Клэрис ответила не сразу. Она задумчиво провела пальцем по статуэтке танцовщицы, стоявшей на каминной доске.

— Он… он принадлежит к высшей знати Англии, Саманта. А и родилась в таких грязных трущобах Ист-Энда, что тебе и представить это трудно.

— Но это не имело бы значения, если бы…

— Мы принадлежим к разным мирам, — продолжала Клэрис. — И хотя я делаю вид, что его мир — это мой мир, я понимаю, что в действительности этого никогда не произойдет. — Она снова подошла к кровати, улыбаясь, пожалуй, чересчур лучезарно. — Я с этим смирилась.

Сэм вдруг захлестнула волна сочувствия к женщине, которую она едва знала.

— Я довольна тем, что имею, — сказала Клэрис, обводя широким жестом роскошно обставленную комнату. — На такое я и надеяться не могла. Так что я устроилась совсем неплохо.

— Конечно, — согласилась Саманта без особого энтузиазма, — совсем неплохо.

С чисто материальной стороны так оно и было, но без любви все богатства в мире потеряли бы свою ценность, подумала Саманта.

— Однако я пришла сюда не для того, чтобы говорить о себе, — тихо напомнила Клэрис. — Я пришла, чтобы помочь вам. — Она присела на край кровати и почти сестринским жестом накрыла руку Саманты своей рукой. — Выслушай совет человека старше и мудрее тебя, милочка. Забудь обо всем этом как можно скорее, но извлеки урок. Найди себе человека, который будет обращаться с тобой, как ты того заслуживаешь. Какого-нибудь порядочного и надежного человека.

Сэм мелкими глоточками пила чай, не ощущая его вкуса.

— Торговца, например, или стряпчего, или аптекаря, — продолжала Клэрис. — Он не зажжет в душе огонь, но разве в этом дело? Бродяга, авантюрист, тот воспламенит тебя, будь уверена, и сожжет дотла. И не успеет остыть зола, как он бросит тебя. Даже не попрощавшись. — Она легонько сжала руку Сэм. — Ради собственного блага, милочка, воспользуйся этим советом. Держись подальше от моряков, солдат, актеров, музыкантов и беглых преступников всех мастей и помни правило номер один: никогда не влюбляйся в бродягу.

— Я постараюсь это запомнить.

— Вот и хорошо. — Клэрис переставила на стол тарелки с едой и взяла освободившийся поднос. — Попробуй немного поесть, Саманта. Он не стоит того, чтобы из-за него терять аппетит. — Захватив лампу, она направилась к двери, но, взявшись за дверную ручку, остановилась.

— И еще одно, Саманта.

— Да?

— Даже когда ты найдешь себе порядочного стряпчего, береги свое сердце, — прошептала она, открывая дверь. — Запри его покрепче, как сейф, и никогда ни одному мужчине не отдавай ключ.

Николас задернул шторы на окнах и подкрутил фитили ламп, потом прошелся по комнате, посматривая на картины в позолоченных рамах, на вазу с цветами; переставил с места на место стеклянные флаконы, стоявшие на туалетном столике. Сам не зная зачем, просто чтобы чем-то заняться. Чем-то отвлечь себя и не смотреть с тупой болью на женщину, спящую на кровати.

Остановившись перед камином, он уставился на тлеющие угольки, не чувствуя распространяющегося от них тепла. Он уже давно не мог толком ни думать, ни чувствовать.

В ушах его все еще звучал ее голос. Она сказала, что ненавидит его. Он всегда знал, что она его, в конце концов, возненавидит, если узнает, кто он такой на самом деле, но оттого, что он все знал заранее, сейчас ему было не легче.

Спать он не мог, и ноги сами привели его сюда — к ней, к источнику своей боли. Он не понимал, почему она имеет над ним такую власть и почему его так тянет к ней. Его тянуло сюда как магнитом, будто он был стрелкой компаса, а она — северным магнитным полюсом.

Выпрямившись, Николас оглянулся на нее. Разве не странно, что, освободившись от связывавшей их цепи, он чувствовал себя прикованным к ней еще прочнее, чем раньше.

Кто-то развязал ей руки. Без сомнения, это сделала Клэрис. Вон на столике возле кровати и тарелка с едой стоит. Саманта заснула, не раздеваясь, в блузке и юбке от дорожного костюма. Только туфли с ног сняла… Он заметил отметину вокруг щиколотки. Похоже, что кандалы навсегда оставят на ноге шрам.

Сердце у него гулко колотилось, он сел в кресло, стоящее рядом с кроватью. На огромной кровати с пологом ее хрупкая фигурка казалась такой маленькой, такой… одинокой.

Он прислушивался к ее легкому дыханию и наблюдал, как она спит. Так же, как он это делал долгими ночами в Каннок-Чейз. А боль, сжимавшая сердце, становилась все острее, все настойчивее.

Николас положил руку на одеяло рядом с ней, но прикоснуться к ней не посмел. Он собирался прийти сюда утром, чтобы объявить о принятом решении, которое, несомненно, приведет ее в ярость.

А сейчас он просто хотел смотреть на нее, наслаждаясь последним мирным мгновением.

Он припоминал каждую милую черточку ее лица, ее привычку держать во сне в одной руке угол подушки, вытянув другую поверх смятой простыни. Ее пальцы были такими нежными по сравнению с его грубой рукой.

То, что их теперь не связывает цепь, ничего не изменило, подумал он. Время и расстояние лишь помогли ему понять, как она нужна ему, лишь усилили его чувство к ней, и Саманта Делафилд была самым драгоценным сокровищем из всех, которые бывали у него в руках, и единственным, которое было ему небезразлично. Но это сокровище никогда не будет принадлежать ему.

Она пошевелилась и открыла глаза. Взгляды их встретились. Они не двигались, не говорили и даже не дышали.

Саманта перевела взгляд на его руку, лежавшую совсем близко, и настороженно села в постели, отодвинувшись подальше от его руки, словно боясь ожечься.

— Что ты здесь делаешь?

Он не сразу сообразил, что ответить, и сказал то, что пришло в голову:

— Мне не спалось.

Она подобрала под себя ноги, передвинувшись поближе к середине кровати, будто готовясь в любой момент броситься к двери.

Но не бросилась а наоборот, мгновение спустя она, как ни странно, немного расслабилась. В ее взгляде уже не было ярости, которую он видел раньше.

Он взглянул на свою руку, все еще лежавшую на одеяле, и, смирившись с неизбежным, решил, что нет смысла оттягивать разговор.

— Я принял решение.

— Вот как? — настороженно произнесла она. — О чем это?

— О тебе.

Она ответила не сразу.

— Я и не знала, что обо мне надо принимать решение, — тихо сказала она. — Клянусь, я не представляю для тебя угрозы.

— Если я тебя отпущу, — спокойно сказал Николас, готовясь к неизбежной вспышке гнева, — ты когда-нибудь можешь передумать. Скажем, через год. Или через два года. Можешь просто проболтаться относительно моего настоящего имени.

Она не ответила, и он, заглянув ей в глаза, заметил в них незнакомое выражение, которое не мог определить.

Она была по-прежнему спокойна и терпеливо ждала, когда он продолжит свое объяснение. Это сбило его с толку. Он приготовился выдержать яростные возражения, но не был готов к такому… такому… он не знал, как это назвать.

— Как я понимаю, — продолжал он, с опаской поглядывая на нее, — у меня есть два варианта на выбор: либо убить тебя…

— Это мне не подходит.

— Либо… держать тебя при себе.

Она, не понимая, поморгала глазами.

— Держать меня? — повторила она, словно он говорил на каком-то иностранном языке. — Что ты хочешь этим сказать, а?

Холодный тон, каким был задан вопрос, еще больше насторожил его. Поднявшись с кресла, он подошел к кровати, ожидая, что на него сию же минуту обрушится волна гнева и ненависти.

— Мне самому это не по душе, но, по-видимому, иного выбора нет, — сказал он, терзая пальцами изящную золотую кисть, удерживающую полог. — Если ты будешь рядом со мной, я буду знать, что ты не проболтаешься.

— Понятно.

— Это единственный выход.

— Но это похищение.

То, как спокойно она это произнесла, вызвало у него нервный резкий смешок, от которого стало больно в горле.

— Это не самое тяжкое преступление из тех, в совершении которых меня обвиняют.