— Да, конечно, думаю, есть, — запинаясь, произнес он, все еще не сводя с нее глаз. Он заметил, что она едва стоит на ногах, и немедленно подхватил ее под руку. — Вот, сядь на стул. Ты совсем дошла!

— Нет, я в порядке! Быстрей! Боб, покажи все, что есть.

— Что именно тебе нужно?

— Лицо! Крупный план Чарльза Хилари.

По тому, как он тихонько присвистнул, посмотрев на нее с понимающим видом, она решила, что объяснять ничего не нужно. Боб знал об этом деле столько же, сколько и она. Через секунду он уже умчался, покопался на полках и через несколько секунд уже вернулся обратно с двумя плоскими коробками в руках.

— Вот репортаж, — сказал он, — а это запись всего матча, из которого выкраивалась передача. Сначала я прогоню репортаж.

Кэтрин повернулась лицом к экрану, а Боб вставил пленку в проектор и приглушил свет. Сначала играла музыка, затем зазвучал ровный голос спортивного комментатора и появилась картинка с игроками, входящими в павильон в «Овале», улыбающиеся зрители и рукоплещущие трибуны.

Другая картинка. Бэтсмен крупным планом, бегущие игроки, боулер в действии. Зрители на заднем плане — лица нельзя различить. Еще удар, мяч, летящий к границе поля. Снова зрители, снова смазано. Хороший бросок… Газетные заголовки, сжатые до минуты экранного времени. Конец репортажа — экран засветился белым.

— Ничего, — сухо сказала Кэтрин.

— Там еще полно… Сейчас посмотрим.

Проектор опять зажужжал, и Кэтрин вцепилась негнущимися пальцами в подлокотники кресла. Второй бэтсмен, второй боулер… Еще удары, еще беготня. Судья в белом пиджаке. Удар мячом и взлетевший в воздух столбик калитки. Восторженный рев трибун и бэтсмен, покидающий поле. А дальше — то, чего она так ждала! Крупный план светового табло со счетом, заполнивший собой весь экран, совсем как на Уимблдонском турнире, когда она вот так же сидела в кресле.

— Боб! Останови кадр!

Картинка застыла. В самом нижнем углу экрана под световым табло множество лиц, улыбавшихся, равнодушных, вспотевших, не ведающих того, что их снимают на пленку. Но ни одно из них не было лицом Чарльза.

Кэтрин откинулась в кресле, слегка застонав. Возможно, эта часть матча проходила еще до того, как он прибыл на стадион, или он не вошел в кадр? А может быть, он — тот самый, чье плечо возвышалось над ограждением?!

— Дальше! — еле выдохнула она.

И вновь камеры вернулись на поле. Началась самая затяжная часть матча. Тысячи глаз наблюдали его со скукой, но для Кэтрин каждая секунда была заряжена электричеством. Теперь осталось немного. Планы часто менялись, показывая лишь короткие перебежки. Матч подходил к концу. Нервы Кэтрин на пределе! Что-то должно случиться. Именно сейчас камера вновь должна показать табло. Она больше не выдержит!…

Темп ускорился. Полевой игрок побежал вперед с вытянутыми руками. Мяч задержали. Второй бэтсмен отходит в сторонку. И вновь экран заполнило световое табло. Кровь застучала в ушах у Кэтрин, и все расплылось перед глазами.

— Боб! Наведи на резкость!

Его голос прозвучал как будто за тысячу миль.

— Резкость есть, Кэтрин!

Экран продолжал плыть, и она еще больше откинулась в кресле. Она едва понимала, что Боб пытается помочь ей, и опустила голову. Тошнота прошла, Кэтрин выпрямилась и открыла глаза, заставляя себя смотреть на экран…

Прямо перед ней появился Чарльз — мрачный, снятый слегка под углом, но это был он, именно он, и никто другой!

Несколько секунд она с недоверием рассматривала экран. Затем закричала:

— Боб! Мы нашли!! Мы нашли, это он!!! Стремительно вскочив на ноги, она бросилась к экрану, к такому знакомому, родному лицу. Но теперь она уставилась на табло, на котором за девяносто минут высветилось ровно тридцать очков, что четко указывало на время.

— Боб! — напряженно сказала она, — объясни мне, что означают эти цифры в углу.

Он был возбужден почти так же, как и она. У него так же сильно тряслись руки.

— Вот эти — показывают фамилии боулеров, а эти — бэтсменов. У зрителей есть карточки с именами и цифрами, по которым они могут опознать игроков, сверяясь с табло. Это — количество перебежек, а это — перебежки, сделанные последним бэтсменом.

— Тем, который только что ушел с поля?

— Верно. Игрок номер пять.

— Боб! Нам нужно выяснить во сколько он ушел с поля.

— Это нетрудно. Скорее всего этот момент зафиксирован в газетных репортажах, которые появились на следующий день. Так часто бывает. Подожди минутку.

Она услышала, как он подошел к телефону и набрал чей-то номер. Она стояла рядом с экраном, рядом с Чарльзом! Ах, если бы только время совпало!

— Хэлло? Это «Дэйли Рекорд»? — Голос Боба от волнения зазвучал совсем тонко. — Редакцию спортивных новостей, будьте любезны.

Он ждал. Ждала и Катрин. В комнате стало душно.

— Хэлло, это ты, Лес? Это я, Боб, послушай, старик… У меня к тебе небольшой вопрос. Касается жизни и смерти…

Еще одно бесконечное ожидание, пока он все объяснит! Катрин мысленно задавала себе вопросы. Сколько потребуется времени, чтобы на машине из «Овала» добраться до Кенсингтона? От стадиона до Клэндон Мьюз? Пять минут, чтобы пробраться сквозь толпу и выйти со стадиона. Несколько минут, чтобы дойти до машины или станции метро. Еще двадцать миль, не меньше, езды на машине или на поезде, — может, и дольше? Скажем, минимум полчаса. А Луизу убили между тремя пятнадцатью и тремя сорока пятью… Если Чарльз находился в «Овале» примерно в то же самое время?…

Она стояла неподвижно, как статуя, пока Боб внимательно слушал, прижав к уху трубку.

— Да, Лес?… Нет, не думаю, что точность до единой минуты имеет значение… «Таймс»? Что ж, вполне надежная информация… Сразу же после?… Да, понимаю… О'кей, большое спасибо! Расскажу тебе завтра. Пока!

Повесив трубку, он повернулся к Катрин.

— Номер пять ушел с поля примерно в половине четвертого.

Из глаз Кэтрин неожиданно ручьем потекли слезы. Не промолвив ни слова, она обвила шею Боба руками и крепко прижалась к нему. Нашарила телефонную трубку, немедленно попросив связать ее с сэром Фосеттом…

Макс Рачински, истинный убийца Луизы Хилари, узнал эту новость в полдень на следующий день. Он только что оставил свою контору рядом с вокзалом «Виктория», собираясь где-нибудь пообедать, и лишь задержался у киоска, чтобы купить газету. Он развернул ее, страстно надеясь увидеть слова, которые навсегда избавили бы его от непрестанного страха: ХИЛАРИ СЕГОДНЯ ПОВЕШЕН! Смертельно побледнев, несмотря на загар, он прочел совершенно другое: СЕНСАЦИЯ!!! КАЗНЬ ХИЛАРИ ОТЛОЖЕНА НА ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. ВСКРЫЛИСЬ НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА!!!

Макс стоял посреди дороги, не замечая толкавших его людей, и внимательно читал информацию о невероятных событиях прошлой ночи: сцена в студии, полночное совещание в Скотланд-ярде, срочная встреча с министром внутренних дел. Судя по сообщению, Хилари могли вскоре выпустить на свободу. Что было еще хуже, полиция вновь начала следствие, а инспектор Бэйтс наводил справки о человеке, который несколько раз останавливался в брайтонском отеле одновременно с Луизой Хилари.

Рачински нахмурился. Он не питал сомнений относительно той опасности, которой сейчас подвергался, но он бывал в переделках и похуже и всегда выходил сухим из воды. Нужно трезво и здраво все обдумать, а затем найти какой-нибудь выход.

Его ничуть не удивляло то, что полиция столь быстро и далеко продвинулась в правильном направлении. Им давно следовало поинтересоваться этими пресловутыми уикэндами Луизы. Для этого нужно было лишь перестать подозревать одного только Чарльза Хилари, а сделав это, они легко вышли бы на след. Те меры предосторожности, которые предпринимал Рачински, вполне удовлетворяли Луизу, но на них никак нельзя было рассчитывать как на защиту в случае уголовного расследования. Полиция, по всей вероятности, уже вышла на Стефана Лаутербаха, и вскоре они обнаружат, что у Лаутербаха имелась машина, а номер этой машины они установят, сверясь с записями в отеле; ведь в «Сьюпербе» велся учет всех машин, поставленных на стоянку, на случай если понадобится попросить владельца переставить ее. А как только полицейские узнают номер машины, для них не составит никакого труда вычислить, что Лаутербах — это Макс Рачински, и выяснить, где он живет.