— Скорее, они не должны увидеть нас вместе!

— Но почему, черт побери? — крикнул он в свою очередь, от души желая, чтобы под рукой у него был мощный пожарный шланг.

— Скандал!

Остин сдвинул брови, услышав этот ответ, и последовал за Кэндис в предусмотрительно распахнутую экономкой дверь. Конечно же. Как он мог забыть?

Деньги. Все дело в деньгах.

— Мерзкие стервятники! Миссис Дейл никому не причинила зла, почему они не оставят ее в покое? Она даже не может спокойно прогуляться у себя в саду — из-за кустов вот-вот выскочат газетчики и защелкают своими фотоаппаратами. А теперь еще вертолет!

Глядя на то, как экономка яростно что-то шинкует на кухонном столе, Остин был вынужден признать, что вертолет — это уж чересчур. Как говаривали в старину, нет дыма без огня.

Печально известная вдова ушла переодеваться, оставив его в промокших шортах и майке наедине с рассерженной экономкой. Впрочем, он вполне мог поладить с миссис Мерриуэзер: надо было просто сидеть молча и слушать.

— Бедняжка совсем бледная, и неудивительно — целыми днями сидит дома! Она нуждается в свежем воздухе и солнечном свете, но не может выйти погулять.

Бледная? Без свежего воздуха и солнечного света? Это Остину не понравилось. Вредно для здоровья. И все потому, что Кэндис боится репортеров. Вот, значит, почему она не смела выйти из дома с тех пор, как он здесь. Трудно ее осуждать за это, если…

— Что тут плохого, если она хочет ребенка? — продолжала возмущаться миссис Мерриуэзер, не оборачиваясь. — Даже после того, как мистер Ховард умер? Я вырастила троих после смерти моего Джима, и миссис Дейл с этим справится. Кроме нас двоих, этому ребенку никого больше не надо.

Угу. Кроме них двоих, стало быть? Это Остину тоже совсем не понравилось. Он невольно поежился, представив себе, каково его чаду будет расти в такой компании — мать-отшельница и сержант в юбке. В этом вот дворце, осаждаемом газетчиками, телерепортерами и жадными до денег родственниками.

— Почему бы ей снова не выйти замуж?

Остин не сообразил, что высказал вслух то, о чем думал, пока миссис Мерриуэзер не обернулась и не пронзила его взглядом, способным заморозить его мокрые шорты. С опозданием вспомнил — Джек говорил, что вдова не хочет выходить еще раз замуж. Никогда. Но почему? Остин взглянул на нож в руке у миссис Мерриуэзер и не стал повторять вопрос. Она же не знает, что его это близко касается.

«Но куда запропастилась пресловутая миссис Вансдейл? Слишком долго она переодевается», — подумал Остин, уставившись с самым невинным выражением в немигающие глаза экономки. Надо надеяться, пожилая дама просто сочтет его грубым мужланом, который забылся и задал неуместный личный вопрос о своей нанимательнице.

Миссис Мерриуэзер продолжала молча смотреть на него, словно решала его судьбу.

Забавно, во время их первого разговора эта воинственная бабулька хлопала ресницами, словно влюбленная школьница. Теперь она смотрит на него так, будто на лбу у него выжжено клеймо преступника. Может, спросить, где тут ванная, и пойти проверить?

Вернее, одна из многих туалетных комнат. По крайней мере его ребенку будет где пописать в горшочек… Черт побери, в этом непривлекательном и даже отталкивающем строгом доме нет места, где ребенок рос бы и играл. Он должен был это знать. Джек должен был это знать. И о чем только братец думал? Впрочем, думать Джеку нечем — у него просто нет мозгов, во всяком случае, здравого смысла.

И все же это непростительно. Злосчастный кретин!

Остин чуть было не нахмурил лоб, но вовремя спохватился и сложил губы в неестественно сладкую улыбку. Он должен был во что бы то ни стало обворожить старую воительницу и узнать мать своего ребенка настолько, чтобы принять решение.

Решение… Какое? Черт побери, если сам это знает. Но обязан принять его любой ценой. Умри, но не сдавайся!

Он подскочил на стуле, когда миссис Мерриуэзер со стуком водрузила на середину стола тарелку сандвичей, а следом за ней два высоких стакана с лимонадом.

Сандвичи напомнили Остину, что он ничего не ел с самого утра, пропустив ленч. И тут, заурчав, заявил о себе пустой живот.

— Во имя Спасителя, приметесь вы наконец за еду? Я отлично слышу, что ваш желудок требует своего!

Остин улыбнулся в ответ на слова экономки, сказанные шутливо-благодушным тоном. Она явно простила ему его оплошность.

— Спасибо, я подожду миссис Вансдейл.

— Миссис Дейл. — Миссис Мерриуэзер сложила посудное полотенце, которым протирала и без того сияющие чистотой дверцы шкафчиков. — Именно так называют ее служащие. Вансдейл — это слишком длинно.

В сущности, она хотела дать ему понять, что такая честь не для него, но Остин проглотил свою гордость.

— Ладно, значит, миссис Дейл, — покорно повторил он, памятуя о своем намерении поладить с экономкой.

На самом деле он предпочел бы называть свою нанимательницу просто Кэндис и усмехнулся, вообразив, какую мину состроила бы миссис Мерриуэзер, позволь он себе эту неслыханную дерзость. Вот была бы потеха! Но если он хочет чего-то добиться, надо вести себя хорошо и быть любезным не только с миссис Дейл, но и с ее преданной служанкой.

— Простите, что заставила вас ждать, — послышался у него за спиной теплый глубокий голос.

У Остина по спине побежали мурашки. «Господи, этот голос даже монаха введет в соблазн, — подумал он, медленно оборачиваясь. — Не говоря уже обо всем остальном, кроме голоса».

Сначала он посмотрел на обутые в сандалии ноги, потом поднял взгляд на безупречно сшитые с великолепно заглаженными стрелками брюки и блузку из тонкого шелка, почти такую же, какая была надета на ней прежде. Одна пуговка случайно осталась незастегнутой, и жаркий взгляд Остина на мгновение проник сквозь петельку к груди Кэндис. По какой-то неведомой причине этот маленький промах разрушил образ совершенной недотроги и навел Остина на мысль о шелковых простынях и обнаженных телах.

Ее.

И его.

Телах разгоряченных, влажных, переплетенных одно с другим.

Уже не впервой Остин ощутил в этой женщине скрытый огонь, о котором, возможно, она сама не подозревала. Но он его чувствовал — безошибочно!

Она высушила волосы и скрепила их заколкой на затылке, лишь несколько золотистых прядей спускались челкой на лоб, а остальные свободно падали на спину шелковистым каскадом. И в воображении Остина возникли новые запретные эротические картины при мысли о том, как выглядели бы эти волосы растрепанными.

Остин перевел взгляд на ее порозовевшее лицо, и его поразило, что Кэндис смотрит на него с беспокойством и даже страхом, — ни следа уверенности в себе, которую он ожидал увидеть.

Что, черт возьми, это значит? Она красивая женщина, безусловно, привыкшая к вниманию со стороны особей противоположного пола.

— Мистер Хайд, я…

— Остин! — почти прорычал он, все еще пытаясь понять, почему она так на него среагировала.

Кэндис села на стул напротив него, глядя куда угодно, только не в его направлении. Смущенная, встревоженная. Однако голос ее звучал твердо и до смешного чопорно, когда она сообщила:

— Мне удобнее называть вас мистером Хайдом.

Остин смотрел на ее склоненную голову, борясь с желанием протянуть руку, расстегнуть три верхние пуговки у нее на блузке и снять заколку с волос. Эту леди надо бы научить расслабляться, решил он. В конце концов, если ей предстоит воспитывать его ребенка…

— Откуда вы узнали, что я беременна?

Задавая вопрос, она быстро взглянула на Остина, вероятно, надеясь застать его врасплох. Ладно, пусть она богата, пусть необыкновенно красива, но ей не удастся его перехитрить.

С самым простодушным выражением лица Остин потянулся за сандвичем.

— Ну, во-первых, я слышал, что кричал корреспондент «Сакраменто стар» возле клиники. — Это не было ложью, зато дальнейшее — чистым враньем. — И сама миссис Мерриуэзер подтвердила это в нашем собеседовании.