Впоследствии «Варяг» был поднят японцами, отремонтирован и включен в состав императорского флота под названием «Сойя». В 1916 году Россия выкупила крейсер, он был укомплектован командой Гвардейского экипажа и под прежним названием «Варяг»[19] совершил переход из Владивостока на русский Север в Мурманск, для усиления военной флотилии Северного Ледовитого океана.

В марте 1917 года «Варяг» ушел на ремонт в Англию. После Октябрьской революции и сепаратного выхода России из Первой мировой войны по приказу Адмиралтейства большая честь экипажа вернулась домой. Британское правительство объявило «Варяг» собственностью королевского военно-морского флота Великобритании, арестовало остававшуюся на нем часть команды, приказало разоружить русский крейсер и продать его на слом.

При буксировке корабль во время шторма был выброшен на камни в Ирландском море близ города Лендалфут. Поскольку никаких возможностей снять крейсер с камней не было, то он спустя несколько лет был разобран на металл. В ответ на запрос Советского правительства официальным Лондоном было заявлено, что «Варяг» был торпедирован немецк ой лодкой и затону л в Ирландск ом море.

В память о героях морского боя при Чемульпо в годы русско-японской войны были установлены памятники во Владивостоке на морском кладбище (туда в 1911 году были перевезены из Кореи останки погибших моряков крейсера «Варяг») и в городе Туле, на родине командира корабля-героя В. Ф. Руднева.

Внезапность нападения японского флота на порт-артурскую эскадру и ее значительное ослабление сделало начало войны не в пользу России. Хотя русская Тихоокеанская эскадра сохранила свою боеспособность и могла продолжать борьбу, командующий эскадрой вице-адмирал О.В. Старк отказался от активных действий на море. Указаний свыше он на то не имел, а взять на себя инициативу оказался не в состоянии.

Таким образом для начавшей войну Японии сложилась самая благоприятная обстановка. Русский флот, представлявший серьезную угрозу, находился в бездействии. В корейских портах Цинампо и Чемульпо началась беспрепятственная со стороны противника высадка первых эшелонов 1-й японской армии генерала Тамесады Куроки. Транспортный поток из портов Японских островов шел непрерывно.

Командующему Соединенным флотом вице-адмиралу Хейхатиро Того не приходилось особо заботиться о переходе транспортов: он был хозяином положения на Желтом море.

14 февраля японские войска заняли Сеул, близ которого впервые столкнулась с русскими казачьими разъездами. Казачья сотня, встретившись на дороге с кавалерийским эскадроном японцев, обратила его в бегство и преследовала до самых городских ворот Сеула. Но на более серьезное дело сотенный командир не пошел, поскольку имел приказ не ввязываться в бои, а только вести наблюдение за действиями противника.

9 февраля в войсках Дальнего Востока и Сибири началась мобилизация. Крепости Порт-Артур и Владивосток были объявлены на военном положении. Назначенный главнокомандующим всеми вооруженными силами России в войне против Японии адмирал Е.И. Алексеев обратился к генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину (теперь бывший уже военный министр стал командующим Маньчжурской армией) за советом, что ему надо делать. Куропаткин ответил:

«Главное – надо отстоять Порт-Артур и не дать разбить себя по частям в Южной Маньчжурии. Под напором превосходных сил надо отходить даже за Мукден, не допуская расстройства войск, принявших на себя первый удар. Придет и наш черед идти вперед».

Император Николай II делал большую ставку, назначая военного министра командующим русской армии в Маньчжурии. В рескрипте, полученным Куропаткиным, государем писалось:

«Зная Ваши блестящие военные дарования, стратегическую подготовку и выдающуюся боевую опытность, Я признал за благо вверить Вам ответственное командование Моею армией, действующей в Маньчжурии против японцев, освободив Вас от обязанностей военного министра. Да поможет Вам Бог успешно совершить возлагаемый Мною на Вас тяжелый, с самоотвержением принятый Вами подвиг».

Назначая бывшего военного министра, овеянного славой «белого генерала» Михаила Дмитриевича Скобелева, командующим русской Маньчжурской армией, российский монарх допускал серьезнейшую ошибку: ведь уже был один главнокомандующий всеми вооруженными силами империи на Дальнем Востоке – наместник адмирал Е.И. Алексеев. Получалось полное двоевластие, от которого ждать хорошего не приходилось.

В своих «Воспоминаниях» С.Ю. Витте, который, как тогдашний министр финансов, имел прямое отношение к русской армии и начавшейся войне, писал:

«Само это назначение все-таки являлось довольно абсурдным, оказывалось: русская армия будет под командой двух лиц – с одной стороны – главнокомандующего, наместника Дальнего Востока Алексеева, а с другой – командующего армией, бывшего военного министра, генерал-адъютанта Куропаткина. Очевидно, что такая комбинация противоречит самой азбуке военного дела, требующего всегда единоначалия, а в особенности во время войны. Поэтому от такого назначения, конечно, кроме сумбура, ничего произойти не могло.

Когда Куропаткин уезжал, то он отправился на войну со всевозможной помпой, говорил различные речи, как будто он уже возвращался с войны победителем Японии. Конечно, было бы гораздо тактичнее и умнее с его стороны ехать на войну спокойно и возвращаться с помпой с войны, уже будучи победителем. К сожалению, вышло совершенно обратное. Вечер перед своим выездом он провел у меня, и вот какой у меня с ним был разговор. Он говорил, что я как лицо, очень близко знающий Дальний Восток и положение дел как в Китае, так и в Японии, может быть, ему бы дал совет относительно общего плана ведения войны. Я просил Куропаткина изложить свой взгляд, он мне сказал, что так как мы к ведению войны не подготовлены, потребуется много месяцев для того, чтобы усилить нашу действующую армию, то он полагает вести войну по следующему плану: пока не соберется армия в должном составе, с действующими нашими на Дальнем Востоке силами постоянно отступать к Харбину, замедляя лишь наступление японской армии, Порт-Артур предоставить своей участи, причем, по его соображению, Порт-Артур должен держаться много месяцев. В это время собирать армию недалеко от Харбина, и когда наша отступающая армия дойдет до того места, то лишь после этого начать наступление на японские силы и эти силы разгромить».

Витте тогда выразил согласие с куропаткинским планом, поскольку знал, что государство не готово к большой войне на Дальнем Востоке. Кроме того, он не видел в царском наместнике адмирале Алексееве человека с полководческими задатками. Витте знал по дипломатическим каналам, что Япония к войне уже успела подготовиться. К тому же театр военных действий находился весьма далеко от Европейской России, центра всех военных и материальных сил империи. Витте вспоминал далее о своей прощальной беседе с Куропаткиным:

«Когда мы обменялись мыслями, Куропаткин встал с кресла, на котором сидел, чтобы со мной проститься, и обратился ко мне с такой речью:

– Сергей Юльевич, вы человек такого громадного ума, таких громадных талантов, наверное, вы на прощанье могли бы дать мне хороший совет, что мне делать?

Я ему сказал:

– Я мог бы вам дать хороший совет, но только вы его не послушаете.

Он с жадностью накинулся на меня, прося сказать, в чем заключается мой совет. Я его спросил:

– Вы с кем едете на Дальний Восток? Он сказал, что с несколькими адъютантами и лицами, которые составят на месте его штаб. На мой вопрос: лица эти таковы, что можно им вполне доверять? – он ответил:

– Конечно. Тогда я ему сказал:

– Теперь главнокомандующий адмирал Алексеев находится в Мукдене. Вы, конечно, поедете прямо в Мукден, и вот что я бы на месте вас сделал: приехав в Мукден, я бы послал состоящих при мне офицеров к главнокомандующему, приказав этим офицерам арестовать главнокомандующего. Ввиду того престижа, который вы имеете в войсках, на такой ваш поступок не будут реагировать. Затем бы я посадил Алексеева в тот поезд, в котором вы приехали, и отправил бы его под арестом в Петербург и одновременно бы телеграфировал Го – сударю императору следующее: