Но Филип неожиданно наклонился и, как ему показалось, ущипнул сестру исподтишка. Лидия увидела, как Кристин поморщилась, но, прежде чем она успела возмутиться, Филип послал сестре многозначительный взгляд.

Лидия вздохнула. Ей была ненавистна мысль, что дети пытаются не затронуть ее чувства в том, что касается Ивана. Но ничего не оставалось делать.

Немного погодя Кристин предложила искупаться, и, хотя сначала Филип отказался, сославшись на лень, в конце концов они неторопливо отправились по саду к бассейну. Филипу трудно было плавать с больной рукой, но тем не менее он справился, и хотя Лидия боялась, как бы это не замедлило его выздоровление, она помнила совет доктора позволить сыну делать все, что тот захочет. Повязки, конечно, придется сменить, и Лидия, опасаясь, что он забудет, прокричала им вслед:

— Не забудь потом сразу же найти Розу.

Филип помахал ей рукой с дальнего конца тропинки.

— Не забуду, — прокричал он в ответ.

Солнце осветило его лицо и волосы, и Лидию пронзила гордость за привлекательную внешность сына. К тому же он был таким неиспорченным — всего лишь мальчик, несмотря на проведенные в море три года.

Она услышала шаги за спиной, обернулась и увидела Розу.

— Вы звали меня, мадам?

— Нет, Роза, я просто напоминала мистеру Филипу, чтобы он зашел к тебе сменить повязку после бассейна.

— Ему не следовало бы плавать с такой рукой, — неодобрительно отозвалась Роза.

— Врач сказал, это не вредно, — ответила Лидия.

— Врачи всегда говорят то, что полегче, — язвительно заметила Роза. — Мистер Филип и сам знает, что руке от этого не будет никакой пользы.

Роза закончила курсы медсестер, и это явилось главной причиной, почему ее взяли горничной к Лидии. Она давно оставила медицинское поприще, потому что когда-то восставала против тирании, которая еще по старинке практиковалась во многих больницах, и, как следствие, у нее находилось мало добрых слов для всех медиков в целом. Лидия ее очень любила. Это была женщина средних лет, с сильным характером, склонная к прямолинейности, в результате чего ей часто приходилось менять места работы, пока она не попала к Лидии. Новой хозяйке понравилась и она сама, и ее откровенность, и Роза, хотя ни за что не призналась бы в этом, была предана ей всем сердцем.

— Ладно, вы что-нибудь хотите, мадам? — спросила она, поправляя подушки в креслах, где сидели Филип и Кристин.

— Нет, спасибо, мне очень удобно, — сказала Лидия. — Но ты могла бы заодно посмотреть, готова ли Сиреневая комната для мисс Йёргенсен. Проверь, поставлены ли цветы на туалетный столик и наполнена ли чернильница.

— Я уже все проверила, — ответила Роза. — Могу сказать, что Агнес не слишком-то довольна гостьей в доме. Нам и так не хватает рук, да ладно уж, они постараются для вас, мадам.

От Лидии не ускользнул намек, и она внезапно зарделась от гнева. Сначала дети, теперь еще и Роза. Каждый старается дать ей понять, что Иван поступает предосудительно, приводя в дом чужого человека. В конце концов, это его дом.

Не раздумывая, Лидия произнесла:

— Надеюсь, Агнес и все остальные в доме будут стараться и для мистера Станфилда. Ведь это он платит им деньги.

Роза осталась совершенно невозмутимой, но Лидия почти сразу устыдилась своего взрыва.

— Деньги еще не все, — заметила Роза и тихо ушла в дом. Лидия откинулась на подушки в кресле и закрыла глаза.

Наступил один из тех моментов, когда она теряла хладнокровие. По сути дела, не важно, что свидетелем этого стала Роза: этой женщине, одной в целом мире, было известно, насколько поверхностна тихая сдержанность, которую Иван и другие люди находили такой привлекательной в Лидии. Роза знавала времена, когда Лидия рыдала не столько от физической боли, сколько от душевной. Она не раз наблюдала вспышки раздражения и муки Лидии при виде собственных неподвижных ног, когда та пыталась бороться с унижением, не желая, чтобы ее укладывали и вынимали из кровати, одевали и даже купали. Не раз Лидия плакала на теплом плече Розы, получая и помощь, и утешение от человека, перед которым не нужно было притворяться. При всей ее язвительности Роза умела и помочь, и приободрить свою хозяйку.

— Будет вам, нечего так волноваться, мадам, — говорила она тоном, каким разговаривают с капризным ребенком. — То, что неизлечимо, должно быть терпимо.

— Это плохое утешение.

— Возможно. Но что вам за радость расстраиваться и портить свою внешность? Если хозяин увидит вас с заплаканными глазами, он спросит, что случилось!

Отчего-то эти полуворчливые выговоры лучше успокаивали, чем сентиментальное сочувствие.

Однажды, когда было особенно плохо, Лидия взяла Розу за руку.

— Спасибо, Роза, — сказала она. — Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Что ж, возможно, и придется узнать в один прекрасный день, — бодро заявила Роза. — Я всегда говорю: нужно полагаться только на себя. Половина бед исчезла бы в мире, если бы мы обходились только своими силами.

Лидия рассмеялась. Бесполезно ожидать от Розы нежности. Она была как сильный порыв свежею чистого воздуха.

А еще Роза была единственным человеком, который осмеливался открыто говорить с Иваном. Если ей казалось, что в данную минуту Лидия особенно остро нуждается в нем, она без всяких сожалений решительно вторгалась в его студию, даже когда он сочинял, и доставляла его к постели больной. Остальные слуги побаивались Ивана. Они ворчали по поводу его беспорядочных привычек, но, стоило ему чего-нибудь потребовать, они подобострастно кидались выполнять его поручения. Роза не боялась никого и ничего.

— Вы нужны хозяйке, сэр, — сказала она однажды, войдя в студию, где Иван последние три часа сражался за роялем с трудным пассажем в симфонии собственного сочинения.

Иван гневно взглянул на нее.

— Вон! — закричал он. — Разве вы не видите, что я работаю?

— Хозяйка ждет вас, — не отступала от своего Роза. — Ей пора спать, но она не уснет, пока вы не пожелаете ей спокойной ночи, сами знаете. Идемте же. Ваша музыка никуда не убежит.

— Черт бы вас побрал! — закричал Иван, а потом внезапно начал хохотать, швырнул свою партитуру на пол и послушно отправился к Лидии.

— Роза приказала мне явиться сюда, — сказал он. — У меня сложилось не слишком приятное впечатление, дорогая, что она считает музыку не таким уж важным занятием. Любительское времяпрепровождение! Работа не для мужчины!

— Она потревожила тебя? — спросила Лидия. — Очень жаль. Я говорила ей не делать этого.

— Потревожила? — Иван рассмеялся над вопросом. — Думаю, Роза потревожила бы самого Господа Бога, если бы ей показалось, что он тебе нужен.

— Очень жаль, — еще раз повторила Лидия.

— Ты на самом деле хотела видеть меня? — спросил он, присаживаясь на кровать.

У них так было заведено, что он задавал вопросы.

— Я всегда хочу тебя видеть, — ответила Лидия. Иван наклонился, чтобы поцеловать ее.

— В таком случае я прощаю Розу.

— А меня? — спросила Лидия.

— Тебя не за что прощать, — ответил он. — Роза права, музыка может подождать, а вот мы не можем.

Он наклонился, чтобы вновь поцеловать ее, а когда ушел, Лидия сразу глубоко заснула без сновидений.

«Как мне повезло, что у меня есть Роза», — подумала она теперь, оставшись одна на веранде, и как бы в шутку начала считать свои везения.

Иван, Филип, Кристин, Роза, Лоренс Грейнджер, как добрый сторожевой пес всегда где-то поблизости и всегда рядом в случае нужды, Элизабет и в последнюю очередь этот дом, их очаг, не пострадавший, не тронутый бомбежкой за все опасные военные годы.

«Мне повезло, ужасно повезло», — мысленно повторила Лидия и увидела, что из сада к ней направляется Иван, а с ним молодая женщина. Иван поздоровался издалека.

— Привет, ты не удивлена, что мы так рано?

— Очень удивлена, — сказала Лидия.

Они подходили все ближе, и она на секунду запаниковала, не в силах заставить себя посмотреть на девушку, и поэтому не отрывала взгляда от лица Ивана.