— О Боже! — вырвалось у нее вместе со вздохом, и она прижала пальцы к щекам.

Дженни в жизни не думала, что придет когда-нибудь в восторг при виде голого мужчины. Но он был так красив! Просто великолепен. Такой стройный и сильный, такой мускулистый, такой белокожий под темными зарослями волос от груди до отвердевшего напряженного члена.

— О Тай! — вырвалось у нее из глубины сердца, словно вздох или мольба. — Тай!

Она обняла его за шею и прильнула губами к его губам долгим, горячим и страстным поцелуем, а он обхватил ее за талию властным, требовательным жестом, и Дженни едва не разрыдалась оттого, что со всей силой осознала: сегодня она не уйдет на свою постель, не познав Тая до конца. На этот раз они не должны быть сдержанными и осторожными.

И они не были. Повалились на кровать, тесно прижавшись друг к другу, катались и трепыхались, не обращая внимания ни на кряхтенье матраса, ни на собственные выкрики и стоны. Пальцы у Тая были более проворными, чем у Дженни, он мигом избавил ее от корсета. А потом, о Боже, он целовал ее груди, он касался их кончиком языка, доводя Дженни до исступления. Они соединились во всепокоряющем, могучем порыве страсти, и Дженни выкрикнула его имя, когда он вошел в нее, а она подалась к нему, встречая первый удар.

Она ждала всего нескольких ударов, после которых все будет кончено, однако это оказалось вовсе не так. Дженни в изумлении широко раскрыла глаза, ее пальцы впились во влажные плечи Тая, когда он снова и снова целовал ее, а их тела двигались во все более бурном ритме. Ничего подобного Дженни не знала. Никакой боли и ни единой мысли ни о чем, кроме Тая и тех восхитительных ощущений, которые он вызывал в ней.

Когда наступил блаженный финал, Дженни, обессилев, упала рядом с Таем, смутно сознавая, что он ушел из нее до того, как его плечи конвульсивно содрогнулись и он прижал ее к своей груди со стоном:

— Дженни… Дженни…

Они долго лежали неподвижно, но держали друг друга в объятиях, ожидая, пока утихнет бурное биение сердец. И это тоже было новым для Дженни. Ее прошлый опыт заключался в том, что мужчина, получив удовольствие, удалялся, застегивая на ходу пуговицы. Вот так оно и было. Но не этой ночью и не с этим замечательным, сильным и прекрасным человеком.

Немного погодя они поднялись, и Тай зажег сигары для обоих. Курили в полное удовольствие, лежа на постели. Дженни положила голову Таю на плечо, н ее ничуть не смущало, что они оба нагие. Она не позволяла себе думать ни о чем, кроме этих минут, едва ли не самых лучших в ее жизни.

— Ты чего-нибудь хочешь? — спросил Тай. — Кофе? Текилы? Вина?

— Нет, — ответила Дженни, решив, что сейчас ей нужно только быть здесь, с ним. — Хорошая сигара, — добавила она, не уверенная, что это в самом деле так, но ей было все равно.

— Ты такая, какой я тебя и представлял, — снова заговорил Тай, упершись подбородком ей в макушку. — Белая, как молоко, где солнце не коснулось кожи, а там, внизу, язычок пламени. А я такой, как ты ожидала?

— О да, ты прекрасен, — произнесла Дженни как нечто само собой разумеющееся и удивилась, когда Тай засмеялся. — Но…

— Что «но»?

— Но я немного разочарована, что мы не целовали друг друга с головы до ног. Я этого ждала, — призналась она, прижимаясь к нему плотнее. — Мне это… кажется необычным и странным, и потому я даже рада, что мы не делали, но… Словом, я никогда никого так не целовала, и меня тоже..

— Так ты решила, что мы уже закончили? — рассмеявшись, прервал он ее, потом взял у нее сигару и загасил. — Дженни, радость моя… мы еще только начали, — пообещал он, целуя ее в висок. — Я расцелую тебя всю, даже те места, о которых ты и помыслить не можешь.

— Даже так? — Дженни широко раскрыла глаза, а сердце у нее, казалось, подпрыгнуло к самому горлу. — Всю-всю?

Он начал с губ, пощекотав их языком и не давая Дженни поцеловать его самого, как она ни старалась.

Потом он точно так же, касаясь не только губами, но и языком, поцеловал шею, потом принялся ласкать грудь, бормоча в промежутках между поцелуями: «Я люблю твои груди». Голова Тая опустилась после этого ниже. Еще ниже. И еще. Дженни казалось, что она умрет от наслаждения, от того, как он целует ее всю. А когда пришел ее черед расцеловать его всего, она была уверена, что и он умирает от наслаждения.

На рассвете они вернулись в свой номер полусонные, спотыкающиеся, глядя друг на друга с обожанием и удивлением, полные новых, блаженных эмоций.

У дверей номера Тай взял лицо Дженни в ладони и поцеловал ее ласково и нежно.

— Благодарю тебя за ночь, которой я никогда не забуду.

— Я выгляжу черт знает как, правда? — спросила она, стараясь расправить поспешно натянутую одежду.

Тай с улыбкой наклонился к двери и вставил ключ в замочную скважину.

— Ты выглядишь как женщина, которую сильно и хорошо любили.

Так было впервые произнесено слово о любви, и оба они не обратили на это внимания. В комнате Тай разбудил сеньору Харамильо и проводил ее до двери. Затем на удивление беззастенчиво разоблачился, натянул нижнее белье, легонько поцеловал Дженни и повалился на кровать. Через минуту он уже храпел.

Дженни, улыбаясь, медленно разделась в жемчужном предутреннем свете, повесила платье и порылась в белье, отыскивая ночную рубашку. Но прежде чем забраться в постель рядом с Грасиелой, она подошла к окну и поискала на небе звезду Маргариты, пока та не уступила свету зари.

«Я судила о тебе неверно и прошу прощения. Я считала тебя глупой за то, что ты отдалась Роберту, рискуя забеременеть. Я считала, что ты получила по заслугам за свою глупость. Я воображала, что умней тебя, поскольку не совершила подобной глупости.

Так вот, я была полностью не права. Я просто не знала, как это может быть между мужчиной и женщиной. Если Роберт подарил тебе то же, что Тай нынче ночью подарил мне, то понятно, почему ты рисковала всем ради того, чтобы быть с ним. Я жалею, что судила так поспешно. Я не знала».

Дженни поглядела на кровать, потом снова повернулась к окну.

«Маргарита! Я надеюсь, что Роберт целовал тебя всю. Это дьявольски хорошая штука! Обидно было бы думать, что ты стала ангелом, не испытав этого. Вероятно, говорить о таких вещах не очень-то прилично, но мне думается, тебе это нравилось».

Дженни зевнула и потянулась.

«Спокойной ночи, друг мой. Завтра вечером я поговорю с тобой из Эль-Пасо. Оттуда мы начнем последнюю часть нашего пути».

Забравшись в постель, Дженни подумала, что последние слова не стоило бы произносить. Свернувшись возле Грасиелы, как бы защищая маленькое тельце ребенка, она вздохнула чистый запах детских волос и улыбнулась звукам негромкого баритонального храпа, доносящегося с соседней кровати.

Ей хотелось, чтобы так было всегда. Они втроем вместе. Внезапно сердце у нее сжалось, горло перехватило, и Дженни почувствовала, что слезы печали почти готовы пролиться.

Даже если поезд опаздывал, что было вполне вероятно, они прибывали на вокзал в Эль-Пасо-дель-Норте[13] еще до ужина.

— Мы пересечем Рио-Гранде и найдем гостиницу в Эль-Пасо на американской стороне, — объяснил Грасиеле Тай. — Завтра утром сядем на поезд Южной Тихоокеанской до Сан-Франциско. Примерно через неделю будем дома.

Отвечая на дальнейшие несколько сотен вопросов своей племянницы, он смотрел на Дженни, сидящую напротив них с Грасиелой. Прислонившись головой к окну, Дженни дремала, несмотря на духоту и шум в вагоне. Гордость и удовольствие светились в его взгляде, когда он смотрел на ее помятый дорожный жакет. Ему нравилось видеть доказательства того, что он сильно утомил Дженни прошедшей ночью. Впрочем, и она его уходила как надо. Он не откажется вздремнуть часок-другой, когда настанет его черед.

Господь всемогущий, она просто великолепная женщина. Ему доставляло радость глядеть на нее спящую. Прошедшей ночью он получил все, на что надеялся, и даже больше. Страстная, восторженная, раскованная и готовая отдать все, чему научилась. У него никогда еще не было женщины с таким совершенным телом — цветущим, упругим, мускулистым и выносливым. И охотно отдающимся страсти. При воспоминании об этом у Тая заныло в паху. Как бы устроить так, чтобы они провели вместе и эту ночь…