Прошло полчаса. Он не шевельнулся.

Может быть, она неправильно его поняла? Вполне возможно, что ее ввела в заблуждение его мимолетная ухмылка. Конечно, убеждала себя Сэм, он ничего не замышляет. Просто горько посмеивается нал их судьбой.

Или он все-таки что-то задумал?

Несмотря на его небрежную позу, она не могла избавиться от ощущения, что он что-то затевает. Что-то такое опасное, что и словами не передать.

Броган не изменил равнодушного выражения лица и небрежной позы даже в тот момент, когда с мягким звуком лопнула последняя веревка, стягивавшая его запястья. Боль иголками колола руки, но ему удалось даже не поморщиться. Сохраняя на лице беззаботность, он попробовал пошевелить пальцами.

Никакому заурядному разбойнику не удалось бы развязать узлы, мастерски затянутые натренированными руками полицейских, но он, Николас Броган, провел всю жизнь в море и потому умел обращаться с узлами лучше, чем все полицейские Англии, вместе взятые.

За время, что они провели в дороге, узлы ослабли. Помогла и повозка. Она предназначалась для перевозки соломы, а не людей, и болты, которыми тяжелые оси крепились к днищу, торчали наружу, их даже не потрудились утопить вровень с днищем. Николас сразу обнаружил выступающий металлический верх болта, достаточно острый, чтобы перерезать путы.

Ему удалось освободить руки почти бесшумно и незаметно, во многом ему помогла эта светловолосая девица. Разыграв сценку с дрожащими ресницами и обиженно надутыми губками, она отвлекла внимание не только полоумного Суинтона, но и распустившего слюни Такера. Николас подавил улыбку, представив себе, как бы она рассердилась, если бы поняла, что, сама того не желая, помогла ему.

Все еще опираясь спиной на деревянный борт повозки, он осторожно потянулся, пытаясь восстановить кровообращение в затекших руках и исподтишка наблюдая при этом за соседкой.

Он видел, как она пытается соблазнить веснушчатого парня. Роль соблазнительницы была явно не из ее амплуа. Она, конечно, воронка, а уж грязные ругательства, знание которых она продемонстрировала вчера вечером… но было в ней что то… невинное.

Николас нахмурился, удивившись тому, что в голову лезут подобные мысли. Может быть, он ошалел от жары? Она преступница, вчера сама призналась ему в этом, и везут ее в Олд Бейли. К. тому же вчера, чтобы снасти свою шкуру, она пыталась отправить на виселицу его.

Тоже мне образец чистоты и добродетели! Как бы ни были соблазнительны ее свежая кожа, округлые формы и золотисто янтарные глаза, он стреляный воробей, и на мякине его не проведешь. В отличие от этого безмозглого рыжего паренька он, Николас Броган, знает о женщинах не меньше, чем о веревках. Кстати, между теми и другими есть немало общего. Во-первых, они, женщины и веревки, ненадежны. Во вторых, связывают мужчине руки. А главное — и те и другие могут быть опасны. Впрочем, полезны тоже.

К сожалению, эта заносчивая красотка, прикованная к нему цепью, скорее опасна, чем полезна. Она явно догадалась, что он что-то задумал! Это тревожило его. Она настороже и будто ждет, что он будет делать дальше. Ее соблазнительная грудь быстро вздымалась и опускалась, натягивая шелк и кружево лифа. Если она не успокоится, кто-нибудь из этих проклятых стражников наверняка ее заподозрит.

Лениво развалившись на соломе, он ждал, чтобы в его руки и плечи вернулись силы. Равнодушно глядя на лес, Николас пытался вспомнить подходящее место… ага, это немного дальше. Ярдов этак через тридцать. Лес там спускался в овраг, обрываясь с одной стороны дороги крутым склоном, густо заросшим вечнозеленым кустарником. Глубина оврага, пожалуй, будет около пятидесяти футов. Лучше не придумаешь.

Повозке, медленно одолевающий бесконечные ухабы, потребуется не меньше десяти минут, чтобы добраться до того места. А девушка могла с минуты на минуту спутать все его планы. Николас снова попытался всем своим видом убедить ее, что у него нет сил, что он измучен и его нечего опасаться. Он зевнул. Она не расслабилась. Он закрыл глаза, как будто собрался вздремнуть. Она по-прежнему дышала учащенно, так что он слышал ее дыхание.

Пропади все пропадом! Он открыл глаза и сердито посмотрел на соседку. Та с вызовом ответила ему. Девчонка явно не подозревает, с кем имеет дело. Осталось всего ярдов десять, и они доберутся до оврага. Николас быстро взглянул на полицейских. Лич и Суинтон дремали в седлах. Они были на приличном расстоянии от повозки. На это он и надеялся.

Семь ярдов.

Он снова взглянул на девушку. В последний раз прикинул расстояние между ними. Придется брать Ее с собой. У него нет выбора.

Золотистые глаза в упор глядели на него. Маленьким розовым язычком она облизала пересохшие губы. Эти соблазнительные сочные губы беззвучно, властно приказали ему:

— Не смей!

Он улыбнулся в ответ. Капитан Николас Броган не подчиняется женским приказам. Три ярда.

Он сжал и разжал кулаки. Напряг мышцы. Собрал все силы до последней капли.

Повозка, тарахтя, приближалась к оврагу. Глухие заросли так и манили его к себе.

Колесо наехало на ухаб, давя засохшую грязь с хрустом, который показался оглушительным. Повозка заскрипела, покачнулась и наклонилась, рискуя завалиться набок. И тут он прыгнул.

Как пантера. Как ныряльщик в море. Как распрямившаяся пружина, он бросил свое тело вперед. Прямо на девушку.

Та вскрикнула, пытаясь вскочить на ноги, но он, схватив ее обеими руками, крепко прижал к себе, и инерция прыжка выбросила их из повозки.

Время как будто остановилось. Они зависли в воздухе. Худенькое тело девушки было крепко прижато к его телу. У нее бешено колотилось сердце, послышались крики и брань. Душераздирающий крик — это Бикфорд обрушился всем своим весом на борт повозки, и повозка, потеряв равновесие, с грохотом упала, накрыв толстого тюремщика. Испуганно ржали лошади. Кричала девушка.

Земля приближалась. Слишком быстро.

Николас приземлился в грязь, приняв удар на себя, и застонал, ударившись о твердую землю. Девушка захлебнулась от страха и боли.

Они покатились по склону оврага вниз. В дикой круговерти смешались небо, деревья, трава и катящийся по склону клубок ног, рук, шелковых юбок, белокурых волос и гремящих железных цепей. Девушка со связанными руками за спиной была совсем беспомощна, а Николас пытался ухватиться за кусты. Не получилось. Они катились все быстрее и быстрее. Камни и ветви били и царапали, как будто сам лес пытался их уничтожить. Наконец они достигли дна.

Оглушенный падением, Николас на мгновение потерял сознание, но тут же очнулся. Над головой просвистела пуля.

— Не двигайся, вонючий ублюдок! — откуда то сверху рычал Суинтон.

Николас услышал треск кустов: к ним бежали полицейские. Он открыл глаза. Синее небо и ветви Деревьев пьяно качались перед глазами, вызывая дурноту.

— Хватай их, Суинтон! — кричал Лич. Николас уголком глаза видел их. Суинтон и Лич спускались по склону оврага, оставив коней наверху: животные не могли спуститься по крутому склону, густо заросшему кустарником. Он на это и рассчитывал.

Самой подходящий момент, чтобы помолиться!

Заставив себя позабыть о боли, он затаил дыхание и лежал, не подавая признаков жизни.

— Помоги мне, приятель! Кажется, я сломал руку, — услышал он голос Бикфорда сверху. — Подними эту проклятую телегу, черт побери!

Прекрасно, подумал Николас. Такер будет возиться наверху, освобождая из-под телеги толстого надзирателя.

Суинтон, тяжело дыша и ругаясь, первым спустился на дно оврага.

— Лич! — прохрипел он. — Кажется, он мертв. Проклятие! Плакали наши пятьдесят фунтов, — с сожалением добавил он, пнув Николаса в бок.

Тот не проронил пи звука.

— А она? — голос Лича.

В этот момент девушка тихо застонала.

«Спасибо, вовремя», — подумал с благодарностью Николас.

Полицейские переключили внимание на нее. Он слышал, как шуршали листья под их ногами, и голос Лича, наклонившегося к ней: