— Так что же, вы считаете меня врагом народа?

Сталин остановился. Медленно, растягивая слова, сказал:

— Врагом народа не считаем, Папашу считаем честным революционером…»[446]

5. Июнь 1941 года. 22 июня, сразу после нападения Германии, Литвинов написал Молотову. Попросил предоставить работу. Хочет помочь стране в сложную минуту. Как настоящий коммунист и патриот — именно так трактуют его поступок биографы. Молотов, занимающий, я напомню, кресло Литвинова, откликнулся — через несколько дней Максим Максимович был у него. Что должен сказать настоящий патриот и коммунист в конце июня 1941 года? Готов служить Родине и партии на любом посту в этот сложный для страны период. Так или примерно так. Что сказал Литвинов? Молотов спросил его, на какую должность он претендует. Литвинов ответил: «Только на вашу».[447]

Разговор не получился. А как он мог получиться? Молотов что, должен был уйти с поста наркома и посадить вместо себя несгибаемого ленинца? На мой взгляд — такое поведение вовсе не независимость, а грубость в самой высокой степени.

6. Июнь 1941 года. Через несколько дней после разговора с Молотовым Литвинова вызвал Сталин — для участия во встрече с приехавшими англичанами: «Вскоре позвонили из Кремля. Сталин просил приехать, будет беседа с иностранными дипломатами. Литвинов прибыл в своей обычной толстовке, которую носил эти последние годы… Прием дипломатов начался сразу же. Сталин поздоровался с Литвиновым, покосился на толстовку, спросил:

— Почему не в черном костюме? Литвинов флегматично ответил:

— Моль съела».[448]

Ангельское терпение было у Сталина, ангельское. Но не потому, что вождь был мягким и бесхарактерным, а потому, что Литвинов был ему нужен. Когда СССР стало совсем тяжело, Максим Максимович был назначен послом в США. Представитель банкиров в России, агент влияния англосаксов был устроен вполне «по профилю». Повторялась ленинская идея 1918 года, когда Ильич назначил Литвинова полпредом Советской России в Лондоне. Но в 1941 году помощь реально могла идти не из Лондона, а из Вашингтона. Туда Литвинова и отправили.[449] Сталин не ошибся. Приезд Литвинова резко ускорил переговоры с англосаксами. «Американцы не брали на себя никаких обязательств и, не отказывая в поставках, ограничивались обещаниями. После прибытия М. М. Литвинова в США дела поим и лучше. Вскоре мы получили миллиард долларов кредита»,[450] — это слова Анастаса Микояна.

Использовав Литвинова как «сильнодействующее лекарство», Сталин прекратил его «прием», когда стало ясно, что СССР выиграет войну. Летом 194-3 года под предлогом «солидного возраста» шестидесятисемилетнего дипломата отозвали из Вашингтона. На смену ему в американскую столицу прилетел молодой Андрей Громыко. Во многих статьях, посвященных Литвинову, которых много в Интернете, вы прочитаете, что Сталин и Молотов своего посла в Америке не ценили, а вот президент США Рузвельт его очень ценил. Такого мировая дипломатия не знает. Чтобы принимающая сторона любила посла больше, чем отправившая!? Попробуйте найти хоть один подобный пример — не выйдет. А вот в книге Зиновия Шейниса прочитаете: «Часто Рузвельт приглашал советского дипломата зайти к нему вечером. Литвинов приходил. И они беседовали в кабинете Рузвельта. Вдвоем. Без посторонних. Без советника. Без переводчика».[451]

Что между ними общего? Капиталист-президент и «пламенный» революционер. Так ведь одно дело делали. Одному хозяину служили верой и правдой. Один выкачивал золото для банкиров из России, другой выкачивал золото для владельцев ФРС из населения США.[452] Голос Литвинова можно услышать и сегодня.[453] Просто послушайте и решите сами: таким ли «блестящим оратором и изумительным дипломатом» был Макс Баллах по кличке Папаша или у его успехов на переговорах были совсем другие корни? «В любой момент советский посол мог позвонить в Белый дом, и президент сразу же принимал его».[454]

Так кем же все-таки был Максим Литвинов на самом деле, если президент Рузвельт немедленно бросал все свои дела и принимал его в своей резиденции? Стоило лишь Максиму Максимовичу позвонить. Это и вправду АВТОРИТЕТ…

…Когда СССР начал терять свой суверенитет? Когда начал свой путь в бездну? Ответить на этот вопрос сложно. Но одну веху на пути в небытие можно указать наверняка: 22 декабря 1987 года в Москве на доме № 2/6 по Хоромному тупику, где в небольшой квартире жил народный комиссар иностранных дел М. М. Литвинов, была установлена мемориальная доска.

Если слуги чужой «печатной машинки» становятся героями — со страной ничего хорошего произойти не может.

Даже если они искренне заблуждаются и лишь невольно служат разрушению собственной страны…

Хотите, чтобы вашим именем назвали площадь? Спросите об этом любого человека. Ответ получите разный. Один скажет — «нет», самоуверенный — «да». Умный ответит тоньше: «Если заслужу, то я не против». Римский государственный деятель Катон вообще протестовал против установки ему памятника. Мотивировал римский муж это весьма оригинально: «По мне пусть спрашивают, почему Катону не поставили памятник, чем почему его поставили». А если не памятник, а доску с фамилией на здании и красным шрифтом на карте? Мнений может быть множество. Одно можно сказать с уверенностью: имя на карте родного города — это большая честь для любого гражданина.

А что нужно сделать, чтобы ваше имя украсило собой площадь столицы? Что-то очень важное, что-то очень нужное стране. Выиграть решительную битву, спасти Родину. Вклад в историю обязан быть в таком случае серьезным и очевидным. А что нужно сделать, чтобы вашим именем украсили площадь столицы чужого государства? На этом вопросе люди обычно начинают хитро улыбаться. И напрасно. Чтобы перешагнуть через границы, надо быть величайшим государственным деятелем своей державы. Либо нужно сделать, открыть, изобрести что-то важное для всего человечества. Или для этой чужой страны персонально. Тогда ваше имя в названии улицы чужой столицы никого не удивит.

Возьмем для примера любимый российскими туристами Париж. Есть здесь улица Петра Великого. Чудный скверик, воздвигнутый на месте бывшего бастиона на западной окраине французской столицы, с 1934 года носит имя Льва Толстого. Есть на уличных табличках имена Баланчина, Шагала, Прокофьева. Одним из последних дал свое имя парижской улице скульптор Осип Цадкин, удостоившийся этой чести в 1994 году за то, что его работы украшают французскую столицу.

А что нужно сделать, чтобы вашим именем украсили площадь столицы главного противника вашей страны? Затрудняетесь с ответом? Сложно себе представить? Но на этом вопросы не заканчиваются. А что нужно сделать, чтобы вашим именем украсили площадь столицы главного противника вашей страны ПРИ ВАШЕЙ ЖИЗНИ? Ничего, кроме предательства, на ум не приходит. Хоть убейте. Ставить памятники или называть площади еще при жизни, на мой взгляд, вообще довольно дурная традиция, а уж когда это делает противник, то остается только развести руками в недоумении. Можете вы себе представить рыночную площадь Карфагена, названную в честь римского сенатора? Самого порядочного, кристально честного? Отпустившего всех рабов на волю и раздававшего хлеб голодающим детям? Конечно, нет. Такая идея даже в голову карфагенянам не пришла бы.