“Фануил!” – мысленно окликнул Лайам.

“Я жду возле дома”.

“Хорошо”, – отозвался Лайам, хотя на самом деле ничего хорошего в этом не находил. Ему сейчас очень хотелось, чтобы дракончик сопровождал его, а не торчал где-то вдали. Однако он постарался взять себя в руки, нарочито замедлил шаг и перестал вертеть головой.

Богатые кварталы не спали, во многих окнах горел свет. Добравшись до нужной улицы, Лайам постарался сосредоточиться. Он видел заброшенное строение лишь сверху – глазами маленькой твари, и ему потребовалось какое-то время, чтобы этот дом отыскать.

Над улицей пронесся шелест. Фануил, сидящий на крыше соседнего здания, приветственно распахнул крылья.

“Я здесь. Я буду тебя ждать”.

“Хорошо. Следи за моими мыслями, но ни во что не вмешивайся, пока я сам тебя об этом не попрошу”.

“Как будет угодно мастеру”.

Лайам одобрительно кивнул, но не сдвинулся с места. Он подумал, что мысленное общение с Фануилом дается теперь ему на удивленье легко, потом погрузился в размышления о том, почему кометы выглядят так странно.

Внезапно Лайам осознал, как все это выглядит со стороны. Глухая ночь. Улица. Какой-то олух пялится на пустой дом. Эта картина заставила его встряхнуться.

“Шевелись-ка, – приказал он себе и решительно зашагал по булыжной мостовой к дому. – Не волнуйся, там никаких призраков нет.

Впрочем, сейчас – в зловещем свете кометы, с окнами, прикрытыми ставнями и отороченными снежным покровом, – заброшенное строение и впрямь стало походить на прибежище всяческой нечисти.

“Именно так и должно быть, – обозленно бросил себе Лайам. – Здесь тайный притон, а не гостиница!” Он стиснул рукоять кинжала, в три приема одолел ступени крыльца и толкнул дверь. Та нимало не подалась, и на миг Лайама затопила жаркая волна облегчения. Но он быстро совладал с ней и снова толкнул дверь.

“Дверная ручка, идиот”.

Ручка легко повернулась у него под рукой, словно ее лишь недавно смазали маслом, и дверь беззвучно отворилась. За ней обнаружился темный коридор; в конце его, едва освещенная неверным светом кометы, угадывалась черная штора. Лайам глубоко вздохнул и осторожно двинулся по коридору, раскинув руки, чтобы нашарить стены. Он ощутил, что ноги его ступают по чему-то вроде ковра – и руки также касались какой-то ворсистой ткани. Ковры приглушают звуки и сохраняют тепло, догадался он, неспешно продвигаясь вперед. Ведь обитателям притона ни к чему лишний шум, а отапливать заброшенный дом они тоже не могут. С этой мыслью Лайам добрался до конца коридора.

Несколько мгновений он прислушивался к царившей вокруг тишине, ко так ничего и не услышав. А потому он почти без опаски отодвинул тяжелую штору – и свет единственной горевшей за ней свечи заставил его на миг прищурить глаза.

А затем, ощутив сильный толчок в спину, Лайам полетел на пол; но его мгновенно перевернули и лопатками прижали к стене. В живот Лайама уперлось чье-то колено, тяжелая рука закрыла ему рот, а к горлу прижалось холодное острое лезвие Яростные глаза обитателя дома вонзились в лицо незваного гостя. Губы его насмешливо шевельнулись.

– Привет! Являться с визитом посреди ночи? И без предупреждения. Что за дурные манеры!

– Эй! – донесся из коридора довольно приятный, но тонкий голос. – Он оставил дверь открытой!

– Ну так закрой ее, шлюха! – отозвался человек, удерживавший Лайама.

“Мастер?”

Лайам качнул головой, но послать мысль не удалось. Нажим лезвия немного усилился, равно как и хватка руки, сжимающей его челюсть.

– Он еще и дверь оставил открытой! Скверно, скверно, скверно!

С каждым “скверно” Лайама стукали затылком о стену, а нож чуть глубже входил в его кожу. Потом мужчина прищурил один глаз и внимательно оглядел своего пленника.

– А теперь я хочу знать, – произнес он, – будет ли здесь вопить кто-нибудь? Если я, допустим, уберу одну руку, и совсем не ту, в какой у меня нож? Не начнет ли здесь кто-то шуметь?

Лайам плавно помотал головой – настолько плавно, насколько позволяли нож и сжимающая челюсть рука.

– Я закрыла дверь, – раздался тот же голос откуда-то слева, – и я никакая не шлюха!

– Заткнись, дура, – произнес мужчина и слегка шевельнул ножом. – Ну а теперь, прежде чем тебя заколоть, я собираюсь убрать руку и спросить, зачем ты сюда заявился? Ты ведь не станешь поднимать шум, верно?

Лайам осторожно кивнул. Незнакомец убрал колено с его живота и ладонь с лица, но нож остался на месте.

– Итак – чего тебе надо?

– Некий человек желает выпить с другим, – сказал Лайам и добавил с уверенностью, которой на деле совсем не испытывал: – А потому убери свой гладий от шеи брата.

– О, Урис! – воскликнул тоненький голосок, и взгляд Лайама метнулся влево. Обладательница голоска оказалась сущей девчонкой – лет двенадцати, никак не больше, – грязной и одетой в лохмотья. – Он декламирует!

– Заткнись! – прошипел мужчина. Затем он, хищно прищурившись, вновь обратился к Лайаму – И где же ты этого нахватался, а? Отвечай?

Он снова надавил на нож, и по горлу Лайама потекла теплая струйка – за воротник и дальше, на грудь.

Лайам, поскольку ему ничего другого не оставалось, напустил на себя скучающий вид.

– Некто научился декламировать у одного неплохого певца. По-скорому убери гладий. Некто собирается пить с Оборотнем.

Эта декламация была скорее мешаниной из словечек, используемых в преступной среде, чем чисто воровской речью, но, судя по всему, она произвела должное впечатление. Яростный огонек в глазах мужчины угас, давление лезвия немного ослабло.

– Шутник… – прошептала девочка.

– Иди к Оборотню, – приказал мужчина.

– Но, Шутник…

– Иди!

Девочка поспешно нырнула за черную занавеску, висевшую в дальнем конце помещения. Шутник принялся внимательно изучать пленника.

– Где ты этому научился? – снова спросил он, но на этот раз в его голосе проскользнула неуверенность.

– В дальней караде, – ответил Лайам, что совершенно не соответствовало истине. Он перенял этот язык от вора-одиночки, который прежде имел вес в подобных карадах. Слегка нахмурившись, Лайам показал взглядом на нож.

– Гладий?

– Пока пусть побудет, – проворчал Шутник. Тут вернулась задыхающаяся девчонка.

– Оборотень велел его привести. – Быстрым движением Шутник выхватил кинжал Лайама из ножен и сунул девчонке, – та тут же его выронила, – потом ухватил пленника за тунику и рывком поставил его на ноги.

– Следи за дверью, – велел он замарашке, ползающей по полу на четвереньках.

– Но, Шутник… – попыталась протестовать она, поднимаясь.

– Следи за дверью, сука! – прикрикнул он, затем развернул Лайама и приставил к его спине нож. – Топай вперед.

За занавеской обнаружилась каменная лестница, ведущая в подвал здания. Лайам с показной ленцой стал спускаться по ней.

“Мастер! – воззвал к нему Фануил. – Правильно ли ты поступаешь?”

“Конечно, – послал ответную мысль Лайам. – Все идет точно по плану”.

Внизу замерцал неверный оранжевый свет. Добравшись до последней ступеньки, Лайам увидел, что он исходит от небольшой жаровни, заполненной раскаленными углями. Четыре человека сосредоточенно поворачивали над ней вертела, унизанные кусочками мяса. Они разом подняли головы, чтобы посмотреть на вошедшего.

– Аве, братья, – заговорил было Лайам, но тут пинок Шутника швырнул его на колени.

– Так, значит, это и есть тот самый чужак, который складно поет? – произнес один из сидевших вокруг жаровни мужчин. Он передал свой вертел соседу и встал. Отирая руки о штаны, мужчина подошел к Лайаму.

– Принцепс карады, – сказал он и протянул руку чтобы помочь гостю подняться. При взгляде на Оборотня становилось ясно, почему его так прозвали. Грива темных с сильной проседью волос обрамляла физиономию вожака, сильно выдвинутую вперед, и ниспадала на грудь. Под верхней губой его угадывались непропорционально большие клыки.

Лайам на миг заколебался и решил все же самостоятельно встать. Он порадовался, увидев, что превосходит вожака воровской гильдии ростом. Оборотень, убрав руку, ухмыльнулся, и Лайам порадовался еще раз. Уже тому, что решение не принимать помощи оказалось верным.