Грасиела никогда не бывала в таком большом городе, как Дуранго, и даже не представляла себе, что так много людей может собраться в одном месте. Спустя десять минут после ухода из отеля она безнадежно заблудилась.

Хотя эта перспектива ее невероятно пугала, девочка понимала, что в конце концов ей придется обратиться к незнакомым людям с расспросами о дороге, то есть совершить поступок, о чрезвычайной опасности которого ее всегда предупреждали. Утро набирало силу, все больше народу толклось на улице, а Грасиела никак не могла набраться храбрости и с кем-то заговорить, чувствуя к тому же неловкость из-за того, что на нее обращают внимание.

Волосы у Грасиелы распущены так же, как у оборванных девчушек, которых она видела на улицах, и это никак не сочеталось с дорогой тканью ее дорожного костюма и его модным фасоном. Простые девочки носили шляпы только по воскресеньям, и шляпы эти были сплетены из соломы, а не сшиты из материи, как у Грасиелы. Платья у девочек казались совершенно бесформенными, никаких кружев и тесьмы на них не было.

Короче говоря, наряд Грасиелы явно давал понять, что ей следует ходить только в сопровождении дуэньи или кого-то из взрослых членов семьи. То, что богато одетый ребенок бродит один, вызывало любопытство и подозрения. А это значит, что Дженни с легкостью отыщет Грасиелу.

Остановившись в тени под каким-то навесом, Грасиела заметила обращенные на нее испытующие взгляды темных глаз. Сжав руки и отвернувшись в сторону, девочка поняла, что ей необходимо, во-первых, изменить внешность, а во-вторых, расспросить все-таки кого-нибудь о дороге. И то и другое приводило ее в смущение.

О ней всегда заботились, ее защищали взрослые, они же принимали за нее необходимые решения. Она никогда не была предоставлена самой себе и даже вообразить себе этого не могла. Теперь ей нужно было придумать, как сделать так, чтобы слоняющиеся по улицам мелкие торговцы не запомнили ее.

Вот еще один человек, восседающий на облучке проезжавшей мимо повозки, повернулся на сиденье и поглядел в ее сторону. Грасиела в досаде топнула ногой.

А как поступила бы ее мама? Или тетя? К несчастью, Грасиела не могла представить, чтобы ее хрупкая мама или старенькая тетя оказались в подобной ситуации.

Но Дженни… Если бы Дженни пришлось прятаться от кого-то, как бы она поступила? Неприятно было даже мысленно обращаться за помощью к нена видимой особе, той самой, от которой Грасиела сбежала, но тем не менее в голове у девочки забрезжал первый намек на решение проблемы. Дженни сделала бы все что нужно, ее не остановили бы ни гордость, ни тщеславие. Дженни бы…

Мало-помалу Грасиела осознала, что вот уже несколько минут смотрит на босоногую девчонку на другой стороне мощенной булыжником улицы. Девчонке было примерно столько же лет, сколько Грасиеле, но на этом сходство кончалось.

Бесформенное платье нищенки когда-то было белым, но теперь сделалось серым от долгой носки да и от грязи. Сквозь дыры на юбке виднелись голые ноги, а рваный рукав свисал с плеча. Волосы давным-давно не знали ни гребня, ни щетки, они сбились и спутались так, словно их обладательница вместо подушки подкладывала под голову камень. Девочка была ужасно грязная.

Приподняв подол, Грасиела пошла через улицу, обходя гнилые отбросы и мусор и стараясь не попасть под лошадь. Подойдя к девочке совсем близко, Грасиела увидела, что та держит в руке недоеденную тортилью. Запах жареной кукурузы и мяса ударил в ноздри, и у Грасиелы от голода заурчало в животе.

— Меня зовут… Теодорой, — с важностью заявила Грасиела.

Девочка окинула Грасиелу совершенно равнодушным взглядом, снизу вверх, начиная с изящных туфелек и кончая кружевной оборкой на воротнике жакета, но ничего не сказала. Грасиела проглотила слюну, еще раз поглядев на тортилью в руке у незнакомки, и спросила:

— А тебя как зовут?

— Марией, сеньорита, — ответила девочка наконец. Явно смущенная богатым нарядом Грасиелы, она смотрела куда-то поверх ее плеча.

Грасиела ухватилась руками в перчатках за свою юбку и загляделась на двух всадников, гордо гарцующих по улице. Передняя лука седла одного из них была отделана серебром. У кузена Эмиля точно такое седло.

— Я впервые приехала в Дуранго, — сообщила Грасиела незнакомке. — На поезде.

В глазах у Марии вспыхнуло почти что благоговение.

— Ты ехала на поезде? — спросила она, глядя на Грасиелу так, словно она сошла прямо со страниц книги сказок, и забыв о своей тортилье. — А где же твоя дуэнья?

Выходит, что даже уличная девчонка знает, как должны путешествовать такие, как Грасиела.

— Меня похитила злая колдунья, — объяснила Грасиела, не уверенная, однако, что девочка ей поверит.

У Марии широко раскрылись глаза, но она согласно кивнула:

— То же самое случилось с моей сестрой.

— Но я убежала от колдуньи. Она хотела отрезать мои волосы, чтобы я стала похожа на мальчика.

Мария поглядывала на блестящие локоны Грасиелы, ниспадающие почти до пояса, и в глазах у нее появился страх. Чувство удовлетворения переполнило грудь Грасиелы. Даже дитя улиц понимает, что нельзя лишать женщину предмета ее гордости.

— Я придумала кое-что, — сказала Грасиела и нагнулась к уху собеседницы. Когда она кончила шептать, в глазах у Марии засияло восхищение, и она с восторгом закивала.

— Хорошо, — сказала она и, взяв Грасиелу за руку, отвела в переулок, где обе девочки скрылись за кучей тлеющего мусора.

Когда они появились снова, на Марии красовался наряд Грасиелы, а беглянка облачилась в лохмотья, приколов изнутри к поясу свой золотой медальон. Она получила также и остаток тортильи, который проглотила в четыре голодных глотка. Салфетки у нее не было, и, помедлив, девочка вытерла жирные пальцы о рваное платье, от которого шла вонь.

— Спасибо, — поблагодарила Грасиела Марию.

Дорожный наряд Грасиелы был Марии мал, и шов на талии уже начал расходиться, но Мария осматривала себя сияющими от гордости глазами.

Когда она наконец вспомнила о Грасиеле, то показала пальцем сначала на волосы Грасиелы, а потом на свои. Грасиела поняла фазу. Тяжело вздохнула и с отвращением нагнулась и набрала полные руки пыли и мусора; все это она втерла в свои волосы. Потом со слабой улыбкой махнула рукой и пошла прочь от Марии, которая тем временем приподняла подол платья, чтобы полюбоваться первыми в своей жизни туфлями.

Не пройдя и полквартала, Грасиела невольно вспомнила о своих босых ногах. Нежная кожа на подошвах болела, а как противно было наступать на что-то липкое и сырое, проникавшее между пальцами!

То и дело вздрагивая от отвращения, Грасиела, не оглядываясь, шла и шла вперед, пока Мария не осталась где-то далеко в путанице узких улочек и переулков. Только тогда беглянка остановилась перевести дыхание и осмелилась взглянуть на окружающих ее людей.

Никто на нее не смотрел. Никто не обращал ни малейшего внимания. Она сделалась невидимой, как ветерок.

Торжествующая улыбка изогнула ее губы, с которых едва не сорвался радостный возглас. Какая же она умная! Довольная собой, Грасиела проговорила вслух:

— Она никогда не найдет меня!

Да, не найдет: город слишком велик, в нем много людей, много улиц, много мест, где можно спрятаться. И теперь Грасиелу никто уже не запомнит.

Она одержала победу над своим врагом.

Не прошло и десяти минут, как тяжелая рука легла ей на плечо и какой-то мужчина наклонился, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Привет, малышка! — произнес мужчина хриплым голосом, от которого у Грасиелы сразу пересохло во рту и кровь застыла в жилах.

— Мы с тобой, — продолжал мужчина, облизнув губы, — станем самыми лучшими друзьями, да-да. Жадные пальцы больно стиснули плечо девочки.

Дженни с бешено колотящимся сердцем добежала до конца квартала, немного постояла и понеслась обратно ко входу в отель. Грасиела ведь могла повернуть не направо, а налево.