Усевшись поудобнее у костра, я вошёл в состояние полного расслабления и вызвал в своём сознании образ старой опытной оленихи, которая управляет стадом.

– Ты спокойна, – прошептал я, входя в волну покоя и благополучия. – Опасности нет, она осталась позади. В этих местах можно пастись, сколько угодно. Корма кругом предостаточно. Кроме того, здесь на снегу и мягкой подстилке можно и отдохнуть. Кругом благодать и покой.

Кроме слов, я вызвал в своём сознании яркие образы и ощущения полной безопасности. Когда ментальная работа была проделана, я снова вернулся к действительности. Уставившись на языки пламени, я думал о Чердынцеве.

«Что толку от моих усилий, если псих на порядок сильнее меня и опытнее? Если он поймёт, что я разгадал его ход, мне несдобровать. От моего поля благополучия и безопасности вокруг самки вожака не останется и следа, и опять оленье стадо без оглядки помчится бог знает куда. Что же делать? – думал я, стиснув зубы. – Что если попробовать сжечь мыслеформы дедули? – пришла мне новая идея. – Только при этом не надо касаться образа психопата, иначе он сразу всё поймёт и тут же выйдет на телепатическую связь. Хорошо, если не придумает что-нибудь новенькое, мне неизвестное. А то может произойти и такое.

Значит, надо попытаться ментально сжечь мыслеформу дедули на подходе к оленьему стаду. Сразу, в момент его атаки на психику старой самки. Но как это сделать? Легко придумать, но не просто осуществить. – И тут мне опять пришла в голову смелая идея. – А что, если окружить оленье стадо защитным ментальным пламенем? То, что оно будет действовать, свихнувшийся вряд ли догадается. Это ведь не защита, значит, отката не будет, просто его мыслеформы потеряют силу. Такое магами не сразу фиксируется, хотя... кто его знает? Наверняка Чердынцев ощутит неладное, но будет уже поздно, надо старика опередить. Значит, несмотря на утреннюю стужу, необходимо затемно уйти по оленьим следам, чтобы, когда рассветёт, оказаться рядом с оленями».

Ещё раз расслабившись и максимально сосредоточившись на постановке ментального огненного барьера вокруг стада рогачей, я решил и себе дать небольшой отдых. Отодвинув костёр в сторону от прогретого места, я улёгся на тёплую землю и, подкинув дров в огонь, вскоре заснул.

Проснулся я, как наметил, через четыре часа. От неимоверного холода меня трясло, как на ветру осиновый лист. Вскочив на ноги, я кинул на угли кострища последние дрова и стал собираться в дорогу. Согреться мне так и не удалось, но это меня не огорчило. Понимая, что дорога разгонит нагретую сердцем кровь по всему телу, я не стал задерживаться. Надо было спешить. Отыскав благодаря свету нарождающейся луны следы ушедших оленей, я лёгким бегом направился по ним в неизвестность.

Рассвет меня застал, когда я взбирался по крутому склону холма на его вершину. Пришло время оглядеться и понять, в какой стороне могут пастись олени, которых я преследовал. Забравшись между валунами на гребёнку водораздела, я, наконец, осмотрелся. С вершины холма открылась панорама девственной лиственничной тайги. Кое-где виднелись останцы[19] и отдельные, покрытые кустарником скалы. Я внимательно присмотрелся, оленьи следы привели меня к этим холмам не просто так. Где-то здесь должны быть богатые ягельники, иначе самка-вожак своих оленей сюда бы не привела. Мне это было понятно, осталось только обнаружить место, где могло пастись откочевавшее на этот кряж оленье стадо. Так ничего и не рассмотрев, обходя валун, я медленно стал спускаться вниз, в лощину.

«Куда же они запропастились?» – думал я.

Интуиция подсказывала, что стадо где-то здесь, рядом. Придётся снова встать на след и идти дальше, до победного конца, но двигаться по следу сопряжено с риском быть обнаруженным. Олени за своими набродами всегда следят, поэтому придётся идти не торопясь, часто останавливаясь и прислушиваясь, иначе они меня почувствуют.

Выйдя на след оленьего стада, я сбавил темп и стал внимательно изучать местность. Так прошло около двух часов. По следам было видно, что олени то расходились во все стороны, то снова собирались вместе, но нигде не останавливались.

«Когда же вы устанете бежать? – думал я о тех, за которым» шёл по следу. – Вы что, решили поститься? Здесь кругом отличный ягель, чем он вам не подходит?»

Но вот я натолкнулся на первые покопы.

«Наконец-то, – оглянулся я по сторонам. – Где-то вы здесь, рядом, совсем близко. Только бы не попасться на глаза вашим соглядатаям, тогда пиши пропало! Все мои старания могут оказаться напрасными».

Но вот впереди, на фоне редких лиственниц, я уловил какое-то движение. Укрывшись за толстой лиственницей, я стал вглядываться в конец распадка[20].

«Вот вы где! – прошептал я, увидев медленно бредущих оленей. – Далековато до вас, и все вы на открытой местности. Ни с какой стороны к вам не подойти, что же делать? – огляделся я по сторонам. – Хоть бы маскхалат у меня был, а то я, как бельмо на глазу. Неужели до вас придётся ползти? – посмотрел я ещё раз в сторону оленей. – Другого выхода нет, в лёгкой куртке на лютом морозе по снегу! И расстояние не маленькое, километра полтора, а то и более».

Опустившись на колени, я осторожно снял с себя рюкзак и, придерживая карабин, медленно пополз к жирующему стаду Через десять минут я уже не чувствовал ни рук, ни ног. Тонкие осенние перчатки от снега не защищали, они тут же превратились в ледышки и не столько грели, сколько, наоборот, остужали пальцы. Примерно то же самое стало и с моими ногами. Мокрые колени одеревенели, и я перестал их ощущать. Но другого пути к оленьему стаду я не нашёл, поэтому пришлось с происходящим мириться. Самое главное, что расстояние до пасущихся оленей резко сократилось. Теперь, подняв голову, я видел всё стадо. Олени двигались попарно. Когда один из них нагибался, что бы достать зубами ягель, другой в это время внимательно смотрел по сторонам.

«Э-э-э, да вы всё ещё чего-то боитесь, – отметил я про себя. – Здорово же вас напугал дедуля! Что ж, придётся мне ещё немного потерпеть, иначе на верный выстрел мне к вам не подобраться».

И я, забыв о холоде, снова стал по-змеиному скользить по снегу. Наконец, подобравшись к лежащей на земле сушине, я рискнул поднять голову. Теперь олени копытили совсем рядом, метров в тридцати, не более. Взглянув по сторонам, я наметил тех, в кого должен выстрелить. Старых самок и быков поблизости от меня не было. Бродили по снегу и лежали на покопах в основном двухлетки. Разглядывать, где здесь самки, а где самцы, времени у меня не было, нужно было торопиться. Я осторожно подтянул к себе «Сайгу» и попытался снять её с предохранителя. Но не тут-то было: кисти рук перестали повиноваться. Содрав зубами с правой руки оледеневшую перчатку, я увидел, что мои пальцы стали белыми.

«Что делать? – мелькнуло в голове. – Как спасти свои руки? Надо добыть хотя бы одного зверя, но как, когда пальцы не работают?!»

Тогда кисть левой руки я затолкал между ног, поближе к паху, а пальцы правой сунул в рот и, закрыв глаза, затаил дыхание. Олени были совсем близко. Не дай бог кто-то из них почует мой запах или услышит биение сердца, тогда все мои усилия будут напрасны. Олени мгновенно умчатся вниз по склону, и мне уже их будет уже не догнать. Похоже, мои ноги тоже превратились в ледышки. Наконец острая боль пронзила пальцы правой руки, и они стали шевелиться. Тогда, не мешкая, быстрым движением я снял карабин с предохранителя и поймал на мушку первого оленя.

Вот она, заветная лопатка! И я нажал на курок. Не глядя, куда попала пуля, я перебросил ствол ружья в другую сторону и снова выстрелил. То же самое я сделал и в третий раз. Когда последний выстрел смолк, олени опрометью неслись вниз по склону. До них было около двухсот шагов, а то и более. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся. Недалеко от меня лежали три рогача. Два из них ещё били копытами, а один застыл неподвижно.