Мама пережила отца на семь лет. Поначалу она как?то по — детски обижалась на него:

— Как он мог уйти, а меня здесь оставить!

Порой она даже переадресовывала этот упрек ему:

— Зачем, зачем ты меня не взял вместе с собой! Ушел один!

Она очень страдала, стала слепнуть, так что уже не могла читать, почти не могла ходить, все время лежала или сидела на кровати, у нее началась гангрена, ей чуть было не отрезали ногу, но — слава Богу! — спасли.

И вот за месяц до смерти, совсем беспомощная, она вдруг сказала:

— А знаешь, я благодарю Господа за все, что Он дал мне познать и пережить за эти семь лет.

Лицо ее стало просветленным и простодушным, и она была похожа на большую девочку.

— Если уж в тебе есть любовь, держи ее изо всех сил — всеми руками, всеми пальцами! — и она улыбнулась так, словно держала в себе какую?то потрясающую тайну. Теперь наверняка она открыла ее отцу.

Как все?таки прекрасна жизнь на острове Корфу, как привольна, как хороша! Жители занимаются тем, что оказывают гостеприимство чужестранцам, делятся с ними своей радостью и той красотой, которой одарил их Господь. Или выращивают овощи и фрукты. Или — ловят рыбу. Вкус этой рыбы и этих креветок, мидий, кальмаров, осьминогов, лангустов, только что пойманных и извлеченных из сетей, совсем не такой, как где бы то ни было — будь то в Париже или в Москве.

Наша жизнь сложна и подчас искусственна, а здесь естественна и проста. Это та самая простота, с какой святитель Спиридон — человек некнижный и, может быть, даже и вовсе не ученый, зримо изъяснил на Первом Вселенском Соборе пред мужами высокообразованными и премудрыми тайну Божественного Триединства. Они все спорили между собой, пытаясь переложить это на язык философских терминов, а святой достал кирпич, сжал его в руке, так что из кирпича взметнулся к небу огонь, вниз истекла вода, а на ладони осталась глина.

Ну что ж, до отъезда оставалось всего несколько дней, и мы еще и еще раз объехали благословенный остров и вдоль, и поперек, и вокруг. Еще раз навестили святителя Спиридона и святую царицу Феодору и снова хотели было вернуть бракованный компакт — диск, да лавка опять оказалась закрытой. Так и не удалось мне увезти с собой звуки здешнего пения. А меж тем гроза, бушевавшая в Италии, ринулась на Албанию и наконец обрушилась на Корфу. Ночью ветер ревел таким властным басом, что было страшно и казалось, что именно так с Иовом из бури говорил Бог.

А на следующий день после того, как мой будущий муж пришел ко мне и я, жаря блины, обожгла ладонь, он сказал, когда мы вышли из института:

— Пойдем гулять.

Взял мою руку в свою и засунул в карман своей шубы, и так мы шли…

С утра был проливной дождь, но и под дождем можно поехать в Кассиопи, повернуть в глубь острова и подняться в древнюю деревню Перифия, где некогда было множество храмов, а теперь все — и дома, и храмы — стояли полуразрушенные, а на развалинах пировали туристы в устроенных тут же тавернах и продавались поделки из оливы. Мы купили огромную — до середины ноги — деревянную утку с перьями из корней. Утка стояла на своих перепончатых лапах, задрав вверх полированный клюв, и глядела ввысь.

В былые времена люди избирали для жизни пространства, более или менее удаленные от моря, потому что на море царили пираты и прибрежным поселениям, в случае их высадки на сушу, было несдобровать. Перифия, без сомнения, была богатая деревня: такие просторные и прочные каменные дома в два этажа, внутренние дворы, почти крепостные ограждения, храмы. Но вот грянул глас Божий из бури — и обезлюдело место, и опустело поле, и начали крошиться кровля и осыпаться дома.

Пока мы путешествовали, дождь все шел, дороги совсем развезло. Но на шоссе это совсем не чувствовалось. А когда свернули с главной дороги к своему Агиос Стефанос, да кончился асфальт и пошла щебенка с песком и глиной, это стало очень даже ощутимо. Машина то и дело пробуксовывала на рытвинах, непрочное покрытие ползло под колесом, приходилось крепко — крепко вцепляться в руль, потому что он вдруг норовил вырваться и вильнуть куда не положено.

У меня мелькнуло смутное опасение: если дождь будет продолжаться всю ночь, то мы, может статься, наутро, когда нам предстоит ехать в аэропорт и именно по этой дороге резко подниматься вверх, рискуем совсем забуксовать на ней, застрять, а то и, потеряв скорость и заглохнув, вовсе скатиться вниз. И вообще, подумала я, какое же все?таки это легкомыслие — с утра пораньше ехать на самолет и не продумать никакого запасного варианта на тот случай, если, ну, например, колесо спустит, или мы здесь завязнем в этой непролазной глине, или заглохнет мотор. Или тихоход — англичанин какой?нибудь будет ехать свои 10 км в час впереди нас и не будет никакой возможности его обогнать? Что мы будем делать, если задержка в пути угрожает нам опозданием на самолет? А меж тем — поздно было продумывать и «запасной вариант». Была глубокая ночь.

Наутро ни свет ни заря мы погрузились в машину, и у меня опять засвербила мысль о разнообразнейших вариантах поломок, которые могут прервать наш легкий автомобильный бег. На всякий случай я даже не стала проверять колеса. Ну хорошо: вот, предположим, я увижу, что нечто не так, и что? В багажнике — ни гаечного ключа, ни отвертки, ни колеса. Запихнули чемоданы в багажник, утку из оливы — в кабину, и — в путь. Я только взывала мысленно к святителю Спиридону, чтобы он нам помог, и трогала ткань от его облачения, приколотую с изнанки к одежде на моем плече.

Так, первый крутой поворот проехали, теперь с газком круто вверх, гоп, опять крутой поворот, чуть снижаем скорость, снова вверх — опять газку, но не перегазовывать, а то колеса зароются в глину. Машина вильнула, но взобралась. Теперь надо осторожненько проехать над огромным камнем, который норовит пропороть дно: «Святителю отче Спиридоне…» И — рраз! — проскочили, теперь только спуск, а там — асфальт. И вдруг — встречная машина: не разъехаться, надо подать назад и прижаться к изгороди справа. Я остановилась, раздумывая. Из водительского окна выглянул молодой грек. Я отъехала и замерла, пропуская его. Встречная машина тронулась и осторожно, почти впритык, миновала нас — из водительского окна снова выглянул этот грек и что?то такое сказал. Я думала, поблагодарил. Наверное, рабочий, который строил дом там, по соседству, куда мы ходили с ночным фонариком.

Но главное дело сделано. Выезжаем на главную дорогу. Впереди — Керкира и — ни англичанина впереди, никого… Едем, едем, прощальным взором оглядывая эту уже такую знакомую дорогу — Синеес, Нисаки, Барбати. Вдруг — какой?то мужик посередине дороги машет нам руками: стоп! стоп!

— Что еще ему надо? — недовольно буркнула я, — Не буду я останавливаться, может быть, он — бандит.

— Разве ты видела здесь бандитов? Остановись. К тому же, кажется, это тот самый грек, у которого мы арендовали машину, — сказал мой муж.

Я затормозила. Грек подбежал к нам, сильно волнуясь.

— У вас спустило колесо. Вас сегодня утром видел мой брат — вы мимо него проезжали. Он мне позвонил. Так вы не доедете до аэропорта.

Я вышла из машины — действительно, левое переднее колесо сильно сдуто. Еще немного — и машину бы бросило в сторону.

— Что же нам делать? — испугалась я.

— Я дам вам другую машину. Оставите ее прямо там же, в аэропорту.

Мы сели и поехали. Надо же, тот самый единственный грек, встретившийся нам на узкой дороге, оказался братом того, кто давал нам машину в аренду. Удивительно, что он смог заметить это колесо, удивительно, что он и саму арендованную у его брата машину узнал. И не поленился предупредить. А этот вышел на дорогу и преградил нам собою путь. Вот он, мой ночной придушенный ужас, это спущенное колесо! И как же тут все тонко и осторожно устроил святитель Спиридон, как по минутам все рассчитал, пока я обращала к нему свои мысленные мольбы, чтобы не случилось с нами ничего не только ужасного, но и просто искусительного, дурного.