— Я вовсе не говорил, что мы должны поддаться, — заметил он с нарочитой небрежностью.

Он не был уверен, что она отказала ему категорически, но на тот случай, если она склоняется к этому, хотел дал понять, что не делал никаких твердых предложений.

Дженни встала и дотронулась кончиками пальцев до перебинтованной руки. Глаза у нее были ясные, и походка такая же твердая, как у Тая. Глядя на нее, никто бы не заподозрил, что они вдвоем справились только что с бутылкой текилы. Тай как-то не задумывался над этим до сих пор, но умение пить — неплохое качество и для женщины.

— К чему вся эта болтовня насчет влечения, — заговорила Дженни, выходя из харчевни, — когда надо подумать, как нам вернуть вашу племянницу. Разве вы не беспокоитесь о ней? Или же она для вас всего лишь мексиканское отродье?

Взгляд у Тая стал жестким.

— Насколько я понимаю, забота о ребенке — теперь уже не ваше дело.

— Как раз наоборот: Грасиела — сейчас мое единственное дело.

— Где ваши пожитки?

Когда Дженни заговорила о Грасиеле, лицо ее переменилось. На нем как бы отпечаталась женская одержимость. Она на самом деле убеждена, что несет ответственность за его племянницу.

— Надо пройти еще два квартала. — Дженни повернулась к нему; половина ее лица была освещена солнцем, а другая половина в тени. — Но я никуда не поеду вместе с вами, пока не пойму, как вы относитесь к Грасиеле. Если вы не намерены возвращать ее, то скажите об этом сразу.

Тай прошел мимо нее на улицу, но вдруг остановился, так что какому-то мужчине верхом на ослике пришлось его объезжать.

— Дело обстоит так. Я не более счастлив иметь в семье кого-то из Барранкасов, чем мой отец, — проговорил он сквозь зубы. — Но Грасиела — дочь моего брата, и я обещал Роберту, что привезу ее к нему. Я также обещал брату позаботиться о его жене и ребенке, если с ним что-то случится. Я дал слово. Вы говорили, мне, что никогда не лжете — значит, вам известно, что такое обещание. Грасиела — член моей семьи, она часть меня, и я несу за нее ответственность. Я не уеду из Мексики без нее.

Дженни поправила перевязь, которую Тай завязал ей через плечо, потом наклонилась к нему с весьма воинственным видом.

— У меня хорошие новости для вас, мистер. Если что-то случится с Робертом, то вы вне игры, потому что Маргарита попросила меня вырастить Грасиелу и я дала ей слово, что сделаю это. Так и будет.

— Посторонний человек не будет воспитывать мою племянницу. Ни вы, ни кто-либо еще. У нее есть бабушка — моя мать, у нее есть я, У нее есть семья.

— У нее есть и дон Антонио, однако Маргарита не захотела, чтобы ее дочь воспитывал он. Она поручила это мне.

Они стояли достаточно близко, и Тай чувствовал исходящее от Дженни тепло, чувствовал силу ее восхитительного тела.

— Единственное основание для ваших забот о Гарсиеле — это обещание, которое вы дали Маргарите, — спокойно произнес он, глядя на ее губы.

— И я намерена выполнить обещание, даже если это меня убьет! — вся вспыхнув, заявила Дженни. — Даже если мне придется убить вас. Не вы будете воспитывать Грасиелу! Воспитывать ее буду я!

Ни разу в жизни Таю не хотелось с такой силой кого-то ударить, как он хотел ударить эту женщину, бросающую ему вызов. Но если он поднимет на нее руку, она кинется на него, не думая о своей ране, и тогда им придется кататься в драке прямо на грязной улице маленькой деревни, любопытное население которой и так уже торчало в дверях домиков, глазея на них.

Он не мог взять в толк, как можно отчаянно хотеть женщину и одновременно испытывать желание врезать ей по-настоящему. Но это была загадка не для немедленного разрешения.

— Суть в том, — зарычал он, то сжимая, то разжимая кулаки, — что ни один из нас не обязан воспитывать Грасиелу. Это сделает Роберт. Как я уже говорил, ваша работа окончена. Все. Вы чрезвычайно обяжете нас с братом, если немедленно сядете верхом и удалитесь отсюда, забыв о моей племяннице.

Ее губа приподнялась над белыми зубами.

— Может, обстоятельства переменились, а я и не заметила? Или кое-кто из кузенов Барранкас застрелился? Или вы планируете в одиночку сражаться, с четверыми? Вы не настолько сильны, Сандерс.

Он покраснел, вспомнив, как она связала его и оставила валяться на земле. Кулаки снова сжались. Он не знал, насколько он силен, зато знал, что придет и его черед, черт побери!

— Мы не можем только и делать, что отбирать Грасиелу друг у друга. Надо как-то решить эту задачу.

— Тут нечего решать, — сказала она, отступая от него и направляясь дальше. — Я отвезу ребенка Роберту. Я, а не вы. Я дала обещание, и дело с концом. Но если вы хотите следовать по пятам… ладно, я согласна, что это лучше, чем действовать так, как мы действовали раньше. Решайте.

Он не разговаривал с ней, пока она собирала вещи, а потом наблюдала за тем, как он седлает ее коня. Он ни слова не произнес, пока они не отъехали на милю к востоку от деревни по ясно видному следу кузенов.

— Рана у вас несерьезная, — заговорил он наконец, подъехав к ней поближе. — Дня через два вы сможете пользоваться рукой почти как здоровой.

— Я могу ею пользоваться и сейчас, если понадобится, — огрызнулась Дженни.

Темно-красные предзакатные тени вытягивались перед ними. Тай рассудил, что надо бы проехать еще минут тридцать, а там пора уже разбивать лагерь.

— Мы не можем строить планы, пока не знаем, куда движутся кузены и каковы их намерения.

— Движутся они к железной дороге, а намерение у них одно — убить Грасиелу. Весь вопрос в том, когда и где они это сделают.

Отсутствие у нее всяких сомнений обеспокоило Тая.

— Я хотел бы на минуту стать адвокатом дьявола[9], — произнес он.

Дженни нахмурилась и пробормотала:

— Подождите.

Вытащила из скатки словарь, полистала, подставив закатным лучам, которые падали ей через плечо, потом мрачно кивнула:

— Валяйте. Будьте адвокатом, поскольку вы уже дьявол, да еще какой!

— Все, что у вас есть, — это утверждение Маргариты, что кузены намерены убить Грасиелу.

— А они просто так уехали с ней, как вам кажется?

— С их точки зрения, они спасают ребенка, похищенного незнакомкой после смерти матери.

Дженни махнула здоровой рукой.

— Мексиканцы вовсе не дураки!

— Я и не говорил, что они дураки, — ответил на это Тай, призвав все свое терпение. — Я просто исхожу из того, что у кузенов тот же интерес к Грасиеле, что и у меня. Она член семьи. У вас нет на нее прав, а у них есть.

Дженни повернулась в седле, чтобы поглядеть на него.

— В настоящее время каждый втянутый в это дело знает, что Маргарита погибла у стены вместо меня. Они знают — я в этом уверена, — что я не принуждала ее умирать. Это был ее собственный выбор. Они знают, что я не приезжала на асиенду и не выкрала ребенка прямо из постели — девочку мне передали. Они знают, что Маргарита хотела, чтобы я увезла Грасиелу в Калифорнию. Вот и подумайте;

Каждый, начиная с доньи Теодоры, точно знает, что произошло и почему.

— Если все так оно и есть, то мне и вам придется прикончить нескольких кузенов Барранкас, — не уступал Тай. — Я хотел бы быть уверен, что убиваю людей не без веской причины.

— Маргарита верила, что кузены — безжалостные убийцы. Верила настолько, что предпочла умереть, но не доверить ребенка одному их них. Разве этого не достаточно?

Тай свернул к болотистой низине, спешился и пошел вниз по склону, отыскивая подходящий ручеек. Он его нашел в самом низу и окликнул Дженни:

— Вода мутноватая, но пить ее можно. Заночуем здесь.

Решив, что она вроде бы не собирается с ним спорить, Тай поднялся наверх, чтобы расседлать обеих лошадей и управиться с наиболее тяжелыми вещами, так как Дженни владела только одной рукой.

Занимаясь делом, он восстанавливал в памяти сцену возле харчевни в безымянной деревеньке. У него было впечатление, что кузен Эмиль хотел получить за Грасиелу выкуп, но теперь Тай припомнил, что Эмиль Барранкас ни слова не говорил о выкупе. Может, в семье любили ребенка и просто хотели вернуть Грасиелу в ее родной, как они считали, дом? Это объяснило бы письмо доньи Теодоры Барранкас-и-Тальмас. Донья Теодора рассчитывала, что кузены найдут девочку и вернут ей. Она не хотела отдавать Грасиелу незнакомке или Сандерсам в Калифорнию.