– Ага, понимаю, – сказал Гвидерий. – Прошу прощения. Кто-то пустил слух, а прочие приняли это за правду.

– Ничуть, – возразил Лайам. – Скорее, так изначально решили все горожане, а правду знаю один я. Но все-таки разрешите мне задать вам пару вопросов…

Жрец смиренно сложил руки и выжидающе улыбнулся.

Лайам вдруг понял, что не знает, с чего начать.

– Во-первых… – протянул он, и тут его осенило. – Во-первых, не могли бы вы сказать, нет ли в вашем храме людей, недовольных появлением новой богини?

К его удивлению, Гвидерий рассмеялся. – Могу вас заверить, – с неколебимой уверенностью произнес он, – что наш храм не имеет никаких предубеждений против Беллоны. Хотя слухи о том, что она – дочь бога Раздора, неверны, мы все с радостью решили оказать ей поддержку. Кессиасу известно – мы первыми приветствовали Клотена.

– На свою голову, – пробормотал эдил.

– Да, похоже, – иерарх вновь шумно вздохнул.

– Это понятно, – сказал Лайам. – Такова официальная позиция храма. Но ведь не исключено, что кто-то из ваших сподвижников думает по-другому. Как вы полагаете, такое возможно?

Гвидерий покачал головой и спокойно сказал;

– Нет. Никоим образом. Мы служим богу войны и даем обет соблюдать дисциплину. Человек, пошедший против официально провозглашенной позиции храма, подлежит изгнанию. Это недопустимо.

– Но все же достаточное количество ваших людей участвовало во вчерашней драке. Их поведение трудно назвать образцовым.

– На них напали, – рассудительно произнес жрец. – Конечно же, они имели право на самозащиту. Но никто из моих братьев не стал бы вламываться в чужой храм.

Перед лицом столь железной уверенности Лайам вынужден был протрубить отбой. Он не верил, что дисциплина в стане Гвидерия столь уж крепка, но не мог себе разрешить вступать в препирательства с иерархом. Этого не стоило делать хотя бы из уважения к Кессиасу.

– Ну что ж, рад это слышать. Но возможно, тогда на Беллону стали косо посматривать другие, святилища? Храм Лаомедона, скажем, или Средоточия мира?

Это предположение явно позабавило иерарха.

– Вряд ли верховный жрец храма Средоточия мира нашел бы среди подвластных ему служителей человека, способного на кого-то напасть. А храм Лаомедона вообще мало волнуют дела соседей.

Лайам нахмурился.

– А не мог ли пойти на это кто-либо из числа фанатичных мирян?

– В это мне тоже не верится, квестор. Жители Саузварка известны своей веротерпимостью. Мы учим их этому и миримся очень со многим, за исключением человеческих жертвоприношений и поклонения темным богам.

– Тогда не примешаны ли к этой истории денежные расчеты? – спросил Лайам удрученно.

– Вы имеете в виду планы шахт Кэрнавона, под которые в новый храм могут потечь капиталы? Я бы не стал об этом беспокоиться, квестор. Торговые дела Саузварка процветают, следующий сезон обещает быть прибыльным, и ни один известный мне иерарх не опасается соперничества Беллоны в мире займов и ссуд.

Итак, все выпады квестора были учтиво парированы. Лайаму оставалось лишь улыбнуться и развести руками.

– Ну что ж, в таком случае мои вопросы исчерпаны. Складывается впечатление, что ни у кого в Саузварке не имелось причин затевать это дело.

– Ни у кого, – подтвердил иерарх. – Остается предположить, что противников Беллоны следует искать в рядах ее почитателей.

– Вряд ли, – промямлил Лайам, подумав о распрях, раздирающих храм новой богини. – Мы уже думали в эту сторону, но, увы, не нашли тому подтверждений.

– Воистину, вся эта история очень загадочна.

– Да, – мрачно кивнул Кессиас. – Извините, что побеспокоили вас, Гвидерий. Мы, пожалуй, пойдем. Вы уж попридержите завтра ваших людей.

– Разумеется. Но в этом не будет необходимости: на поле чести всегда побеждает правый.

Гвидерий улыбнулся, поклонился гостям и отошел.

– На поле чести побеждает более умелый, а вовсе не правый, – заметил Лайам. – Человек Гвидерия проиграет.

– По правде говоря, Ренфорд, вы просто безбожник какой-то. Неужели в вас нет ни капли надежды на лучший исход?

– В этом случае – нет, – отозвался Лайам. – Да вы и сами увидите.

Кессиас промолчал, потом вдруг зевнул и потянулся.

– Что-то я проголодался. Давайте-ка где-нибудь перекусим.

Полдень еще не миновал, но Лайам не имел возражений. Собственно говоря, ему было все равно. Он вновь впал в замешательство, ощутив абсолютную тщетность своих усилий. К делу никак не подвязывались ни саузваркские воры, ни маги, а теперь похоже, что и жрецы. Он с большим удовольствием плюнул бы на всю эту историю, если бы где-то на задворках его сознания не продолжали навязчиво мельтешить кое-какие мыслишки, словно поденки возле сараев в погожий денек.

Они покинули Храмовую улицу, миновав по дороге разросшуюся толпу горожан. Зеваки дружно, как по команде, уставились на Кессиаса, но приблизиться не решились. Ввалившись в маленькую таверну, расположенную по соседству, эдил шумно потребовал питья и еды. Когда требуемое предоставили, Кессиас набросился на снедь скорее с яростью, чем с аппетитом. Лайам, со своей стороны, к еде почти не прикасался. Он потягивал из кружки сидр и барабанил пальцами по столу, заново обдумывая имевшиеся в его распоряжении факты.

Итак, кто-то преодолел охранное заклинание Тарквина, похитив из его дома книгу заклинаний, жезл и ковер, а затем проник в храм Беллоны, чтобы завладеть хранящимися там сокровищами.

Лайам поиграл с этой фразой, перестраивая ее так и этак, затем принялся кое-что уточнять, решив оставить в своем активе только неоспоримые вещи.

Кто-то, и в этом можно было не сомневаться, сумел пройти через магическую защиту. Фануил утверждает, что заклинание по-прежнему действенно и что тот, кто проник в дом, – не маг.

Значит, это либо теург, либо человек, на которого наложено соответствующее заклятие.

Из дома похищено три предмета. Это тоже неоспоримо, как и то, что один из этих предметов – ковер – впоследствии был обнаружен на крыше храма Беллоны, из чего следовало, что в дом Тарквина залезли раньше, чем в святилище новой богини. (Лайам некоторое время повертел в голове предположение, что оба дела не связаны между собой, потом решил от него отказаться. В общем, совсем неважно, так это или не так.)

Затем неизвестные пробрались в храм. Это тоже было истинным фактом, поскольку Клотен застал их при попытке похитить сокровище.

– Стоп! – сказал себе вслух Лайам. А что, если никакое сокровище никто похищать и не собирался?

Кессиас мгновенно поднял взгляд на Лайама.

– Что – стоп?

Да, версию, что неизвестные залезли в храм, чтобы обогатиться, с чистой совестью можно было отбросить. Клотен видел, как некий человек дергал сундук, но из этого не следовало, что он собирался его утащить.

– У меня появилась одна мысль, – сказал Лайам, сомневаясь, стоит ли ею делиться.

– Ну-ка, выкладывайте, – потребовал эдил и уставился на товарища с такой надеждой, что тот тут же мысленно выбранил свой чересчур длинный язык.

– Что, если – поймите, это всего лишь предположение, – что, если наши воры на деле совсем не воры? Что, если им все эти ценности были совсем не нужны?

Кессиас фыркнул, и надежда в его взоре угасла.

– Что, если они просто зашли в храм помолиться? Что, если им просто приспичило прогуляться? Что, если у меня вдруг вырастут крылья и я улечу на луну?

Но насмешки Кессиаса лишь укрепили Лайама в решении довести свою мысль до конца.

– Нет, погодите, вы вдумайтесь. Все, что видел Клотен, – это то, как некий человек дергал сундук. Я попытался его подергать, и честно вам скажу – чтобы такую кладь унести, нужны как минимум двое крепких мужчин.

– Ну и что? Их ведь и было двое.

– Я знаю, – терпеливо сказал Лайам. – Но потерпите хотя бы минутку. У вас что, есть идея получше?

– Да. Мы можем пойти и заказать два места на ближайшем корабле, отплывающем из Саузварка, – ответил Кессиас, но все-таки отодвинул тарелку и приготовился слушать. – Ну ладно, Ренфорд, давайте. Выкладывайте ваши бредни. Чего же могли хотеть эти люди, если уж такие богатства были им не нужны?