ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ —

О ТОМ, КАК МЕНЯ ЗАЩИТИЛ КАПИТАН, О ГАЗЕТНОЙ ЗАМЕТКЕ НА ЧЕТВЕРТОЙ ПОЛОСЕ И О ТОМ, ЧТО РАЗВЕДЧИК ДОЛЖЕН ВЛАДЕТЬ ИНИЦИАТИВОЙ

Свою хоккейную команду мы назвали «Ураган». Однако в нашей игре пока не чувствовалось даже и «маленького ветерка». Некоторые ребята еще на коньках как следует не стояли.

А о том, чтобы па скорости обойти игрока, другого, ворваться с шайбой в штрафную и лихо послать ее в узенькие ворота, — об этом могли только мечтать. Как это делается, мы знали, десятки раз видели по телевизору. Но видеть и знать — мало, уметь самому — вот в чем загвоздка. Лишь трое-четверо из нас вполне прилично водили шайбу. К числу этих ребят я, к сожалению, себя причислить не мог. Когда вел шайбу один, у меня еще как-то получалось. Но стоило с кем-то столкнуться, как я отлетал в сторону или падал, и шайба оказывалась у противника.

— Весу в тебе маловато, — сочувственно говорил Алеша. — А катаешься вообще ничего.

Сам Алеша был, несомненно, лучшим игроком в команде. Мы его в первый же день выбрали капитаном. Хорошо, что именно его выбрали. А то кое-кто из ребят начал по моему адресу всякие обидные словечки кидать: «инвалид», «блоха». Если б не Алеша, меня могли бы совсем выставить из команды. Я для них был «человеком со стороны». Но Алеша молодец, повел себя решительно. Остановил вдруг игру, собрал всех у ворот и сказал:

— Еще услышу про инвалида или блоху — снимаю повязку, выбирайте другого капитана. И напрасно подсмеиваетесь: все-то играем не очень. А Борька еще покажет — он юркий. Потренируется, наберет скорости — его потом не удержишь. Если, конечно, без грубости или силового приема.

Я никогда не забуду этих Алешиных слов. Хоть до ста лет доживу, не забуду.

Мы снова начали игру, и я поразился: лучше у меня стало получаться. Даже широкоплечего Владика обвел. Алеша радостно крикнул:

— Порядок, Боря! К воротам! Жми!..

На второй день тренировок у барьерчика появилась Дарья Михайловна. Постояла, наблюдая за игрой, потом взглянула на снежную бабу и усмехнулась. Модница наша к этому времени потеряла часть нарядов — куда-то исчезла «лакированная» сумка, какой-то озорник метким снежком залепил ей правый глаз, и, может быть, от этого она стала еще смешней.

Дарья Михайловна призывно похлопала в ладоши и велела нам подъехать.

— «Урагану» — физкультпривет! — сказала она. — По-моему, получается, а?

Алеша придавил шайбу клюшкой:

— Плоховато пока. Ни скорости, ни обводки…

— А ты сразу захотел? Так не бывает. Я четыре года на байдарке-двойке тренировалась…

— Вы в Олимпийских играх участвовали? — спросил Владик.

— Эге, куда хватил! До первого разряда дошла… Семья. Дочкой обзавелась… Девочек не обижаете? — Управляющая домами кивнула на фанерный щит.

— Зачем их обижать? Расписание подходящее. — Алеша улыбнулся. — Нам двадцать один час оставили.

А кто-то из ребят добавил:

— Мы бы и ночью играли, да не получается — шайбы не видно.

— Ох, шутники!.. Насчет экипировки придется обождать.

— Подождем, — охотно согласился капитан. — Сейчас и не нужно. А то засмеют. Вырядились, скажут, назвались «Ураганом», а играть не умеют. Вот подучимся…

— Тоже верно.

— Нам бы тренера, — добавил Алеша.

— Помню, помню. Трудно, говорят, с тренером, но обещают… Кто же вашу модницу обокрал? — Дарья Михайловна показала на снежную бабу.

— Сами не знаем, — сказал я. — Милиция второй день ищет.

— А, это ты, — узнала меня Дарья Михайловна. — Сатира-юмор… Обожди, так нельзя, будет тебе юмор, когда заболеешь. — Она заправила конец выбившегося шарфа и застегнула пуговицы моего пальто. — Ишь, душа нараспашку! О человеке не сегодня-завтра в газете напечатают, а он с температурой будет лежать, платочек держать под носом…

О снимке, который должен был появиться в газете, мы и сами помнили. Последние два дня, как только поднимался утром, я прежде всего бежал на второй этаж, где висели почтовые ящики. Мне было удивительно: столько в газете всяких скучных, однообразных снимков, почему же нашу снежную модницу никак не напечатают? А звонили — «отличный снимок»!

И еще день прошел. Зато на следующее утро открываю газету. — вот она, красавица наша! При всех туалетах: и сумка, и зонтик, а на снежном боку — черный транзистор «ВЭФ-201», который я сам нарисовал, склеил и даже антенну из серебряной бумажной трубочки пристроил. От головы снежной бабы, на две колонки, протянулся заголовок: «Веселые каникулы». А дальше была напечатана такая заметка:

«Не правда ли, вполне современная снежная баба! Стоит она, радуя и веселя народ, во дворе дома 48 по улице Мечникова. Авторы ее — ребятишки двора. Надо сказать, что здесь живут веселые, инициативные и трудолюбивые ребята. Елка во дворе, щедро украшенная игрушками, вокруг которой не смолкают смех и песни, — дело их рук. Ледяную горку тоже они построили.

Сейчас во дворе залит каток. Звенят коньки, звенят детские голоса. Потом на поле выходят хоккейные дружины, и тогда долго не смолкает азартный шум ледяной баталии.

Веселые зимние каникулы у ребят дома 48. Как и во всяком деле, здесь есть и свои зачинщики, и будет несправедливо не назвать их имена: Марина Сапожкова, Алеша Климов, Боря Блохин. Все они шестиклассники, учатся в 76-й средней школе.

Не поленитесь, загляните к ним во двор. Вам понравится здесь».

Я схватил коньки, клюшку, сунул в карман газету и, не позавтракав, кинулся к Алеше. И лишь у самого дома его словно молотком ударило меня: «Грека!» Ведь Грека мог прочитать заметку. «Эге, скажет, вот как ты скучновато проводишь время. Друг валяется раненый, с тоски подыхает, а ты веселишься. Обещал приходить, а сам носа не кажешь!» Так и скажет. Если, конечно, видел газету… Интересно, домой им газету приносят?..

Последние метры я не бежал. А возле угла дома и вовсе замер, будто бензин в моторе кончился. Нехорошо все-таки получилось. Я же обещал заходить к нему, честно обещал. Может, он до сих пор на улицу не показывается. Один, все один… И с отцом так вышло у них… Не зайти ли сейчас? Пожалуй, будет лучше, если сам покажу ему газету. Точно, надо сходить. Клюшку только занесу Алеше да коньки…

Алешу я разыскал у Марины. Новость моя запоздала. На письменном столе, раскрытая на последней странице, лежала газета со снимком.

— Лучше бы уж совсем не печатали, — сказала Марина и грустно взглянула в окно. — Вот так модница…

Я тоже взглянул в окно и увидел, что снежная баба хотя и стоит по-прежнему на месте, но зонтик куда-то исчез и нет пояса с золотой пряжкой. Лишь транзистор сиротливо чернел на боку.

— Не горюй, — проговорил Алеша, — можно снова нарядить. Владик хвастался, что у них тоже валяется ненужный зонтик. Говорил: красного цвета, пляжный. Сумку новую сделаем, пояс вырезать — пустяк. Лучше прежней будет…

— Ой, Леня! — оживилась Марина. — Правильно говоришь! Надо немедленно все сделать. В газете что написано… Она склонилась над столом и прочитала: — «Не поленитесь, загляните к ним во двор. Вам понравится здесь». Вдруг и правда люди придут? А может быть, уже приходили?.. Ой, что же мы стоим? Леня, беги к Владику! Без зонтика не возвращайся! Борис, вот тебе карандаш, вот листы бумаги, сейчас принесу краску и клей…

Энергия закипела в ней, как вода в чайнике.

— Ребята…. — Я повертел в пальцах карандаш и осторожно положил его на стол, — вы, пожалуйста, не сердитесь, но я сейчас не могу… Мне надо срочно пойти…

— Опять сестренка заболела? — спросила Марина.

— Нет, она в садике…

— Значит, не домой? А куда? Военная тайна?

— Скажешь, «тайна»! Просто Греку хочу навестить.

— Что это такой любовью воспылал к нему?

— Любовью! Смешно. Я чего боюсь — увидит он газету, прочитает.

— И на здоровье! По-моему, напрасные страхи. Давайте работать.

Но я заупрямился:

— Напрасные, говоришь? А в газете — что, Сапожкова, Климов, Блохин. В одной компании. Правильно? И что Грека подумает?.. В том-то и дело: подумает не то, что нам нужно. Я не должен вызывать у него подозрения.