— Я вас дожидался, — сказал он так, как если бы это была самая обычная вещь в мире.

Жак де Сассенаж отлично знал, что мэтр Жанисс — сама простота, да и ситуация была забавной. В такой неприятный момент все это было словно бальзам на сердце. Он снисходительно улыбнулся и сказал:

— Но сейчас не самое подходящее время для жалоб и просьб!

— Почему бы и нет, если дело важное? — Мэтр Жанисс снова зевнул, даже не пытаясь прикрыть рот.

Жак посмотрел на повара с улыбкой, в то время как менее снисходительный господин устроил бы ему хорошую взбучку за такое непочтение. У барона стало легче на душе. Разговор с Жаниссом поможет ему отвлечься, забыть о том, что в замке он снова попадет под иго Марты.

— Будь по вашему! — сказал он. — Раз уж вы дали себе труд приехать в такую даль, дайте мне пару минут, я разбужу конюха, а потом мы поговорим.

— Конечно, ступайте! — Жанисс снисходительно махнул рукой, а сам прислонился всем телом к борту повозки.

«Можно подумать, это я — слуга, а он — господин!» — усмехнулся про себя барон Жак. Если бы он не был сейчас обременен куда более важными заботами, он бы отчитал Жанисса за дерзость. Хотя бы для вида, поскольку славный повар никогда не давал повода сомневаться в своей преданности, и невозможно было предположить, будто он осознанно проявил неуважение к своему господину.

Когда он потряс рыжего конюха за плечо, тот пробурчал что-то неразборчивое и перевернулся на другой бок, но потом вскочил на ноги как ужаленный — узнал голос барона. Жаку ничего не пришлось говорить: растрепанный, с соломинками, вдавившимися в щеки, конюх бросился к лошадям и стал снимать с них упряжь. Жак вернулся к мэтру Жаниссу. Тот дремал возле телеги, голова его мерно покачивалась. Заслышав шаги барона, он встрепенулся, с трудом отстранился от опоры, дождался, когда тот подойдет ближе, и предложил пройтись.

— Когда двигаешься, спать хочется меньше, — с прежним забавным апломбом заявил повар, полагая, что барона, как и его самого, клонит в сон.

Они были одни, если не считать конюха, но тому хотелось спать, и он спешил закончить свою работу. Жак подстроил шаг под походку Жанисса, который еле-еле волочил ноги, и с удовлетворением отметил про себя, что на душе у него стало легче и спокойнее. Они отошли от конюшни, и запах лошадиного пота сменился сладким ароматом сирени, в изобилии росшей вдоль аллеи, которая вела к саду. Там, в кроне высоких каштанов, среди их цветов-свечей, таились соловьи, наполняя ночь пением столь же прекрасным, как и благоухание цветов.

— Я хотел поговорить о Жерсанде, господин барон! — наконец решился Жанисс. Сладкие запахи в саду почему-то напоминали ему о горячих оладьях.

— Вот как…

— Малиновку нашу теперь не травят, и она выйдет замуж. Почему бы и нам не пожениться?

Жак де Сассенаж повернулся и посмотрел на повара. Он явно был озадачен услышанным.

— Боюсь, мой славный Жанисс, я не уловил вашу мысль!

Жанисс, голодный и сонный, неверно понял слова барона. Уперев руки в бока, он преградил ему путь. Упрекать барона означало вызвать его гнев и было чревато наказанием, но сдержаться было превыше его сил:

— А вот этого я не понимаю! Нас, конечно, тоже можно забить до смерти, как эту бедную девушку прошлой ночью! Что ж, на то мы и слуги! Но ведь мы с Жерсандой, господин барон, никогда вас не подводили! Почему же вы не хотите нас поженить?

Жак де Сассенаж нахмурился.

— Кого это забили до смерти в мое отсутствие?

— Да откуда же мне знать? Служанку, по-моему. Матье видел, как лакей закапывал труп в саду. Но я говорил о другом…

— Матье тоже здесь?

Решительно, дело принимало не тот оборот, на который рассчитывал мэтр Жанисс!

Только теперь Жанисс окончательно проснулся. Наморщив нос, он с сомнением посмотрел на барона и спросил:

— Не хочу вас обидеть, господин барон, да и под хлыст попадать неохота, но скажите, а вы, часом, не шутите со мной?

— Похоже, что я шучу? — сурово отозвался барон, чтобы напомнить ему о необходимости быть более вежливым.

Повар некоторое время переминался с ноги на ногу, размышляя о том, что эта морщинка на лбу у барона свидетельствует, скорее, о неудовольствии, чем о веселом расположении духа. Опустив глаза и теребя себя за пальцы, как мальчишка, пойманный на шалости, он проговорил:

— Прошу прощения, мессир! Я забылся! Но я так давно, ее жду, мою Жерсанду!

Жак де Сассенаж, растроганный, но и не до конца успокоившийся, похлопал его по плечу.

— Вы поженитесь с ней, так и быть! Но раз уж нам обоим не спится, я хотел бы услышать всю историю целиком!

— До последней мелочи?

— Так подробно, как вы, Жанисс, мне ее никто не сумеет рассказать!

В свои апартаменты Жак де Сассенаж вернулся спустя два часа, за которые он успел выслушать Жанисса и подробно расспросить Матье, который спокойно спал в повозке. Теперь ему многое стало понятно, но от этого действительность обретала еще более мрачные краски. Франсин понемногу отравляла Альгонду по приказу Филибера де Монтуазона, который таким образом намеревался заставить Филиппину дать согласие на брак с ним. К счастью, Альгонда поправилась благодаря настойке, которую Жерсанде дала знахарка из Сассенажа. Об этом ему рассказал Матье, а потом попросил позволения взять в жены Альгонду, раз уж у них родилась дочка. Барон Жак не раздумывая дал свое согласие и на этот брак. Будет ли Альгонда замужем или нет, если Мелюзина воплотилась в ней, то, чему суждено произойти — произойдет. И все же он пообещал себе вызвать ее в ближайшее время на откровенный разговор. Раз враг у них общий, чтобы его победить, нужно действовать слаженно…

Что касается смерти Франсин… Увы, она послужила подтверждением того, о чем он и сам догадывался — его старший сын вступил в сговор с Филибером де Монтуазоном. Никто, кроме Луи, жестокость которого ему была известна, не обошелся бы так со служанкой. Ему и раньше случалось поднимать руку на прислугу, но только когда он был пьян. Жак де Сассенаж не знал, что ему делать. Наказать сына или промолчать? В первом случае ему пришлось бы признать, что он осведомлен и о постыдном союзе своего наследника с шевалье де Монтуазоном.

О том, чтобы свести счеты с последним, не могло быть и речи, поскольку за него неминуемо вступился бы великий приор Оверни. А Жаку совсем не нужна была еще одна «война» у своих дверей. Поэтому он сделал выбор в пользу ожидания. Слишком многие моменты еще предстояло прояснить, нужно было дать Эймару де Гроле время перевезти Жанну в безопасное место… Марта не должна даже заподозрить, что он посмел ее ослушаться.

Оставив сапоги для верховой езды в коридоре, он на цыпочках вошел в спальню жены. Свечи давно погасли, и в комнату сквозь щель в закрывающихся изнутри ставнях проникала полоска лунного света. Когда глаза привыкли к полумраку, он внимательно осмотрел комнату, дабы убедиться, что в ней нет Марты и что дверь, посредством которой спальня Сидонии сообщалась со спальней служанки, заперта. Только после этого он подошел к кровати и приподнял край бархатного полога. Сидония спала. Она была в кровати одна. Марта не сочла нужным устроиться рядом, чтобы лучше за ней присматривать… Как же эта дьяволица уверена в своей силе и в том, что все до смерти ее боятся! «Что ж, тем лучше!» — подумал Жак. Длительное отсутствие и позднее возвращение послужат его целям. До рассвета остается еще несколько часов, которыми он может распорядиться по своему усмотрению.

Он вошел под полог, и когда занавесь опустилась у него за спиной, наклонился над подушками и потряс Сидонию за плечо, тут же зажав ей пальцами рот, чтобы она не вскрикнула. Она посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.

— Ни звука, дорогая! Я хочу с вами поговорить. Наедине! — прошептал он ей на ухо.

И убрал руку.

— Но не тут! Она может нас застать!

Сидония произнесла эти слова почти беззвучно, но по ее голосу Жак догадался, как сильно она взволнована. Он нежно погладил ее по щеке. Только теперь, оценив весь ужас сложившейся ситуации, он понял, насколько несправедливо с ней обошелся. Он не уставал напоминать себе, что теперь, когда он знает, что Жанна жива, близость между ними неуместна, и все же влечение, которое в свое время сблизило их, никуда не делось.