Молли совершенно не уделяла внимания шкафам и их содержимому, что действовало Кейсу на нервы. Ему приходилось удовлетворять свое любопытство лишь тем, что попадало в поле зрения ее блуждающего взгляда: глиняная посуда, старинное оружие, предметы, настолько скрытые налетом пыли, что это делало их абсолютно неопределимыми, обтрепанные куски гобеленов...
– Мой Джонни, понимаешь, Кейс, он был умницей, по-настоящему толковым парнем. Начинал он как ходячий тайник на Мемори-лейн, с чипом в голове, и люди платили ему, чтобы прятать там свою информацию. В тот вечер, когда мы впервые встретились, за ним по пятам шел як, убийца, и я сделала этого японца. Мне просто повезло, но я сумела его одолеть. После этого, Кейс, все было так складно и славно...
Молли беззвучно шевелила губами. Но Кейс понимал, о чем она говорит, он чувствовал ее слова, ему не нужно было, чтобы она произносила их вслух.
– У нас была отработана слежка, мы оставляли зацепки в пакетах данных и после этого получали ниточки ко всему, что Джонни когда– либо хранил в своем чипе. Мы делали копии всего этого на лентах, а затем начинали раскручивать избранных клиентов... бывших клиентов. Я была его носильщиком, мускулами, сторожевым псом. Я была по– настоящему счастлива. Ты когда-нибудь был счастлив, Кейс? Он был моим парнем. Мы работали вместе. Были партнерами. Когда я встретилась с ним, я была только восемь недель как из клуба с марионетками...
Молли сделала паузу, огибая острый угол повествования, и продолжила свой рассказ. Вокруг нее по-прежнему возвышались полированные шкафы, и цвет их стенок напоминал Кейсу надкрылья тараканов.
– Складно, славно и не завися ни от кого – вот так мы с ним работали. Так, как будто никто и никогда не мог нас потревожить. Я бы не позволила, никому. Но якудза, я только потом это поняла, они хотели достать Джонни. Потому что я убила их человека. Потому что Джонни провел их. А яки– они могли позволить себе ждать и подбираться медленно, чертовски медленно, приятель, выжидая годы и годы. Дадут тебе сладко пожить, так, чтобы тебе было чего терять, когда они придут за тобой. Терпеливые как пауки. Дзен-пауки.
Тогда я еще не знала про все это. А если бы и знала, то решила бы, что нас это не коснется. Потому что когда ты молод, то считаешь себя исключительным. А я была молода. И они пришли, как раз тогда, когда мы решили, что набрали достаточно, и хотели завязать, собрать манатки и перебраться в другое место, может быть, в Европу. Потому что без денег там делать нечего, и мы оба это прекрасно понимали. А деньги у нас были, мы катались как сыр в масле – швейцарские счета в орбитальных банках и гнездышко, полное мебели и безделушек. Набили мошну под самую завязку.
Тот первый як, который пытался его убить, был мастером своего дела. Рефлексы такие, каких ты в жизни не видал, имплантаты, стиля столько, что хватило бы на десяток обычных бойцов. А второй, посланный ими, был... не знаю, как и сказать... был почти как монах. Клон. Убийца-автомат, выращенный из нескольких клеток тела. И все, что в нем было, это смерть, молчание и ледяное спокойствие...
Молли замолчала. Коридор перед ней разделился на два рукава, в каждом вверх вели ступени. Молли взяла левее.
– Однажды, давно, когда я была маленькой, мы жили в старом доме под снос. Этот дом стоял в старых кварталах на Гудзоне, и там было полно крыс, господи, таких здоровенных крыс. Они вырастали до огромных размеров, потому что жрали химикаты. Я была тогда маленькой, и эти крысы были размером почти с меня, и одна из них по ночам скреблась у нас под полом. Однажды кто-то привел к нам старика. Его щеки были все в морщинах, а глаза совершенно красные. У него был под мышкой сверток из кожи, пропитанной жиром, в таких обычно хранят стальные предметы, предохраняя их от ржавения. Этот человек развернул сверток и достал старый револьвер и три патрона. Потом он зарядил свой револьвер одним патроном и начал ходить по комнате взад-вперед, а мы все уселись у стен.
Взад и вперед. Сложив руки перед собой, свесив голову на грудь, как будто позабыв о револьвере. Он слушал крысу. Мы старались сидеть как можно тише. Старик делал шаг. Крыса двигалась под полом. Крыса передвигалась, и он делал новый шаг. Через час или около того он как будто бы вспомнил о своем револьвере. Прицелился из него в пол, усмехнулся и нажал на курок. Потом завернул оружие обратно в кожу и ушел.
На следующий день я посмотрела через щель между досками под пол. У крысы была дыра между глаз.
Молли внимательно разглядывала запертые двери, появляющиеся справа и слева одна за другой по мере того, как она шла по коридору.
– Тот второй, что пришел за Джонни, был похож на этого старика. Он был не старый, но все равно похож. Он убивал точно так же.
Коридор закончился, и стены расступились. Неподвижное море из груд богатых ковров расстилалось под гигантской люстрой-канделябром, нижние хрустальные подвески которой свисали почти до пола. Молли обогнула люстру, и подвески мелодично зазвенели, заколебавшись от движения воздуха. ТРЕТЬЯ ДВЕРЬ СЛЕВА, замигала надпись на индикаторе в глазах Молли.
Молли повернула налево, с удивлением оглянувшись на перевернутое хрустальное дерево.
– Я видела его только один раз. Я шла домой. Он выходил из дверей. Мы жили в перестроенной бывшей фабрике, где любили селиться молодые сотрудники "Чувств/Сети" и другие подобные типы. Поэтому там было тихо и сидели охранники, и к тому же я установила там много чего дополнительно. Я знала, что Джонни сейчас должен быть наверху. Этот маленький японец, он почему-то привлек мое внимание, когда выходил из дверей. Мне он ничего не сказал. Мы просто посмотрели друг другу в глаза, и я все поняла. Ничем не примечательный человек, небольшого роста, в обычной одежде, никакой гордости, само смирение. Он посмотрел на меня, перешел улицу и сел в такси. И я все поняла. Поднялась наверх, и Джонни сидел в кресле у окна и его рот был чуть– чуть приоткрыт, будто он собирался что-то сказать.
Дверь, перед которой Молли остановилась, была очень старой, резной, из тайского тика, и похоже было, что ее, для того чтобы она вошла в бетонный проем, распиливали напополам. Среди вырезанных на двери переплетенных драконов был заметен примитивный механический замок из нержавеющей стали. Молли встала на колени, вытащила из внутреннего кармана тугой маленький сверток из черной замши и извлекла из него тонкий, как игла, длинный стержень.
– После Джонни я больше не встречала никого, кто затронул бы во мне хоть что-то.
Молли ввела стержень в замочную скважину и принялась медленно, сосредоточенно поворачивать его из стороны в сторону, покусывая нижнюю губу. Кейс понял, что сейчас она полагается только на свое осязание; ее глаза уставились в никуда, взгляд полностью расфокусировался; изображение двери превратилось в светлое туманное пятно. Кейс вслушивался в тишину, нарушаемую только тихим позвякиванием подвесок в люстре. Свечи? В "Блуждающих огнях" все обманчиво. Кейс вспомнил рассказ Кэт о замке с прудом и лилиями, и певучие манерные слова эссе Три-Джейн снова зазвучали у него в голове. Вилла врастает сама в себя. В воздухе виллы витал слабый запах плесени и благовоний, как в церкви. Где сейчас эти Тиссье или Ашпул? Кейс ожидал увидеть здесь что-то вроде чистенького и дисциплинированно жужжащего улья, но на глаза Молли ничего такого не попадалось. Ее монолог взволновал его; никогда прежде она о себе ничего не рассказывала. За исключением истории, поведанной Кейсу в кабинке дома марионеток, Молли почти не упоминала ни о чем таком, что позволило бы предположить, что у нее есть прошлое.
Молли закрыла глаза, и в тот же миг прозвенел металлический щелчок, который Кейс скорее почувствовал, чем услышал. Это напомнило ему магнитные замки в клубе марионеток. Тогда дверь открылась перед ним несмотря на то, что у него был не тот чип. За этим стоял Зимнее Безмолвие, который манипулировал замком с такой же легкостью, с какой управлял беспилотной авиеткой и роботом-садовником. Программа, отвечающая за замки клуба марионеток, была подсистемой цепей службы безопасности Вольной Стороны. Однако элементарный механический замок мог оказаться для ИР серьезной проблемой, требующей для ее решения самодвижущегося кибернетического устройства или человеческого агента.
