– И как вам только на ум взбрело повыбрасывать самые ценные мои снадобья? Оголить все полки? Пустить по ветру труды долгих лет? Да вы хоть представляете себе, сколько стоит одна драконья слеза?
– Я же не думал, что вы за ними вернетесь, – с легким раздражением отозвался Лайам. – Откуда мне было об этом знать? Я ведь не маг.
Тарквин смерил собеседника критическим взором. Сухую фигуру старика облегал все тот же синий халат, в котором Лайам обнаружил его в ночь убийства, однако прорезь, оставленная кинжалом, куда-то девалась.
– Да уж, не маг – это неоспоримо. И все же вы очень ловко справились с этим замком. В моей книге не так уж много заклинаний, пригодных для вскрытия замков и запоров. Я держал на примете пару заклятий, но, чтобы пустить их в дело, понадобилось бы много времени и возни. И тут подоспели вы с какой-то дурацкой штучкой. Наверное, у вас большой опыт в подобных делах.
– Замок был простенький, – отмахнулся Лайам. На языке его вертелась масса вопросов, но чародей заговорил опять.
– Ну как вам мой дом? – спросил он, поглаживая бороду.
– Благодарю. Он очень удобен.
– Видите ли, на самом деле я вовсе не собирался вам его завещать. Я вообще не оставлял никаких завещаний. Фануил просто подделал сей документ.
Лайам утратил дар речи.
– Но я ничего не имею против, – важно сказал Тарквин и вскинул руку, призывая Лайама к молчанию, хотя в этом жесте не было надобности. – Я рад, что дом попал в хорошие руки и что дракончик обрел заботливого хозяина. Я говорю вам это лишь потому, что хочу передать часть своего имущества еще кое-кому. Точнее сказать, одной особе. Вы поймете, кого я имел в виду, когда она соизволит вам объявиться. Ей причитается книга заклятий, а также все, что она пожелает забрать из секретной комнаты. Дом же я оставляю вам.
Способность издавать связные звуки к Лайаму еще не вернулась.
– Можете не благодарить, – сказал, помолчав, Тарквин, затем, поколебавшись, добавил: – Это самое меньшее, что я могу сделать для вас, после того, как вы… э-э… за меня отомстили.
Очевидно, старому ворчуну редко приходилось выражать кому-то свою признательность, а потому его слова прозвучали как-то напыщенно, и Тарквин поспешил откашляться.
– Я скоро уйду. Вот адреса аптек и перечень разных разностей, которые я там нахватал. Мне думается, вам следует за них заплатить. Полагаю, это лишь справедливо. Если бы вы не разорили мои запасы, мне не пришлось бы обращаться к чужим. Кстати, там обнаружилось мало полезного. Большая часть моих заклинаний также оказалась непригодной для дела. Я пытался объяснить это им, – маг указал на грифонов, – но они туповаты. И потом, им некого было больше просить. Мертвый вор мог бы разом решить многие трудности, но он помешался. А сами грифоны мало что могут на земном уровне бытия. Хотя вид у них весьма впечатляющий, в мире грубой материи они беспомощны, словно дети, а железная клетка и вовсе для них непреодолима. В конце концов, железо ведь – тоже в какой-то мере металл основной. Я свел с ними знакомство еще до моей смерти. Фануил ведь вам говорил о моей способности вмещаться в эфирный план. Попав в беду, они заметались и кинулись ко мне в надежде, что я им помогу. Пришлось попытаться. А что мне еще оставалось?
Голос Тарквина звучал точно так же, как прежде, прежней оставалась и его манера вести разговор. Лайам помалкивал, изумленно разглядывая человека, который вроде давно уже умер, но выглядит очень живо и беседует с ним как живой.
– Конечно же, я не предполагал, что затея окажется столь трудоемкой. Вся эта охрана, тревога, отсутствие компонентов. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении…
Один из серых грифонов испустил вопль. Тарквин махнул рукой:
– Да-да, сейчас я иду! Как бы там ни было, Ренфорд, мое небольшое приключение завершено, а они возвращаются в серые земли. Не могу сказать, что меня так уж сильно порадовало мое возвращение к жизни, ну да ладно. Я должен идти. Да и вы тоже. Вскоре этот храм станет неподходящим местом для смертных.
Тарквин протянул руку. Лайам пожал ее и попытался попридержать.
– Подождите! Я хочу вас спросить…
– Каково это – быть мертвым? Нет, Ренфорд, вам незачем это знать, – сказал старый маг, осторожно высвобождая руку. – Остальное додумайте сами. Эдил Кессиас поверит каждому вашему слову.
Тарквин произнес еще одну странно звучащую фразу, которую Лайам не сумел разобрать, и ковер начал медленно подниматься.
– Подождите!
– Вам незачем это знать, – повторил Тарквин.
А затем грифоны сорвались с места, взмыли к куполу и вылетели в окно. Ковер накренился и понесся за ними. Чародей, которого звали Тарквин Танаквиль, исчез.
Лайам встал с выступа, на котором сидел, и тяжело вздохнул:
– Кому это надо – знать, каково быть мертвым?
Список аптек и перечень снадобий лежал на алтаре, поверх книги заклинаний Тарквина. Он взял листок и вложил его между страниц почтенного фолианта, с корешка которого свисал обрывок цепи. Потом еще раз вздохнул и добавил:
– Я всего лишь хотел выяснить, почему этот храм вскоре станет неподходящим местом для смертных,
Из-за алтаря показалась Мопса:
– Эй, дядя!
Лайам повернул голову и неуверенно улыбнулся:
– Ну, отмычка, и что ты обо всем этом скажешь?
Девчонка ткнула пальцем в сторону сундука:
– Говорят, в нем лежит целое состояние.
– Может, и так, – согласился Лайам, – но я работал не с ним. Я работал там, – он указал на опустевшую клетку, – и тебе за то, что ты караулила, согласно легиуму, причитается десятая часть добычи. Загвоздка лишь в том, что добычи-то нет. Но я что-нибудь придумаю. А теперь перестань таращиться на сундук, и пошли.
Лайаму пришлось взять девчонку за плечи и увлечь за собой, но она все равно то и дело оглядывалась, жадно посматривая на укладку с храмовыми сокровищами.
– А что это был за старик?
– Один мой друг, – сказал Лайам и добавил мысленно: “умерший месяца два назад”.
– Еще один маг?
Мопса, похоже, уже успела забыть, как поразили ее поначалу и старик на летучем ковре, и грифоны. Она отнеслась ко всему случившемуся как к данности, и сейчас сокровища храма Беллоны были для нее несомненно важней.
– Нет, не еще один маг, а маг настоящий. Я никакой не маг.
– Ха! Ты – не маг!
Вдруг от ног Лайама и Мопсы потянулись по полу длинные черные тени; их породил свет, исходящий от алтаря.
Лайам замер, придерживая девочку за плечо, вслушиваясь в неясный гул, разраставшийся у них за спиной.
– Что это за свет… – Мопса дернулась, выворачиваясь из-под руки Лайама, чтобы взглянуть на алтарь. – Ой!
Зажмурившись, Лайам пробормотал что-то вроде молитвы, потом повернулся и открыл глаза.
На алтаре стояла Беллона.
Она сияла, но это сияние было совсем не таким, какое исходило от Двойника. Казалось, будто богиня выточена из огромного и прозрачного драгоценного камня, и золотистый свет, струящийся сверху, проходил сквозь нее, многократно усиливаясь и отбрасывая мириады лучей.
Чтобы не ослепнуть, Лайаму пришлось опустить взгляд и посматривать искоса, впрочем, разглядеть лицо богини он все равно бы не смог. Слишком нестерпимо сверкал окружающий ее голову нимб. Но все же ему почудилось, что она улыбается.
Беллона шагнула вперед и сошла с алтаря, хотя глыба была высока и так плавно сойти с нее не сумел бы и человек, вдвое превышающий ее в росте. Она даже казалась миниатюрной, но, приближаясь, вдруг потянулась и достала из-под купола опустевшую клетку. Клетка в ее руке тут же принялась уменьшаться – и уменьшалась до тех пор, пока не сделалась размером с игрушку. От каждого шага богини весь храм – как, наверное, и весь Саузварк – сотрясался, но Лайам и Мопса даже и не пытались бежать – их ноги словно приросли к полу.
Когда богиня приблизилась, Лайам упал на колени, дрожа от благоговейного ужаса и стыдясь собственной слабости. Такое с ним случалось только однажды – в присутствии Повелителя Бурь. Два чувства – стыд и восторг – полностью завладели его существом, и голова Лайама склонилась, словно ее пригнули незримой, но властной рукой.
