик говорил, размахивая в воздухе своей палкой, чуть поворачивая голову к нам назад, ведь сам он шёл на несколько шагов впереди, — в надежде избавиться от одиночества и обзавестись потомством. Да даже маленьким детишкам известно, что драконы вылупляются из яиц! Вы хоть раз видели живого дракона? — спросил старик, резко остановившись и обернувшись к нам. Он моргнул и я замерла. Потому что он моргнул не так, как человек. Его верхнее веко оставалось неподвижным и открытым, а из внутренних уголков глаз прозрачная белесая плёнка дотянулась до внешнего края и вернулась на место.

— Нет, — ответили мы.

— Так мы не маленького размера, скажу я вам! — старик вновь повернулся к нам спиной и продолжил идти. — Ну, вот скажите мне, разве может человеческая женщина, или эльфийка, или оборотень снести яйцо размером с себя саму? Нет, конечно! И тем не менее, несмотря на эти очевидные факты, люди упорно продолжали обвинять нас в похищениях. Идиоты! — снова старик тряс в воздухе палкой.

— Это единственная причина? — спросила я.

— Нет, не единственная. — ответил старик.

Какое-то время мы шли молча. Я ждала, что он продолжит рассказывать, но он молчал.

— Ну? — напомнила я.

— Что ну? Что за вопрос? — удивился старик.

— Я спрашивала о других причинах, а вы молчите.

— Ты не спрашивала о других причинах!

— Как же не спрашивала? Спрашивала.

— Нет! Ты спросила: «Это единственная причина?» И на этот твой вопрос я ответил. А про другие ты вопросов не задавала! — смеялся хитрый старикашка.

— Каковы же другие причины? — выручил меня Тэваз.

— Рыцари! — ответил ему старик.

— А с ними что не так?

— А то, что наслушавшись баек о похищенных драконами женщинах, они стали толпами ходить к нам спасать своих невест. Только ж как объяснить этим идиотам, что невесты-то сами от них сбегают. Потому что один пьёт до потери сознания, другой считает, что пока не женился, — может гулять направо и налево, пока невеста своё целомудрие блюдёт. А третий, женившись, начинает друзей своих кожен день в дом таскать. Какая ж баба это выдержит? Вот и сбегали они от женихов да мужей своих куда подальше и к кому получше. А все шишки на нас!

Он помолчал с минуту, затем обернулся к Тэвазу, снова тыкая его палкой в грудь:

— Надо отдать должное вашей братии, не было ни одного горе-рыцаря из оборотней. Но это потому, что у вас там так на запахах всё завязано, что потом он хоть пей, хоть бей, самка уже никуда от него уйти не захочет.

И снова пошёл и нас повёл, только куда?

— Но больше всего неприятностей нам доставляли те, кто считал, что победив дракона и съев его сердце, или печень, или что-то там ещё, они обретут тем самым нашу силу и непобедимость. Ерунда какая! Кому только в голову могло прийти такое! — снова палка деда рассекала воздух от его гневных взмахов руки. — Вот скажи, — обернулся на секунду ко мне, — когда ты съедаешь сердце зайца, ты что, плодишься так же часто, как и он? Или, может, съев петуха, начинаешь кукарекать? А от мяса курицы ты же яйца нести не начинаешь? Я знаю только один-единственный случай, когда качества животного переходят к тому, кто его мясо ест. Это случай со свининой. Употребляя в пищу этих животных, одни потом пьют до поросячьего визга, — смеялся старик, — а другие просто ведут себя по жизни по-свински.

— А, вспомнил! — подняв палку вверх, воскликнул старик через минуты две, которые мы шли в молчании, переваривая информацию. — Вот старость не радость. Совсем склероз замучил. Вспомнил ещё один случай, когда от животного человеку передаются его качества.

Я даже боялась предположить, что же это за случай.

— Любители говядины и иной рогатой живности, оленинки, например, потом и сами со временем рогоносцами становятся! — плечи старика тряслись. Видно, что смеётся.

Опять замолчал.

— Пришли, — сказал он, остановившись у высокой одинокой скалы. — Моё гнездо!

Мы с Тэвазом переглянулись.

— А вы думали, гнёзда на деревьях вьют? Ну, даёте! Какое ж дерево выдержит? Особенно, если с женой утехам предаваться! Так, вот, пещерку видите? — дед указал нам на тёмное отверстие в скале прямо перед нами. — Посветить чем есть?