— На солнце, — пробормотал он, — на берегу Адриатики. В шелках и бархате, сверкающую, как чистое золото, среди драгоценностей, произведений искусства. — Он едва заметно улыбнулся, но это была не его прежняя насмешливая ухмылка. — Там ты будешь на месте.

Сэм покраснела.

Веки его, наконец, сомкнулись, как видно, писки или усталость, а может быть, и то, и другое вместе, сделали свое дело.

— Так почему же ты не уехала туда раньше? Почему оставалась в Англии?

Она ответила не сразу.

— Если уж быть воровкой, то лучше там, где все хорошо знаешь, а новую жизнь надо начинать в другой стране. Но без денег это невозможно.

— Что, правда, то, правда, — мрачно согласился он. — В этом ты права.

— В Венеции я никогда не нарушу закона. Я возьму новое имя и начну новую жизнь…

— И забудешь прошлое?

— Да.

— Отличная идея, — В его голосе, кажется, появилась насмешливая нотка. — Желаю вам удачи, леди.

— Прошлое нужно забыть, — уверенно заявила она, раздосадованная этой насмешливой ноткой в его голосе. — Лучше жить будущим. Я куплю дом и начну собственное дело. Я даже итальянский язык изучала и говорю по-итальянски довольно бегло. Sci uno sciocco insopportable.

— Posso direlo stesso di te, — ответил он. — А ты вполне прилично говоришь по-итальянски.

Она широко раскрыла глаза от удивления.

— Ты знаешь итальянский?

Он улыбнулся.

— Не у тебя одной есть скрытые таланты, ангелочек, — Слово «ангелочек» утратило свою язвительность.

Сэм видела, что он говорит с трудом, язык у него совсем заплетался. Едва ли это можно было объяснить лишь действием виски.

Она взяла светильник и, придвинув, с сильно бьющимся сердцем наклонилась над ним. Лицо раскраснелось, а глаза неестественно блестели.

— Только не это, — шепотом взмолилась она.

— Именно это, — засмеялся он.

— Я говорю не о твоих скрытых талантах. — Она приложила руку к его лбу. — У тебя жар.

Он вздрогнул.

— Мне тоже так показалось.

Сэм охватил страх. У них нет ни одеял, ни топлива, чтобы поддержать огонь, мало воды и нет лекарств. Она не сможет помочь ему.

Впервые настоящий ужас сжал ее сердце. Ведь он может умереть! И она рядом с ним. Долгая, мучительная смерть стала реальностью, такой же жестокой и неминуемой, как тьма вокруг.

— Нет, — задыхаясь, прошептала она. — Нет! С тобой будет все в порядке. По-другому нельзя. Ты обязан выжить.

Он открыл глаза, взгляд его блуждал.

— Конечно, обязан, — пробормотал он осипшим голосом — Я не желаю, чтобы надо мной кудахтала, как наседка, какая-нибудь женщина…

Он потерял сознание, не закончив фразы.

Лондон

Прескотт Хибберт откинулся на бархатные подушки экипажа, ослабил узел галстука и расстегнул парчовый жилет, слишком туго стягивающий его расплывшееся брюшко.

Прохладный ночной воздух, проникавший сквозь прикрытые шторами окошки, принес с собой запах роз из Гайд-Парка. Прескотт с улыбкой прислушивался к знакомым звукам города, который любил и на благо которого служил, — к возбужденным голосам кучеров наемных экипажей, переругивавшихся друг с другом, смеху припозднившихся прохожих, возвращающихся домой из гостей или театров.

Он защищал всех этих людей от преступников. Дело это было нелегкое, но весьма доходное. Прескотт открыл крышку серебряных карманных часов подаренных ему лорд-мэром, и взглянул на циферблат. Почти полночь.

Прескотт досадливо нахмурился: он терпеть не мог так рано возвращаться домой из клуба, но завтра в семь утра ему нужно было быть в Олд-Бейли, чтобы представить Королевскому суду дело об одном тяжком преступлении. Захлопнув крышку часов, он положил их в карман.

Вздохнув, Прескотт предался сладостным воспоминаниям о бифштексе с кровью, устрицах, айвовом пирожном, хорошем портвейне.

А уж девочка, с которой он провел сегодняшний вечер, была и совсем хороша. Темноволосая, с влекущими полными губками, лет тринадцати от роду, только что из провинции.

Поставщики, снабжающие свеженькими девочками его клуб, не переставали радовать своим товаром. Клуб обслуживал мужчин вроде Прескотта, людей известных, обремененных большой ответственностью, нуждавшихся после трудов праведных в развлечениях. Им нужны были самые свеженькие, самые миловидные девочки, и агенты-поставщики выбирали именно таких. Агенты действовали с большой осмотрительностью, обещая предоставить работу и жилье.

Через месяц-другой большинство девушек приспосабливались к новой обстановке. А для тех, кто не мог приспособиться, всегда существовал опиум.

Особенно беспокойных скандалисток отдавали тем членам клуба, у которых были необычные вкусы. К сожалению, в таких случаях дело довольно часто кончалось неприятностями. Именно поэтому членство в клубе было баснословно дорогим удовольствием, зато там гарантировалась абсолютная конфиденциальность.

Прескотт, улыбаясь, раскурил длинную тонкую сигару. Сегодняшняя брюнеточка была из самых новеньких. А как она сопротивлялась, брыкалась, вырывалась! Ему это всегда нравилось. Это добавляло к вечернему развлечению приятный спортивный азарт.

Глубоко затянувшись сигарой, он откинул голову на бархатную подушку и выпустил к потолку кольцо ароматного дыма. Жизнь хороша. Даже очень хороша. Ему нечего больше желать.

Экипаж остановился перед домом. Прескотт поправил на голове треуголку и взял шелковый плащ, и трость с набалдашником из слоновой кости.

Кучер открыл перед ним дверцу.

— Вот мы и приехали, ваша честь.

— Прекрасно, Крэгг. — Прескотт осторожно спустился по ступеням на мостовую. Он умел побаловать себя и давно привык потворствовать своим желаниям, но, к сожалению, годы брали свое.

— Завтра вечером в то же время, сэр?

— Конечно, Крэгг. — Прескотт сунул кучеру в руку гинею и направился к входной двери.

Настал тот единственный за день момент, который он терпеть не мог — момент возвращения домой к жене. Если повезет, старая корова будет уже спать наверху. Иногда выпадали такие счастливые недели, что он вообще с ней не встречался.

Как обычно, дверь ему открыл лакей, ожидавший его возвращения с серебряным подносом в руке, на котором стоял бокал с подогретым бренди.

Но сегодня рядом с лакеем стоял дворецкий.

— Добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер. — Прескотт с удивлением взглянул на него, отдавая лакею плащ, шляпу и трость и принимая из его рук бокал бренди. — А вы что здесь делаете в этот час?

— К вам посетители, сэр. Достопочтенный г-н Ллойд и достопочтенный г-н Итон.

— Ллойд и Итон? — Это были его самые близкие друзья, коллеги из Высшего суда первой инстанции, с которыми он виделся почти ежедневно. Что у них за неотложное дело, которое не может подождать до завтра? — Где они, Ковей? В кабинете?

— Да, сэр.

— Спасибо, Ковей. Ты мне больше сегодня не потребуешься.

— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр. — Дворецкий удалился.

— Ты тоже можешь идти. — Прескотт, махнув Рукой, отпустил лакея и направился в кабинет по выложенному мрамором коридору.

Черт побери! Будем надеяться, что это не связано с делом, которое ему предстояло завтра представить в суде.

Он распахнул дверь кабинета.

Возле письменного стола его поджидали оба приятеля. Возле камина стояли еще двое, этих он никогда не видел раньше. Судя по всему, оба из простонародья; один толстяк с рукой на перевязи, другой — молодой рыжеволосый парень с беспокойно бегающими глазками.

— Хибберт! — воскликнул Итон, вскакивая кресла. — Мы уж подумали, что ты вообще никогда не вернешься.

Прескотт поздоровался с друзьями, не спуская озадаченного взгляда с двоих незнакомцев. — Что случилось?

— У нас есть новость, которая не могла ждать до утра, старина, — сказал Ллойд.

— Новость? — Прескотт подошел к столу. — Что за новость?

Ллойд указал на незнакомцев возле камина.

— Сенсационный побег, Хибберт.

— Возле массива Каннок-Чейз в Стаффордшире нару дней назад, — вставил Итон. — Эти двое полицейских были очевидцами.