— Совершим обмен. Согласна?

— Идет.

Кэндис снова повернула голову к окну и, немного помолчав, заговорила:

— Мы приехали сюда вскоре после того, как мама вышла замуж за Пита Клэнси. Это был их медовый месяц, но меня не с кем оказалось оставить и потому пришлось взять с собой. Мне было восемь лет. — Кэндис вздохнула, стараясь сделать это незаметно, однако Остин увидел, и у него защемило сердце. — Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда.

— Ты и Клэнси?

— Да. Правда, мы старались не показывать этого, потому что оба любили маму. Предполагалось, что мы пробудем на озере неделю, но Пит решил прервать медовый месяц через два дня и вернуться в Сакраменто.

— Из-за тебя?

Остин поморщился: голос у него прозвучал хрипло, а он понимал, что Кэндис не примет его жалости.

— Он не говорил ничего такого, по крайней мере тогда. — Кэндис пожала плечами, но Остин видел, что боль еще сильна и глубока. — Заявил, что вспомнил о делах, которые будто бы не успел уладить, но каждый раз, как он смотрел на меня, я чувствовала, что все из-за меня. Мама умерла через два месяца…

Остин не сознавал, что держит ее пальцы в своих, пока Кэндис не пошевелила рукой. Он заставил себя ослабить хватку. Образ маленькой девочки, оставшейся наедине с человеком, которого она почти не знала и совсем не любила, разрывал ему сердце.

— Мама заставила меня обещать, что я буду о нем заботиться, — сказала Кэндис как о чем-то само собой разумеющемся. — И я заботилась. — Она высвободила руку и потянулась за стаканом. — С тех пор много воды утекло. Мои обязательства по отношению к Питу в прошлом.

Остин подумал о Клэнси и о крупном чеке, который передал в его жадные маленькие руки. Вспомнил он и замечание Клэнси насчет того, что Кэндис ему помогала. Должно быть, ей было неловко признать, что помогала гораздо дольше, чем того требовало обещание, данное матери. Видимо, эти обязательства доставили ей немало сердечной боли. И по вине Джека мучения еще не кончились. Остин зажмурился, со страхом думая о часе, когда Кэндис станет все известно.

— Что с тобой?

Остин открыл глаза.

— Ничего, — хрипло произнес он. — Уйдем отсюда.

— Но ведь теперь твоя…

— Очередь, — договорил он за нее. — Я помню и вовсе не пытаюсь отделаться, но нам действительно пора ехать, если хотим добраться туда до темноты. Поговорим позже, обещаю тебе.

Он положил на столик чаевые и выскользнул из кабинки, а сердце его сжималось от страха.

Скоро она узнает. Скоро возненавидит его.

Осознавая это, Остин тем не менее не жалел ни об одной секунде времени, проведенного в обществе Кэндис за последние два месяца.

Медленно протянул руку, чтобы помочь ей выбраться из кабинки. Она приняла ее с невинной доверчивостью ребенка.

Что-то было не так.

Кэндис почувствовала напряжение в руке Остина, прочитала замешательство на его лице. Скованность сохранялась еще долго после того, как он наполнил бензобак фургона, купил несколько специальных ведерок для охлаждения и, набив их льдом, переложил туда скоропортящиеся продукты из никуда не годного холодильника в фургоне. Вскоре они были уже в дороге.

Неужели Остина испугала перспектива разговора с ней о себе самом? Или она сказала что-то, отчего он стал таким мрачным? Кэндис старательно перебрала в голове весь разговор, слово за словом.

Ничего. Почти все время говорила она — и только о себе, так что вряд ли могла чем-то обидеть Остина. Кэндис откинула голову на подголовник сиденья и закрыла глаза. От сытной и тяжелой еды ее клонило в сон, к тому же она мало спала предыдущей ночью — у них было свидание с Остином на кухне.

— Мы почти приехали.

Кэндис очнулась от звука его голоса, сообразив, что, должно быть, задремала. Протерла глаза, огляделась по сторонам, посмотрела на часы, потом посмотрела еще раз. Оказывается, она проспала около двух часов.

Окружающий пейзаж резко изменился. Дорожное движение бампер к бамперу, мили бетонных многоэтажных домов уступили место лесам, горам и просторным полям. Кое-где у дороги стояли большие деревенские коттеджи. Температура воздуха сильно упала, сорокаградусная жара осталась в Сакраменто.

Впечатления Кэндис от прошлой поездки на озеро Тахо плохо сохранились в памяти — она не запомнила такой пышной зелени. Но ребенок восьми лет не слишком обращает внимание на подобные вещи.

Трейлер, пыхтя, преодолел подъем на крутой холм и, кажется, совсем изнемог от усилий. Когда они оказались наверху, Кэндис увидела серебристый блеск вдали. Озеро Тахо на границе Калифорнии и Невады славилось чистотой, прозрачностью воды и красотой. Возвышаясь над лесами, окружающими их с обеих сторон, величавые, украшенные снежными шапками горы были отличным местом для катания на лыжах.

— Как красиво, — благоговейно прошептала Кэндис, давно позабывшая весь этот пейзаж.

— Вот именно.

Кэндис быстро повернула голову на звук голоса Остина, в котором явственно уловила хрипловатую ноту. Он смотрел вовсе не на окрестности, а на нее. Кэндис покраснела. Перед ней был прежний Остин — она знала и любила его таким, она рада была его возвращению.

— Не стоит ли тебе повнимательнее смотреть на дорогу? — не без иронии спросила она.

— Предпочитаю смотреть на тебя.

Но тут прозвучал громкий автомобильный гудок, и Остин поспешил сосредоточиться на дороге. Впереди показалась вывеска кемпинга. Остин направил машину на стоянку напротив офиса и выключил мотор.

— Пойду зарегистрирую нас, — сказал он, задержав взгляд на лице своей спутницы.

Кэндис осталась одна и могла подумать о грядущей ночи.

Так она и сделала.

С наступлением вечера Остин показал себя опытным туристом: развел веселый костер на безопасной круглой площадке и кормил Кэндис жареными сосисками и лепешками до тех пор, пока она со смехом не запросила пощады. После захода солнца температура воздуха упала, но Кэндис не было холодно. От костра шел жар, да и накинутая на плечи спортивная куртка Остина согревала ее.

Стараясь вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя такой счастливой и спокойной, Кэндис наблюдала со своей удобной позиции в шезлонге за тем, как Остин подбрасывал в огонь сухие сучья из кучи, собранной ими обоими еще до наступления темноты.

— А ведь миссис Мерриуэзер знала, куда мы едем, верно?

Остин поднял голову, и пламя костра высветило мужественные черты его лица.

— Она это и предложила, причем очень настойчиво. А как ты догадалась?

Кэндис, скрестив руки на груди, обхватила себя за плечи.

— Лишние одеяла, теплая одежда, которую я не укладывала. К тому же она нисколько не удивилась, когда я говорила с ней по телефону.

— Тебе бы детективом быть, — заключил Остин, вытирая руки от пыли о джинсы.

Он раскрыл складной стул и уселся напротив Кэндис, положив ногу на ногу. Кэндис не обращала особого внимания на мерцавшие достаточно далеко от них огоньки костров соседей по кемпингу, но не обращать внимания на мужчину, сидящего напротив, не могла. Остин переоделся в свободный зеленый свитер, который подчеркивал ширину его плеч, и, должно быть, по сравнению с этим, казалось, что джинсы особенно плотно обтягивают бедра и ноги.

А может, виновато всего лишь ее бурное воображение.

С некоторым усилием Кэндис отвела взгляд в сторону и уставилась на огонь, удивляясь своему разыгравшемуся либидо и не зная, то ли стыдиться, то ли радоваться подобному обстоятельству.

— Хочешь чашку горячего какао? — спросил Остин.

Кэндис кивнула и проводила его взглядом, пока он не скрылся в трейлере. Через несколько минут она услышала сдавленные проклятия, потом что-то зазвенело. Остин выскочил из фургона с невероятно злой физиономией. Кэндис прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от улыбки.

— Позволь мне угадать — печка не работает?

— Да, не работает! — прорычал Остин. Потрогал щетину на подбородке и добавил: — А мне не мешало бы побриться.