Копия тачки Бублика перегородила дорогу, все ее четыре дверцы спешно открывались, с матом и зверскими харями из «Волги» номер два выпрыгивали оболтусы, внешне удивительно схожие с барчуком Санькой. В смысле – и этих четверых старуха, торгующая брагой, не задумываясь, окрестила бы «барчуками».

От размашистого удара ногой самого быстрого братка-барчука Игнат ушел посредством кувырка. Пиджак и джинсы запачкал глиной, к чертям собачьим! Жалко, блин! Но боевым инстинктам следует отдаваться целиком, иначе можно и здоровьем поплатиться за чистоплюйство.

Игнат кувыркнулся, прокатился по глине колобком в сантиметре от переднего левого колеса «Волги» – той, в которой мирно спал Саня Бубликов, вскакивая, оперся руками о капот и на атаку ногой ответил адекватно – лягнул нападающего. Подошва кроссовки, к сожалению, слабее, чем рассчитывал, однако попала в живот противнику. Слабоват удар, зато точен – любителя размахивать нижними конечностями скрючило, секунд на тридцать он не боец – печень вспыхнула болью, в глазах темно, без должной спецподготовки подобное состояние деморализует.

Инстинкты скомандовали «ату», тело Сергача еще одним кувырком сократило расстояние между собой и следующим агрессором. Тело перекатилось через спину, осталось в низкой, коленопреклоненной стойке, собранные щепотью пальцы клюнули следующего оккупанта в пах – и вселенная для очередного буяна моментально сократилась до размеров молекулы. Он схватился обеими руками за уязвленное мужское достоинство и удобно подставил буйну головушку для захвата с последующим рывком. Игнат инстинктивно схватил его за волосы, рванул на себя, приложил мордой о согнутое колено. Этот готов полностью – бифштекс. Выход из низкой стойки прыжком вперед и вверх – и добивание шокированного ударом в печень пацана. Хлестко, в полете, костяшками кулака ему по черепу, амортизируя приземление, поддеть его снизу локтем под челюсть, зацеп стопой голени, толчок бедром... И этот доведен до состояния полной готовности – кулебяки.

Все кончено. Пару из четверки положил он, Игнат Сергач, точнее – инстинкты воина в стиле «сегучо», в обычное время дремлющие глубоко в подкорке. Другую пару уложил Федор. Товарищ Фокин едва успел выбраться из «Нивы», а Федор вон как успел поучаствовать в разборке: пацаны лежат, еле дышат.

– Молодец, Сергач, красиво кувыркаешься... – Голос Федора ровен и спокоен.

– Умею... – Голосовые связки Сергача слегка вибрируют, мелко трясется рука, потянувшаяся за сигаретами.

Отходняк у Игната – расплата за аренду давно забывшего о тренировках тела демоном из подкорки с маркировкой «сегучо».

Коленку расшиб, готовя бифштекс. Локоть ушиб, обрабатывая кулебяку.

А еще, когда кувыркался, прокатился по острому камешку четвертым позвонком, и он теперь – так ноет, так ноет...

– Один на меня с ножиком кинулся... – Федор лизнул поцарапанное запястье. – Один долго будет оживать, другой... – Федор подул на царапину, – другой скоро очнется.

Подошел слегка растерянный Фокин.

– Ну вы и дали! Ну вы убийцы! – Фокин окинул восхищенным взглядом поле брани. – Ну красотища, ну влипли в историю...

– Фигня... – Игнат чиркнул зажигалкой, сигарета в пальцах плясала, но кое-как прикурил, затянулся. – Ясен пень, за Бубликом ехали братки, задержался Санька Бубликов в селе, вот они и забеспокоились. Едут, глядь: пижон нездешний ковыряется в тачке барчука, «Нива» поодаль. Молодые пацаны, горячие, самые крутые в районе, ура, в атаку, блин!.. Короче, Витек, иди, тормоши Бублика, без Саньки недоразумение мордобойное полюбовно уладить не получится. С братками надо бы помириться и подружиться. Я прав, Федор Васильевич?

– Прав, Игнат Кириллович.

– Я, блин, весь грязный, как... как не знамо кто! Придется возвращаться в село, переодеваться... – Нет. Пиджак снимешь, выдам на смену куртку, припасена в багажнике. Грязь на джинсах засохнет, сама отвалится.

– У нас с тобой, Федор, разные габариты, и я в твоей куртке буду выглядеть чудовищно, как... как пугало огородное.

– Не к девкам собрались и не на банкет. Закатаешь рукава – сгодится. Хватит про шмотки, братки зашевелились. Виктор! Чего там? Разбудил Бублика? Игнат, шагом марш, пора, займись дипломатией, а я займусь оказанием пострадавшим первой медицинской помощи. Работаем!

5. След оборотня

Сергач устал. Челночная дипломатия утомила Игната до полного изнеможения. Он замучился сновать челноком меж двумя «Волгами» и «Нивой», таскать за собой хихикающего на нервной почве Бублика, увещевать, укорять, улыбаться. В «Ниве» Федор устроил нечто вроде медпункта, рядом с «Волгой» Бублика речистый Фокин «тер базары» с прошедшими медосмотр пацанами, в авто пострадавших сидел, насупившись, браток, которому Сергач зашиб мужское достоинство, сидел, воды в рот набрав, мириться отказывался категорически.

Сергача жутко раздражала манера Бублика ржать от обилия переживаний, а в промежутках между приступами невротического веселья нудить. За побитую братву Санька Бубликов особенно не переживал, Санька боялся папу. Родного отца – Бублику и крестного – остальным браткам. Зыркнет крутой и мудрый папа в корень случившегося – и объявит первопричиной конфликта выпивоху Бублика. И отведут Саньку силком к доктору Михал Валерьянычу, по прозвищу Валерьянка, кодироваться от алкоголя, и живи после без нормального, правильного кайфа, кури тайком от папаши анашу в сортире, как школьник какой, тьфу!

Бублик раздражал, а Фокин, спасибо ему, радовал. Не успевший помахать кулаками Витя умело разыгрывал национальную карту – мол, свои ж мы все, славяне! Хотя бы в том кино, помните? В «Сибирском цирюльнике» здоровски показана нашенская исконная кулачная забава, вспомнили? Красиво снята драка стенка на стенку, со вкусом, со смакованием кровавых соплей на фоне золоченых куполов. Подумаешь, юшку пустили друг дружке, чего ж теперь? Вендетту устраивать на манер басурманов с острова Сицилия? Сотрудник телевидения, поднаторевший в манипуляциях с общественным самосознанием, Витя Фокин особенно акцентировал внимание местного электората на сочетании однокоренных слов «друг дружке», хотя перепало лишь дружкам Бублика, в то время как друзья Фокина практически не пострадали. Впрочем, Игнат медлил с переодеванием в куртку с чужого плеча и, грязный аки черт, выглядел довольно жалко...

Хвала духам, все позади. Уж километров восемьдесят отъехали от места, где состоялось ристалище с последующим толковищем. Игнат сменил пиджак на камуфляжную куртку из запасников Федора. Рукава закатал, завязал узлом длинные концы на пузе по моде семидесятых годов прошлого века, галстук снял. Смешно с камуфляжем носить галстук. Ворот рубахи расстегнул. Тепло. Даже жарко.

Странная погода весной, такая же переменчивая и капризная, как госпожа Удача. Давно ли пролился дождь, а вон и солнце выкатило, разбавило молочную белизну неба синим с желтым и греет, печет... Игнат прикрыл правый, ослепленный солнцем, глаз, левым видит кулак Федора на оплетке руля, ближе к запястью оранжевая полоска йода поверх вспухшей царапины. Видит в зеркальце отражение довольного Фокина, развалившегося на заднем сиденье.

Кавалькада из трех авто – две «Волги» и «Нива», замыкающая, – мчится по шоссе. «Ниву» надо бы дозаправить. Бублик сказал: заправка на въезде в город. Санька дождется, пока «Нива» насытится горючим, и его «Волга» покатит первой, покажет путь к горбольнице, где служит психиатром Михал Валерьяныч.

– Здешние бандиты мне понравились, – произносит Фокин, меняя позу, облокачиваясь на дверцу. – С ними договориться можно, внушаемые ребята.

– В Москве понятия другие... – Игнат подмигнул отражению Фокина. – Ты, оратор, на...

– Кончай, Сергач! Сейчас ляпнешь какую-нибудь колкость, испортишь настроение.

– Я хвалу воспеть собирался твоей сообразительности, Витюша, но раз ты против – умолкаю.

И было, за что хвалить Витю, было! Сообразил Виктор спросить у Бублика и компании про даму-психологиню. О таковой, увы, братва не слыхала. Зато всем известный Валерьянка недавно вернулся из краткосрочной поездки в Москву! Валерьянка – единственный на всю округу психиатр. Фокин легко отказался от прежней версии и, оставшись наедине с земляками, минут двадцать без устали и удержу уверял, что они, потратив битый час на разборки, в итоге сэкономили часа четыре, которые непременно понадобились бы для розысков психиатра Валерьянки. Фокин клялся будущей женой, что отдаст на отсечение любой орган, если Андрей с Валерьянкой сошли на сидоринский перрон в разное время, с разных поездов. А разница между психиатром и психологом, по мнению Фокина, столь ничтожна, что о ней можно забыть.