По этой причине разговор немного увял. Эпло оглядывался с тревогой, которая отнюдь не была притворной.
— Не волнуйся, — сказала Кари. — Тигролюди не гонятся за нами.
— Я не поэтому, — ответил Эпло. — Прежде чем мы их встретили, мы видели огонь. Я подумал, что, может быть, это дракон нападает на деревню где-то поблизости.
Кари это показалось забавным.
— Похоже, ты не очень-то разбираешься в драконах, верно, Эпло?
Эпло, улыбнувшись, пожал плечами. Это была неплохая проверка.
— Ну, допустим, это не очень похоже на пламя дракона…
— Это наш огонь, — пояснила Кари. — Мы его устроили.
— Тогда, значит, это вы не очень разбираетесь в драконах. Ваш огонь виден издалека…
— Разумеется, — Кари все это по-прежнему забавляло. — Так и должно быть. Для того мы и зажигаем его на башне. Это огонь гостеприимства.
Эпло сдвинул брови.
— Ты меня извини за мои слова, Кари, но, если ваш предводитель принял такое решение, я думаю, он страдает от болезниnote 35. Удивительно, что до сих пор на вас никто не нападал.
— Нападали, — невозмутимо признала Кари. — Много-много раз. При жизни прошлых поколений, конечно, гораздо чаще, чем в последнее время. Очень немногие наши враги из Лабиринта достаточно сильны или безрассудны, чтобы нападать на нас сейчас.
— При жизни прошлых поколений? — от удивления у Эпло отвисла челюсть.
Кто в Лабиринте мог говорить о прошлых поколениях? Немногие дети знали своих родителей. Иногда большое племя Оседлых могло вспомнить отца своего предводителя, но и это было редкостью. Обычно племена или полностью погибали, или рассеивались. Выжившие присоединялись к другим племенам, растворялись в них.
Понятие “прошлое” в Лабиринте ограничивалось вчерашним днем. А о будущем вообще никогда не упоминалось.
Эпло приоткрыл было рот, но тут же закрыл его. Расспрашивать дальше было бы невежливым. Он уже и без того перешагнул все допустимые границы. Но беспокойство не оставляло его. Он то и дело поглядывал на предупреждающие руны на своей коже, однако это ничего не проясняло. Не заманивают ли их в какую-нибудь ловушку?
“Мы в самом центре Лабиринта, — напоминал он себе, — у самого его начала”.
— Эпло, говори, не стесняйся, — сказала Кари, догадываясь о его беспокойстве, а может быть, и подозрениях. — О чем ты хотел спросить?
— Я пришел сюда специально. Я ищу одного ребенка. Маленькую девочку. Ее возраст примерно семь, может быть, восемь врат. Ее зовут Ру.
Кари спокойно кивнула.
— Ты ее знаешь? — сердце Эпло забилось быстрее — мелькнула надежда. Он не мог в это поверить. Неужели он нашел ее?
— И не одну, — ответила Кари.
— Не одну? Но как же?
— Ру — не такое уж редкое имя в Лабиринте, — сказала Кари с насмешливой улыбкой.
— Д-да, конечно, — пробормотал Эпло.
Действительно, это никогда не приходило ему в голову, он не допускал, что в Лабиринте найдется не один ребенок по имени Ру. Эпло не привык думать о ком-то, называя его по имени. Он не мог вспомнить имен своих родителей. Или имени предводителя племени, воспитавшего его. Даже Мейрит. Когда он думал о ней, она была для него “той женщиной”. Повелитель Нексуса был просто “Повелителем”.
Эпло посмотрел на собаку, бегущую рядом с ним. Она спасла когда-то ему жизнь, но ему не пришло в голову дать ей имя. И только когда он прошел через Врата Смерти, побывал в мирах меншей, он осознал, что существуют имена, научился думать о каждом, с кем общался, как об отдельном существе — важном, отличающемся от других, неповторимом.
Не только у него одного возникали проблемы с именами. Эпло искоса посмотрел на Альфреда. Тот тащился по тропинке, спотыкаясь обо все, что встречалось на пути, или, если не было ничего другого, падая на ровном месте.
“Как же на самом деле зовут тебя, сартан? — вдруг подумал Эпло. — Почему ты об этом никому не говоришь?”
Патрины прошли долгий путь. Нога Эпло совсем разболелась, когда наконец Кари объявила о привале. Серые сумерки начинали сгущаться, приближалась ночь. Ходить по Лабиринту опасно в любое время, но в темноте опаснее всего.
Они добралась до лесной поляны на берегу ручья. Кари осмотрела ее, посоветовалась со своими товарищами и объявила, что они остаются здесь на ночевку.
— Займитесь исцелением своих ран, — сказала она Эпло. — Еда для вас у нас есть. После этого спите спокойно. Мы поставим часовых.
Патрины принесли им горячей еды, приготовленной на небольшом костре на поляне. Эпло был изумлен их безрассудством, но ничего не сказал. Любое замечание означало бы сомнение в авторитете Кари, на что как чужак, да к тому же еще спасенный ею, он не имел права. Он с облегчением заметил, что у них хватило осмотрительности хотя бы сделать так, чтобы костер не дымился.
После того как гостям принесли еду, Кари спросила, не может ли она еще что-нибудь для них сделать.
— Твои друзья не говорят на нашем языке, — сказала она, мельком взглянув на Хага и Альфреда. — Может быть, им нужно что-то другое, не то, что нам? Может быть, мы могли бы им дать что-то особенное?
— Нет, — сказал Эпло. — Благодарю тебя.
Следовало отдать ей должное — это тоже было неплохой проверкой.
Кивнув, Кари ушла. Она организовала наблюдение, оставив часовых на земле и на деревьях. После чего вместе с остальными членами своего отряда села ужинать. Она не предложила Эпло и его товарищам присоединиться к ним. Это можно было расценивать как плохой знак — хлеб не делят с врагом. Но, может быть, это было еще одним проявлением вежливости — поскольку двое чужеземцев не говорят на их языке, они будут лучше себя чувствовать в своем обществе.
Подошла Мейрит и молча присоединилась к их трапезе. Она не поднимала глаз от еды — смеси вяленого мяса и сушеных фруктов, запеченной в виноградных листьях. Эпло поделился едой с собакой, после чего она плюхнулась набок и, устало вздохнув, крепко заснула.
— Что происходит, Эпло? — спросил Хаг Рука, стараясь говорить потише. — Вроде бы они спасли нам жизнь, но ведут себя не слишком по-дружески. Мы теперь что, их пленники? Почему мы должны теперь плестись вместе с ними?
Эпло улыбнулся.
— Дело не в этом. Просто они никогда не видели таких, как вы двое, и их это удивляет и настораживает. Нет, мы не пленники. Мы можем уйти в любой момент, и они и слова не скажут. Но передвигаться в Лабиринте опасно — ты сам видел. Нам нужен отдых, нужно исцелить раны, окрепнуть. Они проводят нас в свою деревню…
— Почему ты считаешь, что им можно доверять? — спросил Хаг.
— Потому что они мои сородичи, — спокойно ответил Эпло.
— Этот маленький убийца Бейн был моим сородичем, — проворчал Хаг. — Да и его отец, будь он проклят, тоже.
— Мы — другое дело, — сказал Эпло. — Это место, Лабиринт, наша тюрьма. Сотни лет, с того момента, как нас загнали сюда, нам приходилось трудиться вместе просто для того, чтобы выжить. Уже с момента рождения о нас кто-то заботился — отец, мать, а иногда кто-то совсем чужой — это не важно. И так продолжается всю жизнь. Ни один патрин не причинит зла, не убьет, не…
— Не предаст своего повелителя? — спросила Мейрит.
Она швырнула свою еду на землю и, вскочив на ноги — разбудив при этом спавшую собаку, — убежала.
Эпло хотел было окликнуть ее, но, передумав, промолчал. Что он мог ей сказать?
Остальные патрины, прервав разговор, во все глаза смотрели на нее, не понимая, что случилось и куда она идет. Мейрит схватила бурдюк для воды и поспешила к ручью, где сделала вид, что наполняет его. В Лабиринте нет ни луны, ни звезд, но огонь костра высвечивал листья на деревьях, отражался на поверхности воды и давал достаточно света, чтобы видеть вблизи него. Мейрит постаралась оставаться в пределах освещенного круга — выходить за них означало бы напрашиваться на неприятности.
Патрины вернулись к прерванной еде и беседе. Кари проводила Мейрит глазами, потом обратила холодный, задумчивый взгляд на Эпло.
Note35
Вероятно, имеется в виду лабиринтная болезнь — форма помешательства, поражающая патринов вследствие ужасов и лишений жизни в Лабиринте